Нападая на судно, столь хорошо вооружённое, как «Синко Льягас», но обладающее
малочисленной командой, разумнее всего было идти прямо на абордаж, и капитану
Истерлингу казалось, что для более ходкого и поворотливого «Бонавентуры» это не составит
труда, тем более что себя он считал опытным моряком, а своего противника — тупоголовым
невеждой в морском деле, презренным докторишкой.
Поэтому Истерлинг просигналил Чарду о своих намерениях, и Чард, жаждавший свести
счёты с человеком, который уже однажды посмел одурачить их всех, проскользнув ужом у
них между пальцами, сделал крутой поворот и приказал своим людям готовиться к бою.
Питт вызвал из каюты капитана Блада, тот поднялся на ют и принялся наблюдать в
подзорную трубу за приготовлениями на борту своего старого приятеля — «Бонавентуры».
Смысл их стал ему тут же ясен. Конечно, он был морским врачом, но вовсе не таким уж
тупоголовым невеждой, каким опрометчиво назвал его Истерлинг. Его служба во флоте де
Ритера в те ранние бурные дни, когда он не слишком усердно занимался медициной,
помогла ему постичь тактику морских сражений так основательно, как и не снилось
Истерлингу. И теперь он был спокоен. Он покажет этим пиратам, что уроки, преподанные
великим флотоводцем, не пропали даром.
Если «Бонавентура» мог рассчитывать на победу, только пойдя на абордаж, то «Синко
Льягас» должен был полагаться лишь на свои пушки. Ведь, располагая всего двадцатью
способными драться людьми, Блад не мог надеяться на благоприятный исход схватки с
противником, который, по его расчётам, десятикратно превосходил их численностью.
Поэтому он приказал Питту привести корабль как можно ближе к ветру, чтобы затем
поставить его против борта «Бонавентуры». На батарейную палубу он послал Огла, бывшего
канонира королевского флота, отдав под его начало всю команду, кроме шестерых человек,
которым предстояло управлять парусами.
Чард немедленно догадался, что он задумал, и выругался сквозь зубы ветер
благоприятствовал этому манёвру Блада. Кроме того, у Чард а были связаны руки — ведь он
хотел захватить «Синко Льягас» целым и невредимым, а следовательно, не мог, прежде чем
взять его на абордаж, предварительно расстрелять из пушек. К тому же он отлично понимал,
что грозит «Бонавентуре», если на «Синко Льягас» сумеют правильно использовать свои
дальнобойные крупнокалиберные пушки. А судя по всему, кто бы сейчас ни командовал
этим кораблём, ему нельзя отказать ни в умении, ни в решительности.
Тем временем расстояние между кораблями быстро сокращалось, и Чард понял, что
должен немедленно что-то предпринять, иначе «Синко Льягас» подойдёт на пушечный
выстрел со стороны его правого борта. Держать ещё круче к ветру он не мог и поэтому
повернул на юго-восток, намереваясь описать широкий круг и приблизиться к «Синко
Льягас» с наветренной стороны.
Истерлинг наблюдал за этим манёвром с палубы «Санта-Барбары» и, не поняв, в чем
дело, выругал Чарда дураком. Он принялся осыпать его ещё более свирепыми
ругательствами, когда увидел, что «Синко Льягас» внезапно сделал левый поворот, словно
намереваясь преследовать «Бонавентуру». Чард, однако, только обрадовался этому манёвру
и, обрасопив паруса, позволил противнику приблизиться. Затем, вновь забрав ветер всеми
парусами, «Бонавентура» галсом бакштаг помчался вперёд, намереваясь описать задуманный
круг. Блад догадался о его намерении и, в свою очередь обрасопив паруса, занял такую
позицию, что «Бонавентура», поворачивая на север, неминуемо должен был подставить ему
свой борт на расстоянии выстрела его тяжёлых орудий. Чтобы избежать этого, Чард был
вынужден снова идти на юг. Истерлинг следил за тем, как оба противника в результате этих
манёвров уходят от него все дальше, и, побагровев от ярости, в гневе взывал к небесам и
преисподней. Он отказывался верить своим глазам: Чард спасается бегством от
тупоголового лекаришки! Чард, однако, и не думал бежать. Проявляя отличную выдержку и