с некоторыми, очень ценными для капитана Блада подробностями.
Это известие принёс матрос из команды Пайка — старый морской волк, по имени
Кэнли, бывший лесоруб, ещё в молодости бросивший своё ремесло и ушедший в море. Во
время сражения пуля раздробила ему бедро, и Истерлинг, отходя к берегу, оставил его,
раненого, на верную смерть. Испанцы его не заметили, и ему удалось уползти в кусты, где
его и подобрали наблюдавшие за исходом схватки индейцы. Они оказали раненому помощь
и очень заботливо ухаживали за ним, стараясь сохранить ему жизнь, чтобы он мог рассказать
все, что ему известно, капитану Бладу. На своём ломаном испанском языке они убеждали
его, что ему не следует ничего бояться, так как они доставят его к Дону Педро Сангре.
Индейцы осторожно подняли раненого на борт «Арабеллы», где Питер Блад применил
все своё искусство хирурга, чтобы обработать страшную гноящуюся рану. После этого в
офицерской каюте, превращённой на время в лазарет, Кэнли с горечью поведал Бладу о
своих злоключениях.
Сокровище Моргана существовало на самом деле. И ценность его даже превзошла все
россказни Истерлинга. А сейчас пираты тащили этот клад к берегу, где их ждали корабли.
Но добыт он был дорогой ценой, и особенно дорого пришлось заплатить за него людям
капитана Пайка — вот почему Кэнли рассказывал об этом с такой горечью. На пути туда и
обратно им приходилось неоднократно выдерживать стычки с испанцами, а один раз на них
напали ещё и индейцы. Число их редело от лихорадки и других болезней во время этого
ужасного похода через тропики, где москиты прямо-таки съедали их живьём. По подсчётам
Кэнли выходило, что после последней стычки, в которой он был ранен, из трехсот
пятидесяти человек, высадившихся на берег, в живых осталось не больше двухсот. И, что
самое обидное, из команды капитана Пайка выжило всего двадцать человек. А ведь Пайк по
приказу Истерлинга высадил на берег сто тридцать человек — много больше, чем каждый из
капитанов двух других кораблей, — и оставил на борту «Велиэнта» каких-нибудь два десятка
матросов, в то время как с других кораблей сошло на берег лишь по пятьдесят человек
команды.
Истерлинг на протяжении всего пути заставлял Пайка с его людьми идти в авангарде,
поэтому при каждом нападении им приходилось принимать на себя главный удар. Ясно, что
Пайк возмущался и протестовал. И чем дальше заходило дело, тем решительнее он
возмущался и протестовал, но Истерлинг при поддержке своего сподвижника Роджера
Галлоуэя, командира «Гермеса», так прижал Пайка, что заставил его в конце концов
подчиниться. И люди Пайка тоже не могли ничего поделать, так как их было мало и
становилось все меньше, и остальные, подавляя их численным превосходством, диктовали
им свою волю. Если даже все, кто ещё остался в живых, благополучно доберутся до берега, в
команде Пайка будет теперь не больше сорока матросов, а на тех двух кораблях вместе —
человек около трехсот.
— Вот, капитан, видали, как обошёлся с нами этот Истерлинг? — угрюмо заключил
свой рассказ Кэнли. — Обвёл нас вокруг пальца. А нынче он с этим Галлоуэем — оба
мерзавцы, каких свет не видывал, — такую забрали силу, что Кросби Пайк и пикнуть против
них не смеет. Видать, в чёрный день поднял наш «Велиэнт» якорь, чтобы уйти от вас,
капитан, к этому подонку Истерлингу, чтоб ему пропасть со своим сокровищем!
— Да, — задумчиво промолвил капитан Блад. — Боюсь, что для капитана Пайка это
сокровище действительно пропало.
Он упруго поднялся со стула, стоявшего возле койки раненого, — высокий, стройный,
полный сил и грации, в коротких чёрных штанах до колен, туго обтягивающих бедра, в
шитом серебром камзоле с пышными белыми рукавами из льняного батиста. Свой чёрный с
серебром кафтан он скинул, прежде чем приступить к обязанностям хирурга. Жестом
отослав негра в белом халате, державшего чашку с водой, корпию и пинцет, и оставшись