Подкрепив свои силы едой, Блад, несмотря на усталость, долго лежал без сна на мягкой
постели под пологом, которую приготовил ему негр Абрахам в просторной светлой комнате
на втором этаже. Лежал и перебирал в памяти все события этого дня. Ему припомнилась
внезапная, едва уловимая перемена, произошедшая в поведении де Кулевэна при сообщении
о том, что ему должна достаться награда; припомнилась и слащавая улыбка, игравшая на его
губах, когда он вдруг пообещал уладить дело с майором Макартни. Нет, полковник де
Кулевэн отнюдь не из тех, кому можно доверять, или же капитан Блад совсем не знает
людей. Блад понимал, что его персона представляет довольно солидную ценность, за
которую многие готовы будут драться. Английское правительство высоко оценило его
голову. Но было также общеизвестно, что испанцы, не ведавшие от него пощады, заплатят в
три и даже в четыре раза больше, лишь бы заполучить его живым, чтобы затем иметь
удовольствие зажарить его на костре во славу божию. Быть может, этот низкий человек де
Кулевэн внезапно сообразил, что судьба, забросив на этот остров избавителя его жены, даёт
ему тем самым возможность исправить свои пошатнувшиеся дела? Если хотя бы половина
тех жалоб, что изливались из груди мадам де Кулевэн во время ночного путешествия в
пинассе по морю, соответствовала действительности, не было ни малейшего основания
предполагать, что какие-либо соображения щепетильности или чести могут остановить
полковника де Кулевэна.
И чем глубже вдумывался капитан Блад в своё положение, тем сильнее росла его
тревога. Он чувствовал себя в ловушке. И уже начал даже подумывать, не подняться ли ему
сейчас с постели и, невзирая на огромную усталость, не попробовать ли пробраться к
пристани, разыскать свою пинассу, уже сослужившую ему однажды хорошую службу, и
отдаться на милость океана? Но куда можно доплыть в этой утлой посудине? Только до
близлежащих островов, а это все были либо английские, либо французские владения. На
английской земле его ждали арест и виселица, да и французская, видимо, не сулила ему
добра, если здесь, на этом острове, правитель которого был столь многим ему обязан, его
подстерегала гибель. Единственное, что могло бы его спасти, — это деньги. Тогда, если в
открытом море его подберёт какое-либо судно, он, располагая достаточной суммой, может
рассчитывать на то, что шкипер, без лишних расспросов, согласится высадить его на
Тортуге. Но денег у него не было. И, кроме крупной жемчужины, украшавшей его левое ухо и
стоившей примерно четыре тысячи реалов, не было и никаких ценностей.
Он готов был проклинать этот злосчастный поход на пирогах, этот набег на ловцов
жемчуга, который, окончившись столь плачевно, разлучил его с кораблём и заставил
носиться на каком-то обломке по воле волн. Однако, поскольку проклятия по адресу былых
бед, ни в коей мере не помогают предотвратить беды грядущие, капитан Блад решил, что,
как говорится, утро вечера мудрёнее, а посему прежде всего необходимо восстановить свои
силы сном.
Он положил себе проснуться в шесть часов, так как к этому времени должен был
возвратиться майор Макартни, и благодаря многолетней тренировке, проснулся, как всегда,
минута в минуту. Положение солнца на небе с достаточной точностью оповестило его о том,
который час. Он соскочил с постели, разыскал свои башмаки, тщательно начищенные
Абрахамом, кафтан, также приведённый им в порядок, и, наконец, парик, который этот
добрый негр не преминул причесать. И едва успел он облачиться во все вышепоименованные
предметы, как в раскрытое окно до него долетел звук голосов. Сперва послышался голос
Макартни, а затем — полковника Кулевэна, сердечно приветствовавшего майора:
— Прошу вас, сэр, входите, входите.
“Я проснулся как раз вовремя», — подумал Блад и решил, что это хорошее
предзнаменование. Он начал осторожно, крадучись, спускаться вниз. Ни на лестнице, ни в
коридоре никого не было. Перед дверью, ведущей в столовую, он остановился и