— Тебе так и так нужно от него избавиться, Сэм. Это же мерзавец и предатель, мне ли
его не знать. Ты ему стал сегодня поперёк дороги, и он тебе этого не забудет. Сам бы мог
понять — ты же видишь, как он предал меня. Да только ты все равно ничего не понимаешь.
У тебя есть глаза, Сэм, но ты видишь не больше, чем слепой щенок. И голова у тебя вроде
есть, но её вполне могла бы заменить и тыква, иначе ты не стал бы колебаться между
испанцем и мной.
— А, ты опять про это!
— Да, разумеется. Предлагаю тебе четыреста тысяч и ручаюсь честью, что не буду
помнить зла и мстить тебе. Даже Каузак пытался тебе втолковать, что моему слову можно
верить, — он-то не колебался принять моё предложение.
Питер Блад умолк. Бандит-охотник молча смотрел на него, размышляя. Лицо у него
посерело от волнения, пот крупными каплями выступил на лбу. — Четыреста тысяч,
говоришь? — прохрипел он наконец.
— Ну, а то как же? Зачем тебе делиться с этим французом? Думаешь, он стал бы
делиться с тобой? Он бы, уж конечно, постарался всадить тебе нож в спину, а все денежки
положить себе в карман. Ну же, Сэм, смелей, не упусти своего счастья! К дьяволу испанцев!
Чего ты их боишься! Ты боишься каких-то призраков. Я защищу тебя от них! На борту моего
флагманского корабля ты будешь в полной безопасности.
Сэм оживился, глаза его сверкнули, но тут же потухли снова, затуманенные тревогой.
— Четыреста тысяч… Да больно уж риск велик…
— Да какой же риск — ровным счётом никакого, — сказал капитан Блад. -Вполовину
меньше риска, чем продавать меня испанцам. Ведь рано или поздно эта сделка выйдет
наружу, и тогда, приятель, тебе живым из Тортуги не уйти. И даже если ты отсюда улизнёшь,
мои ребята разыщут тебя и на дне морском.
— Да откуда они про меня узнают?
— Найдётся кто-нибудь, кто им донесёт, — так всегда бывает. Дурак ты был, что взялся
за это дело, и дважды дурак, что связался с Каузаком, он же повсюду кричал, что
рассчитается со мной. Так на кого же в первую очередь падёт подозрение, как не на него? И
как только его схватят — а уж схватят его как пить дать! — он тут же выдаст тебя, можешь
не сомневаться.
— Провалиться мне, а ведь ты верно говоришь! — вскричал Сэм, когда все эти
соображения, совсем не приходившие ему на ум, проникли наконец в его сознание.
— И все остальное, что я тебе говорю, тоже верно, Сэм, уж ты не сомневайся.
— Постой, дай мне подумать.
Питер Блад и на этот раз почёл за лучшее ограничиться сказанным. Пока что в этом
разговоре с Сэмом он достиг такого успеха, на который даже не смел надеяться. Сомнение в
душе Сэма посеяно — оставалось ждать, чтобы оно дало всходы.
Минуты бежали. Сэм, положив локти на стол, опустив голову на скрещённые руки,
сидел неподвижно, погруженный в свои думы. Когда он наконец поднял голову, Питер Блад
при желтоватом свете лампы заметил, как побледнело его блестевшее от пота лицо. «Как
глубоко проник в душу Сэма влитый по капле яд?» — думал пленник. Внезапно Сэм
вытащил из-за пояса пистолет и обследовал затравку. Питеру Бладу эти его действия
показались довольно зловещими, и особенно потому, что Сэм не сунул пистолет обратно за
пояс. Он продолжал возиться с пистолетом; изжелта-серое лицо его было мрачно, губы
твёрдо сжаты.
— Сэм, — негромко окликнул его капитан Блад. — Ну, что ты надумал?
— Я не дам этому ублюдку одурачить меня.
— А дальше что?
— А дальше там видно будет.