— Но вы же не даёте мне времени! — в отчаянии воскликнул губернатор, показывая тем
самым, что он сдался. — Как могу я собрать такую сумму за час?
— Я не стану требовать невозможного. Пришлите мне деньги до захода солнца, и я
уведу свой корабль. А сейчас я позволю себе откланяться, чтобы задержать открытие боевых
действий. Счастливо оставаться!
Они позволили ему уйти — им ничего больше не оставалось. А на вечерней заре
капитан Макартни подъехал верхом к пиратскому форту. За ним следовал слуга-негр, ведя в
поводу мула, навьюченного мешками с золотом. Капитан Блад один вышел из форта им
навстречу.
— От меня бы вам этого не дождаться, — проворчал сквозь зубы жёлчный капитан.
— Я постараюсь запомнить это на случай, если вас когда-нибудь поставят управлять
колониями. А теперь, сэр, к делу. Что в этих мешках?
— По сорок тысяч золотом в каждом.
— В таком случае сгрузите мне четыре мешка — сто шестьдесят тысяч, которые я
должен был получить за оборону острова. Остальное можете отвезти обратно губернатору
вместе с поклоном от меня. Пусть это послужит уроком ему, а также и вам, дорогой капитан,
чтобы вы поняли: первый, основной долг каждого человека — это долг перед самим собой,
перед собственной совестью и честью, а не перед должностью, и остаться верным этому
долгу, одновременно нарушая данное вами слово, нельзя!
Капитан Макартни засопел от изумления.
— Чтоб мне сдохнуть! — хрипло пробормотал он. — Но вы же пират!
— Я — капитан Блад, — холодно прозвучал в ответ суровый голос флибустьера.
ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Капитан Блад был доволен жизнью, другими словами, он был доволен собой.
Стоя на молу в скалистой Кайонской бухте, он смотрел на свои суда. Не без чувства
гордости оглядывал он пять больших кораблей, составлявших его флотилию, — ведь когда-
то все они, от киля до верхушек мачт, принадлежали Испании. Вон стоит его флагманский
корабль «Арабелла» с сорока пушками на борту; красный его корпус и золочёные порты
сверкают в лучах заходящего солнца. А рядом — бело-голубая «Элизабет», не уступающая
флагману по мощности огня, и позади неё — три корабля поменьше, на каждом — по
двадцать пушек, все три захваченные в жаркой схватке, у Маракайбо, откуда он их на днях
привёл. Этим кораблям, именовавшимся прежде «Инфанта», «Сан-Филипе» и «Санто-
Нинно», Питер Блад присвоил имена трех парок[3] — «Клото», «Лахезис» и «Атропос», как
бы давая этим понять, что отныне они станут вершителями судеб всех испанских кораблей,
какие могут им повстречаться в океане.
Проявив в этом случае юмор пополам с учёностью, капитан Блад, как я уже сказал,
испытывал довольство собой. Его команда насчитывала около тысячи человек, и при
желании он мог в любую минуту удвоить это число, ибо его удача уже вошла в поговорку, а
что может быть драгоценней удачи в глазах тех, кто в поисках рискованных авантюр очертя
голову следует за вожаком? Даже великий Генри Морган в зените своей славы не обладал
такой властью и авторитетом. Нет, даже Монтбар, получивший от испанцев прозвище
«Истребитель», не нагонял на них в своё время такого страха, как теперь дон Педро Сангре
— так звучало по-испански имя Питера Блада. Капитан Блад знал, что он объявлен вне
закона. И не только король испанский, могуществу которого он не раз бросал вызов, но и
английский король, не без основания им презираемый, — оба искали способа его
уничтожить. А недавно до Тортуги долетела весть, что последняя жертва капитана Блада —
испанский адмирал дон Мигель де Эспиноса, особенно жестоко пострадавший от его
руки, — объявил награду в восемьдесят тысяч испанских реалов тому, кто сумеет взять
капитана Блада живым и передать ему с рук на руки. Обуреваемый жаждой мщения, дон