Однако один из пиратов, человек практической складки, уже успел, как видно, кое о
чем подумать и, схватив Жуанвиля за шиворот, отшвырнул его в сторону.
— Ну, ты! — крикнул он капитану Бладу. — Лезь на палубу и забирай с собой
остальных. Да поживее! Мы не хотим, чтобы нас тут потопили, как крыс!
Все четверо поднялись, как им было предложено, на палубу. Вслед им полетели
проклятия и угрозы.
Пираты, остававшиеся на палубе, не были, по-видимому, посвящены в намерения
Истерлинга, а, быть может, подчинялись отданному кем-то приказу, но, так или иначе, они
не препятствовали капитану Бладу и его товарищам покинуть корабль.
В шлюпке, на полпути к кораблю, к Хагторпу вернулся дар речи:
— Клянусь спасением души, Питер, я уже подумал было, что нам крышка.
— Да и я, — с жаром подхватил Питт. — Что ни говори, они могли разделаться с нами в
два счета. — Он повернулся к Питеру Бладу, сидевшему на корме: — Ну, а если бы по какой-
нибудь причине нам не удалось выбраться оттуда за эти десять минут и Огл и вправду
принялся бы палить, что тогда?
— О, — сказал Питер Блад, — главная-то опасность в том и заключалась, что он вовсе
не собирался палить.
— Как так, ты же это приказал!
— Да, вот как раз это я и забыл сделать. Я сказал ему только, чтобы он дал холостой
выстрел, когда мы пробудем на «Бонавентуре» час. Как бы ни обернулось дело, это все равно
нам не повредит, подумал я. И, клянусь честью, кажется, не повредило. Фу, черт побери! —
Блад снял шляпу и, словно не замечая изумления своих спутников, вытер вспотевший лоб. —
Ну и жара! Солнце так и печёт.
НЕЖДАННАЯ ДОБЫЧА
Капитан Блад любил повторять, что человека следует оценивать не по его способностям
задумывать великие предприятия, но по тому, как он умеет распознать удобный случай и
своевременно воспользоваться им.
Захватив великолепный испанский корабль «Синко Льягас», Блад доказал, что обладает
этими способностями, и подтвердил это ещё раз, разрушив замыслы подлого пирата
капитана Истерлинга, вознамеривавшегося завладеть этим благородным судном. Однако
после того как он сам и его корабль чудом избежали гибели, стало ясно, что воды Тортуги
для них опасны. В тот же день на шкафуте был созван совет, и Блад изложил на нем
следующую простую философию: когда на человека нападают, ему надо либо драться, либо
бежать.
— А поскольку мы не сможем драться, когда на нас нападут, а нападут на нас
обязательно, следовательно, нам остаётся только сыграть роль трусов, хотя бы для того,
чтобы остаться в живых и доказать свою храбрость впоследствии.
Все с ним согласились. Однако если и было принято решение немедля спасаться
бегством, то, куда именно бежать, предстояло обдумать позднее. Пока же необходимо было
уйти подальше от Тортуги и от капитана Истерлинга, в чьих коварных намерениях
сомневаться больше не приходилось.
И вот в глухую полночь, звёздную, но безлунную величественный фрегат, бывший
некогда гордостью верфей Кадиса, бесшумно поднял якорь и, ловя парусами попутный бриз,
используя отлив, повернул в открытое море. Если скрип кабестана, лязганье якорной цепи и
визг блоков и выдали этот манёвр Истерлингу, стоявшему на борту «Бонавентуры» в
кабельтове от «Синко Льягас», то помешать намерениям Блада он все равно был не в силах.
По меньшей мере три четверти его разбойничьей команды пьянствовало на берегу, и
Истерлинг не мог идти на абордаж с пиратами, остававшимися на корабле, хотя их и было
вдвое больше, чем матросов на «Синко Льягас». Впрочем, если бы даже все двести человек