разыгравшаяся неделю назад в таверне «У французского короля». Двое пьяных головорезов
сцепились из-за женщины — жалкого обломка, вышвырнутого судьбой из Европы И
прибитого к островам Нового Света. Эта несчастная, сохранившая ещё некоторую
миловидность, но столь же грязная и потрёпанная, как её полуистлевшие лохмотья, пыталась
вмешаться в свару, причиной которой была она сама, но один из головорезов отвесил ей
хорошую затрещину, и тогда Блад в порыве рыцарского гнева сбил негодяя с ног и вывел
Женщину из притона.
— Они устроили на вас засаду вот там, недалеко отсюда, — говорила женщина. — Они
хотят вас убить.
— Кто — они? — спросил Питер Блад, мгновенно вспомнив предостережение
мадемуазель д'Ожерон.
— Их там десятка два. И если только они узнают… если они увидят, как я вас тут
остановила… мне сегодня же ночью перережут глотку.
Она пугливо озиралась по сторонам в темноте, голос её дрожал от страха, который,
казалось, все возрастал. Внезапно она хрипло вскрикнула:
— Да не стойте же здесь! Идите за мной, я укрою вас до утра в безопасном месте.
Утром вы вернётесь на свой корабль и хорошо сделаете, если не будете его покидать или
хотя бы станете ходить не един, а с товарищами. Идёмте! — Она потянула за рукав. —
Спокойней, спокойней! — сказал Питер Блад, высвобождая свой рукав. — Куда это ты меня
тащишь?
— Ах, да не все ли равно куда, раз вы этим избежите опасности! — Она снова с силой
потянула его за рукав. — Вы были добры ко мне, и я не могу позволить, чтобы вас убили. А
нас обоих зарежут, если вы не пойдёте со мной!
Уступив наконец её уговорам — скорее ради её безопасности, нежели ради своей, —
Питер Блад позволил женщине увлечь его за собой с широкой улицы в узкий проулок, из
которого она выбежала, чтобы перехватить его. По одной стороне этого проулка стояли на
довольно большом расстоянии друг от друга деревянные одноэтажные хибарки, по другой —
тянулась ограда какого-то участка.
Возле второй хибарки женщина остановилась. Низенькая дверь была распахнута
настежь, внутри тускло мерцал огонёк медной керосиновой лампы.
— Входите, — шепнула женщина.
Две ступеньки вели в хибарку, пол которой был ниже улицы. Питер Блад спустился по
ступенькам и шагнул в комнату.
В ноздри ему ударил тяжёлый, тошнотворный запах табачного перегара и коптящей
лампы. И прежде чем он успел оглядеться по сторонам в этом тусклом свете, страшный удар
по голове, нанесённый сзади каким-то тяжёлым предметом, оглушил его, и в
полуобморочном состоянии он повалился ничком на грязный земляной пол.
Женщина пронзительно взвизгнула, но визг, внезапно оборвавшись, перешёл в хриплый,
сдавленный стон, словно её душили, и снова наступила тишина.
Капитан Блад не успел пошевелиться, не успел даже собраться с мыслями, как чьи-то
ловкие жилистые руки быстро принялись за дело: ему скрутили руки за спину, сыромятными
ремнями стянули кисти и лодыжки, затем подняли, пихнули на стул и крепко-накрепко
привязали к спинке стула. Коренастый, похожий на обезьяну человек склонил над ним своё
мощное туловище на уродливо коротких кривых ногах. Рукава голубой рубахи, закатанные
выше локтя, обнажали длинные мускулистые волосатые руки. Маленькие чёрные глазки
злобно поблёскивали на широком, плоском, как у мулата, лице. Красный в белую полоску
платок был повязан низко, по самые брови. В огромное ухо было продето тяжёлое золотое
кольцо.
Питер Блад молча смотрел на него, стараясь подавить закипавшее в нем бешенство,