действию.
— Постарайтесь выломать дверь! — крикнул ей капитан Блад. — Здесь теперь никого
нет, кроме меня.
Жидкая дощатая дверь быстро поддалась, когда женщина налегла на неё плечом.
Растрёпанная, с одичалым взором, она ворвалась в комнату и, взвизгнув, приросла к месту
при виде представшей её глазам картины.
— Перестань визжать, голубушка! — резко прикрикнул на неё Блад, чтобы сразу
привести её в чувство. — Тебе нечего их теперь страшиться. Они не больше могут причинить
тебе вреда, чем эти табуретки. Мертвецы ещё никому не делали зла. Вон там валяется нож.
Возьми и разрежь эти чёртовы ремни.
Через минуту он был уже на ногах и отряхивал свой помятый плюмаж. Потом взял
шпагу, пистолет, часы и табакерку. Золотые монеты он сгрёб в одну небольшую кучку на
столе и присоединил к ним булавку с драгоценным камнем. — Буду рад, если это поможет
тебе вернуться на родину, — сказал он женщине. — Ведь где-нибудь-то родина у тебя есть?
Женщина разрыдалась. Капитан Блад взял шляпу, поднял валявшуюся на полу трость и,
пожелав женщине доброй ночи, вышел из хибарки.
Десять минут спустя он столкнулся на молу с возбуждённой толпой корсаров с
горящими факелами в руках. Это была поисковая партия, которую Хагторп и Волверстон
отрядили прочесать город. Единственный глаз Волверстона яростно сверкнул при виде
капитана Блада.
— Где ты околачиваешься, дьявол тебя раздери? — спросил Волверстон.
— Пытался выяснить, приносят ли счастье деньги, полученные ценой предательства, —
отвечал капитан Блад.
ЗОЛОТО САНТА-МАРИИ
Флотилия корсаров — пять больших кораблей — мирно стояла на якоре у западного
берега Дарьенского залива. В кабельтове от неё прозрачно-голубые волны, пронизанные
опаловым сиянием утренних лучей, чуть слышно набегали на серебристый полумесяц
отлогого песчаного пляжа, за которым отвесной стеной высился лес, сочно-зелёный после
только что выпавших дождей. На опушке, среди пламенеющих рододендронов, подобно
сторожевому форпосту джунглей, окаймлявших леса, темнели палатки и наспех
сколоченные, крытые пальмовыми листьями бревенчатые хижины лагеря корсаров. Разбив
здесь свой бивуак, матросы капитана Блада производили кое-какую починку и запасались
провиантом — мясом жирных черепах, которых на этом берегу было видимо-невидимо.
Пёстрое пиратское воинство, насчитывавшее свыше восьмисот человек, шумело, как
потревоженный улей. Здесь преобладали англичане и французы, но встречались также
голландцы и было даже несколько индейцев-метисов. Сюда стекались искатели счастья из
Эспаньолы, лесорубы из Кампече, беглые матросы и беглые каторжники, рабы с плантаций
и прочие изгои и отщепенцы как из Старого Света, так и из Нового, объявленные у себя на
родине вне закона.
Было ясное апрельское утро. Трое индейцев вышли из леса и вступили в лагерь. Впереди
шёл высокий широкоплечий индеец с длинными руками и горделивой осанкой. Одежду его
составляли штаны из недубленых шкур и красное одеяло, накинутое на плечи, как плащ.
Обнажённая грудь была расписана чёрными и красными полосами. Золотая пластинка в
форме полумесяца, продетая в нос, покачивалась над верхней губой, в ушах поблёскивали
массивные золотые кольца. Пучок орлиных перьев торчал в иссиня-чёрных гладких и
блестящих волосах. В руке он держал копьё, опираясь на него, как на посох.
Он спокойно, без тени замешательства, вступил в толпу глазевших на него корсаров и на
весьма примитивном испанском языке объявил им, что он — кацик Гванахани, прозванный
испанцами Бразо Ларго[6], и попросил отвести его к капитану, которого он также назвал на