оленя. «Синко Льягас» на время был забыт. Ведь совсем рядом была куда более лёгкая
добыча.
Наклонившись над перилами юта, Истерлинг принялся поспешно выкрикивать
команды. С лихорадочной быстротой с палуб было убрано все лишнее и от носа до кормы
натянута сеть на случай, если в предстоящем бою шальное ядро собьёт стеньгу или рею.
Чард, помощник Истерлинга, коренастый силач, несмотря на свою тупость, умевший
Превосходно управлять кораблём и работать абордажной саблей, встал к рулю. Канониры
заняли свои места, вытащили свинцовые затычки из запальных отверстий и, держа наготове
тлеющие фитили, ожидали команды. Какими бы буйными и своевольными ни были люди
Истерлинга в обычное время, перед боем и в бою они свято блюли дисциплину.
Их капитан, стоя на юте, внимательно осматривал испанский корабль, который они
быстро нагоняли, и с презрением наблюдал поднявшуюся на его палубе суматоху. Его
опытный взгляд сразу определил, что произошло с галионом, и резким гнусавым голосом он
сообщил о своих выводах Чарду, стоявшему под ним у штурвала.
— Они шли на родину в Испанию, когда их захватил ураган. Грот-мачта у них треснула,
а может, они получили и ещё повреждения и теперь возвращаются в Сан-Доминго
залечивать раны. — Истерлинг удовлетворённо рассмеялся и погладил густую чёрную
бороду. На багровой физиономии злорадно блеснули тёмные наглые глаза. — Испанец,
который спешит домой, — это лакомый кусочек, Чард. Там будет чем поживиться. Черт
побери, наконец-то нам повезло!
Ему действительно повезло. Он давно уже злобствовал, что его шлюп «Бонавентура» не
обладает достаточной мощью, чтобы захватить в Карибском море по-настоящему ценный
приз, и по этой-то причине он и стремился завладеть «Синко Льягас». Но, конечно, он
никогда не рискнул бы напасть на отлично вооружённый галион, если бы не повреждения,
которые лишили испанский корабль возможности маневрировать и стрелять по борту
противника.
Галион первым дал залп из орудий левого борта по «Бонавентуре», тем самым подписав
себе смертный приговор. «Бонавентура», повёрнутый к нему носом, был для него плохой
мишенью и, если не считать одной пробоины в кубрике, не получил никаких повреждений.
Истерлинг ответил залпом из носовых погонных орудий, целя по палубе испанца. Затем,
ловко предупредив неуклюжую попытку галиона развернуться, «Бонавентура» подошёл к его
левому борту, пушки которого были только что разряжены. Раздался треск, тяжёлый удар,
скрежет перепутавшегося такелажа, грохот падающих стеньг и стук абордажных кошек,
впившихся в обшивку испанца. И вот, сцепившись намертво, оба корабля поплыли вместе,
увлекаемые ветром, а пираты по команде великана Истерлинга дали залп из мушкетов и, как
муравьи, посыпались на палубу галиона. Их было около двухсот человек — озверелых
бандитов в широких кожаных штанах; кое-кто был в рубахах, но большинство предпочитало
драться голыми по пояс, и обнажённая загорелая кожа, под которой перекатывались мышцы,
делала их ещё ужаснее с виду.
Им противостояло от силы пятьдесят испанцев в кожаных панцирях и железных
шлемах: построившись на шкафуте галиона, словно перед смотром, они спокойно целились
из мушкетов, ожидая команды горбоносого офицера в шляпе с развевающимся плюмажем.
Офицер скомандовал, и мушкетный залп на мгновение задержал нападающих. Затем
волна пиратов захлестнула испанских солдат, и галион «СантаБарбара» был взят.
Пожалуй, в ту эпоху в этих морях трудно было отыскать человека более жестокого и
безжалостного, чем Истерлинг, и те, кто плавал под его командой, как это обычно случается,
старались во всем подражать своему свирепому капитану. Они принялись хладнокровно
убивать испанских солдат, выбрасывая трупы за борт, и так же хладнокровно разделались с
канонирами на батарейной палубе, несмотря на то, что эти несчастные сдались без