перебил его:
— С вами обходятся так милосердно, как вы, наверное, никогда не обходились со
своими пленниками. Советую воспользоваться моим мягкосердечием. Если же испанцы на
Эспаньоле пощадят вас, когда вы там высадитесь, возвращайтесь к своей охоте и копчению
свинины — для этого вы годитесь лучше, чем для моря. А теперь убирайтесь.
Но Истерлинг не сразу покинул фрегат. Он стоял, широко расставив сильные ноги, и,
покачиваясь, все сжимал и разжимал кулаки. Наконец он принял решение:
— Оставьте мне этот корабль, и на Тортуге, когда я туда доберусь, я уплачу вам
четыреста тысяч испанских реалов. По-моему, это для вас выгоднее, чем пустое злорадство,
если вы просто высадите нас на берег. — Поторапливайтесь! — только и ответил ему Блад,
но уже более грозным тоном.
— Восемьсот тысяч! — воскликнул Истерлинг. — А почему не восемь миллионов? — с
притворным изумлением спросил Блад. — Обещать их столь же легко, как и нарушить
подобное обещание. Я в такой же мере готов положиться на ваше слово, капитан Истерлинг,
как поверить, что в вашем распоряжении имеется восемьсот тысяч испанских реалов.
Злобные глаза Истерлинга прищурились. Скрытые чёрной бородой толстые губы плотно
сомкнулись, а потом слегка раздвинулись в улыбке. Раз ничего нельзя добиться, не открыв
секрета, так он промолчит. Пусть Блад утопит сокровище, которое ему, Истерлингу, во
всяком случае уже не достанется. Эта мысль доставила пирату даже какое-то горькое
удовлетворение.
— Надеюсь, мы ещё когда-нибудь встретимся, капитан Блад, — сказал он с притворной
угрюмой вежливостью. — Тогда я вам кое-что расскажу, и вы пожалеете о том, что сейчас
творите.
— Если мы с вами когда-нибудь встретимся, не сомневаюсь, что эта встреча послужит
поводом для многих сожалений. Прощайте, капитан Истерлинг, и помните, что у вас есть
ровно пятнадцать минут.
Истерлинг злобно усмехнулся, пожал плечами и, резко повернувшись, спустился в
ожидавший его ялик, покачивавшийся на волнах.
Когда он сообщил решение Блада своим пиратам, они впали в дикую ярость при мысли,
что им предстоит лишиться своей добычи. Их неистовые вопли донеслись даже до «Синко
Льягас», заставив Блада, не подозревавшего об истинной причине их возмущения,
презрительно усмехнуться.
Он смотрел, как спускали шлюпки, и вдруг с удивлением увидел, что эта разъярённая
вопящая толпа внезапно исчезла с палубы «Санта-Барбары». Прежде чем покинуть корабль,
пираты кинулись в трюм, намереваясь увезти с собой хоть частицу сокровищ. Капитана
Блада стало раздражать это промедление.
— Передайте Оглу, чтобы он пустил ядро в их бак. Этих негодяев следует поторопить.
Грохот выстрела и удар двадцатичетырехфунтового ядра, пробившего высокую носовую
надстройку, заставили пиратов в страхе покинуть трюм и устремиться к шлюпкам. Однако,
опасаясь за свою жизнь, они сохраняли некоторое подобие дисциплины — при таком
волнении шлюпке ведь ничего не стоило перевернуться.
Мокрые лопасти весел засверкали на солнце, шлюпки отплыли от галиона и стали
удаляться в сторону мыса, до которого было не более двух миль. Едва они отошли, как Блад
скомандовал открыть огонь, но тут Хагторп вцепился ему в локоть.
— Погодите-ка! Стойте! Смотрите, там кто-то остался!
Блад с удивлением посмотрел на палубу «СантаБарбары», потом поднёс к глазу
подзорную трубу. Он увидел на корме человека с непокрытой головой, в панцире и сапогах,
по виду совсем не похожего на пирата; человек отчаянно размахивал шарфом. Блад сразу
догадался, кто это мог быть.