капитан Блад. Он вздохнул и встал. — Если это ваше последнее слово, то разрешите
пожелать вам приятного окончания сегодняшнего дня. Я же отнюдь не расположен попасть
в руки карибской эскадры.
— Никуда вы отсюда не уйдёте, — резко сказал полковник. — Что касается вас, то мне
мой долг тоже ясен. Макартни, стражу!
— Ну, ну, не валяйте дурака, полковник. — Блад жестом остановил Макартни.
— Прошу меня не учить. Я обязан исполнить свой долг. — Неужто ваш долг призывает
вас так подло отплатить мне за ту весьма ценную услугу, которую я вам оказал, предупредив
о грозящей опасности? Подумайте-ка хорошенько, полковник.
И снова супруга полковника выступила в роли адвоката капитана Блада выступила
решительно и страстно, отчётливо понимая, что в этот момент было единственно
существенным и важным.
Доведённый до отчаяния полковник снова упал на стул.
— Но я не могу! Не могу я вступать в сделку с бунтовщиком, с изгоем, с пиратом! Честь
моего мундира… Нет… Нет, я не могу!
Капитан Блад проклял в душе тупоголовых самодержцев, которые посылают подобных
людей управлять заморскими колониями.
— Считаете ли вы, что честь вашего мундира требует оказать должное сопротивление
испанскому адмиралу?!
— А женщины, Джеймс? — снова напомнила ему супруга. — Право, Джеймс, раз ты в
таком отчаянном положении — ведь целая эскадра собирается напасть на тебя, — его
величество, несомненно, одобрит твоё решение принять любую предложенную тебе помощь.
Вот какую опять повела она речь и повторяла свои доводы снова и снова, пока и
Макартни не поддержал её и не сделал попытки преодолеть ослиное упрямство его
высокоблагородия. В конце концов под этим двойным нажимом губернатору пришлось
принести своё достоинство в жертву целесообразности. Сумрачно и неохотно он пожелал
узнать условия, предлагаемые пиратом.
— Для себя я не прошу ничего, — сказал капитан Блад. — Я приму меры к защите
вашего населения просто потому, что в моих жилах течёт та же кровь. Но после того как мы
прогоним испанцев, я должен получить от вас по восемьсот реалов на каждого из моих
людей, а у меня их двести человек.
Его высокоблагородие остолбенел. — Сто шестьдесят тысяч! — Он едва не задохнулся
от возмущения и настолько утратил своё пресловутое достоинство, что сделал попытку
поторговаться.
Но капитан Блад остался холоден и непреклонен, и в конце концов его условия были
приняты.
В тот же вечер Блад принялся возводить укрепления для защиты города.
Форт-Бей — узкий залив глубиной около двух миль и не больше мили в самой своей
широкой части — напоминал по форме бутылку. Вдоль горла этой бутылки тянулась
длинная песчаная банка, выступая из воды во время отлива и деля пролив на две части.
Пролив к югу от этой банки был доступен лишь для самых мелководных судов, узкая же
северная часть, у входа в которую бросила якорь «Арабелла», имела не менее восьми
саженей в глубину, а во время приливов даже несколько больше и открывала таким образом
доступ в гавань.
Пролив охранялся фортом, расположенным на небольшой возвышенности в северной
части мыса. Это было квадратное приземистое сооружение с навесными бойницами,
сложенное из серого камня: вся его артиллерия состояла из дюжины допотопных пушек и
полдюжины кулеврин, бивших самое большее на две тысячи ярдов, — тех самых орудий, о
которых столь презрительно отозвался капитан Блад. Эти пушки он прежде всего и заменил