кажется, не обратили на это внимания, — что моё путешествие сюда было сопряжено со
многими превратностями. По правде говоря, уже одно то, что мне в конце концов удалось
все же попасть на этот остров, похоже на чудо. Я сам пал жертвой этого дьявола — капитана
Блада. Корабль, на котором я отплыл из Кадиса, был им потоплен неделю назад. Мой
двоюродный брат, дон Родриго де Кейрос, сопровождавший меня, попал в руки страшного
пирата и в настоящее время находится у него в плену, но я оказался счастливее его — мне
удалось бежать. Впрочем, это слишком длинный рассказ, и я не стану утомлять вас
описанием всего, что произошло.
— Меня это нисколько не утомит! — вскричал его превосходительство, от любопытства
теряя свою чванливость.
Однако дон Педро не пожелал вдаваться в подробности, невзирая на проявленный к ним
интерес.
— Нет, нет, как-нибудь потом, если у вас ещё не пропадёт охота. Не столь уж это
существенно. Для вашего превосходительства существенно, главным образом, то, что мне
удалось бежать. Меня подобрал корабль «Сент-Томас» и доставил сюда, и я счастлив, что
могу выполнить данное мне поручение. — Он протянул губернатору свёрнутый
пергамент. — Я упомянул о моих злоключениях лишь для того, чтобы объяснить вам, как
могло случиться, что этот документ так сильно пострадал от морской воды, хотя, впрочем,
не настолько, чтобы стать неудобочитаемым. В этом послании государственный секретарь
его величества оповещает вас о том, что нашему монарху, да хранит его бог, угодно было в
знак признания ваших уже упомянутых мною заслуг одарить вас своей высокой милостью,
возведя в ранг рыцаря самого высшего ордена — ордена святого Якова Компостельского.
Дон Хайме побледнел, затем побагровел. В неописуемом волнении он взял дрожащей
рукой послание и развернул его. Документ и в самом деле был сильно подпорчен морской
водой. Некоторые слова совсем расплылись. На месте титула губернатора Пуэрто-Рико и его
фамилии было водянистое чернильное пятно, а ещё несколько слов и вовсе смыло водой,
однако основное содержание письма, целиком соответствовавшее сообщению дона Педро,
явствовало из этого послания с полной очевидностью и было скреплено королевской
подписью, которая нисколько не пострадала.
Когда дон Хайме оторвал наконец глаза от бумаги, дон Педро протянул ему кожаный
футляр и нажал пружинку. Крышка отскочила, и глаза губернатора ослепил блеск рубинов,
сверкавших, подобно раскалённым углям, на чёрном бархате футляра.
— Вот орден, — сказал дон Педро. — Крест святого Якова Компостельского — самый
высокий и почётный из всех орденов, и вы им награждаетесь. Дон Хайме с опаской, словно
святыню, взял в руки футляр и уставился на сверкающий крест. Монах, приблизившись к
губернатору, бормотал слова поздравления. Любой орден был бы высокой и нежданной
наградой для дона Хайме за его заслуги перед испанской короной. Но награждение его
самым высоким, самым почётным из всех орденов превосходило всякое вероятие, и
губернатор Пуэрто-Рико на какое-то мгновение был совершенно ошеломлён величием этого
события.
Однако через несколько минут, когда в комнату вошла очаровательная молодая дама,
изящная и хрупкая, к дону Хайме уже вернулись его обычное самодовольство и
самоуверенность.
Увидав элегантного незнакомца, тотчас поднявшегося при её появлении, дама в
смущении и нерешительности замерла на пороге. Она обратилась к дону Хайме:
— Извините. Я не знала, что вы заняты.
Дон Хайме язвительно рассмеялся и повернулся к монаху.
— Вы слышите! Она не знала, что я занят. Я — представитель короля на Пуэрто-Рико,
губернатор этого острова по повелению его величества, а моя супруга не знает, что я могу