очертания серого массива, и он догадался, что это гора, возвышающаяся в центре круглого
острова Мари-Галанте. Значит, ночью, миновав Доминику, они вышли из Карибского моря в
Атлантический океан.
Дон Жуан в отличном настроении — ночное бражничание, по-видимому, нисколько его
не утомило — присоединился к Бладу на корме и сообщил ему все то, что Блад уже знал сам,
хотя, разумеется, и не подавал виду.
Часа два они продолжали держаться прежнего курса, идя прямо по ветру с
укороченными парусами. Милях в десяти от острова, который теперь уже зеленой стеной
вырастал из бирюзового моря, отрывистые слова команды и пронзительные свистки боцмана
привели в действие матросов. Над палубами «Эстремадуры» натянули сети для падающих во
время сражения обломков рангоута, с пушек сняли чехлы, подтащили к ним ящики с ядрами
и ведра с водой.
Прислонясь к резным поручням на корме, капитан Блад с интересом наблюдал, как
мушкетёры в кирасах и шлемах выстраиваются на шкафуте, а стоявший рядом с ним дон
Жуан тем временем все продолжал разъяснять ему значение происходящего, не подозревая,
что оно понятно его собеседнику лучше, чем кому-либо другому.
Когда пробило восемь склянок, они спустились в каюту обедать. Дон Жуан теперь,
перед приближающимся сражением, был уже не столь шумен. Лицо его слегка побледнело,
движения тонких, изящных рук стали беспокойны, в бархатистых глазах появился
лихорадочный блеск. Он ел мало и торопливо, много и жадно пил и ещё сидел за столом,
когда нёсший вахту офицер, плотный коренастый юноша по фамилии Верагуас, появился в
каюте и сообщил, что капитану пора принимать команду.
Дон Жуан встал. Негр Абсолом помог ему надеть кирасу и шлем, и он поднялся на
палубу. Капитан Блад последовал за ним, не обращая внимания на предостережение
испанца, советовавшего ему не выходить на палубу без доспехов. Галион находился уже в
трех милях от порта Бассетерре. Корабль не выкинул флага, не желая по вполне понятным
причинам лишний раз оповещать о своей национальности, которую, впрочем, и без того
нетрудно было установить по линиям его корпуса и оснастке. На расстоянии мили дон Жуан
уже мог обозреть в подзорную трубу всю гавань и заявил, что не обнаружил там ни единого
военного корабля. Значит, в предстоящем поединке им придётся иметь дело с одним только
фортом.
Ядро, ударившее точно в нос «Эстремадуры», показало, что комендант форта как-никак
знает свои обязанности. Невзирая на это ясно выраженное требование лечь в дрейф, галион
продолжал идти вперёд и был встречен залпом двенадцати пушек. Не получив особых
повреждений, корабль не уклонился от курса и не открыл огня, и дон Жуан заслужил в эту
минуту молчаливое одобрение капитана Блада. Продолжая двигаться навстречу второму
залпу, корабль выдержал его и открыл огонь лишь после того, как Приблизился на
расстояние, с которого он мог бить Прямой наводкой. Тогда он дал бортовой залп, искусно
сделал поворот оверштаг, дал второй бортовой залп и, держась круто к ветру, отошёл, чтобы
перезарядить пушки, стоя к французским канонирам кормой и тем уменьшив возможность
попадания.
Когда он развернулся, чтобы атаковать снова, за его кормой, кроме пинассы,
сослужившей службу капитану Бладу, покачивались ещё три шлюпки, спущенные на воду с
утлегаря.
На этот раз во время атаки на «Эстремадуре» была повреждена бизань-рея и красивые
резные украшения полубака разбиты в щепы. Но это нимало не расстроило капитана, и он,
продолжая весьма искусно управлять кораблём и вести бой, обрушил на форт два мощных
бортовых залпа, из двадцати пушек каждый, и притом с таким точным прицелом, что
заставил форт на какое-то время умолкнуть.