Лишь один ответный беспорядочный залп бортовых орудий дал куда-то в темноту
флагманский корабль, после чего адмирал покинул своё разбитое судно, только потому ещё
державшееся на воде, что киль его крепко засел в остове затопленного корабля. Вместе с
уцелевшими остатками своей команды адмирал поднялся на борт «Индианы» — одного из
фрегатов, который, не успев вовремя сбавить ход, врезался в корму флагмана. Так как
скорость была невелика, фрегат не особенно пострадал, разбив себе только бушприт, а
капитан фрегата не растерялся и тотчас отдал приказ убрать те немногие паруса, что были
уже поставлены.
На счастье испанцев, береговые пушки в этот момент перезаряжались. Во время этой
короткой передышки «Индиана» приняла на борт спасшихся с флагмана, а шлюп, который
шёл следом за «Индианой», быстро оценив положение, сразу же убрал все паруса, на вёслах
подошёл к «Индиане», оттянул её за корму от флагмана и вывел на свободное пространство,
где второй фрегат, успевший лечь в дрейф, палил наугад по умолкшим береговым
укреплениям.
Впрочем, он достиг этим лишь одного: открыл неприятелю своё местонахождение, и
вскоре пушки загрохотали снова. Ядро одной из них довершило дело, разбив руль
«Индианы», после чего фрегату пришлось взять её на буксир.
Вскоре стрельба прекратилась с обеих сторон, и мирная тишина тропической ночи
могла бы снова воцариться над Сент-Джоном, но уже все население города было на ногах и
спешило на берег узнать, что произошло. Когда занялась заря, на всем голубом пространстве
Карибского моря не видно было ни единого корабля, кроме «Арабеллы», стоявшей на якоре
в тени отвесного берегового утёса и принимавшей на борт снятые с неё для защиты города
пушки, да флагманского галиона, сильно накренившегося на правый борт и наполовину
ушедшего под воду. Вокруг разбитого флагманского корабля сновала целая флотилия
маленьких лодок и пирог — корсары спешили забрать все ценности, какие были на борту.
Свои трофеи они свезли на берег: орудия и оружие, нередки очень дорогое, золотые и
серебряные сосуды, золотой обеденный сервиз, два окованных железом сундука, в которых,
по-видимому, хранилась казна эскадры — около пятидесяти тысяч испанских реалов, — а
также много драгоценных камней, восточных ковров, одежды и роскошных парчовых
покрывал из адмиральской каюты. Вся эта добыча была свалена в кучу возле укреплений для
последующего дележа, согласно законам «берегового братства».
Когда вывоз трофеев с затопленного корабля был закончен, на берегу появилась
упряжка мулов и остановилась возле драгоценной кучи.
— Что это? — спросил капитан Блад, находившийся поблизости.
— От его благородия губернатора, — отвечал негр, погонщик мулов. Чтобы, значит,
перевезти все это.
Капитан Блад был озадачен. Оправившись от удивления, он сказал:
— Весьма обязан, — и распорядился нагружать добычу на мулов и везти на край мыса к
лодкам, которые должны были доставить сокровища на борт «Арабеллы».
После этого он направился к дому губернатора.
Его пригласили в длинную узкую комнату; на одной из стен портрет его величества
покойного короля Карла II сардонически улыбался собственному отражению в зеркале
напротив. В комнате стоял тоже длинный и тоже узкий стол, на котором лежало несколько
книг и гитара; в хрустальной чаше благоухали ветки белой акации. Вокруг стола были
расставлены стулья чёрного дерева с прямыми спинками и твёрдыми сиденьями.
Появился губернатор в сопровождении Макартни. Лицо губернатора за ночь словно бы
ещё больше вытянулось в длину.
Капитан Блад, с подзорной трубой под мышкой и широкополой шляпой с пышным
плюмажем в руке, отвесил низкий поклон.