что творят там руководимые испанским грандом солдаты, и он дорого бы дал, чтобы иметь
сейчас под рукой сотню своих корсаров, с которыми он мог бы в два счета смести с лица
земли всю эту испанскую нечисть. Он смотрел на город, и лицо его было мрачно и хмуро.
Как-то раз он уже был свидетелем такого набега и поклялся тогда, что ни один испанец не
будет знать у него пощады. Он нарушил эту клятву, но теперь давал себе слово, что отныне
всегда будет ей верен.
А тем временем стоявший рядом с ним молодой испанец, которому он с радостью
свернул бы шею, клял на чем свет стоит всех богов и все небесное воинство за то, что они
лишили его возможности повеселиться там, на берегу, в этом аду.
Грабители вернулись под вечер той же дорогой, какой ушли — мимо умолкнувшего
порта, — и лодки доставили их по изумрудно-зеленой воде к стоявшему на якоре кораблю.
Они возвращались шумно, с песнями, с ликующими возгласами, разгорячённые вином и
ромом; некоторые щеголяли окровавленными повязками, и все, как один, были нагружены
трофеями. Они отпускали мерзкие шутки, рассказывая о произведённом ими опустошении, и
похвалялись своими омерзительными подвигами.
Никакие пираты на свете, думал капитан Блад, не смогли бы состязаться с ними в
грубости и жестокости. Набег их увенчался полным успехом; потеряли они не больше пяти-
шести человек и беспощадно отомстили за их смерть.
Наконец в последней лодке возвратился на корабль дон Жуан. Впереди него по трапу
поднялись двое матросов; они несли на плечах какой-то узел. Когда они спрыгнули на
палубу, капитан Блад увидел, что они несут женщину, закутанную с головой в плащ. Из-под
тёмных складок плаща выглядывал край шёлковых нижних юбок и брыкающиеся ноги в
шёлковых чулках и изящных туфельках на высоком каблуке. С возрастающим изумлением
капитан Блад убедился, что похищенная женщина, по-видимому, дама из высшего общества.
Следом за матросами по трапу поднялся дон Жуан. Потное лицо его и руки были черны
от пороха. Стоя на верхней ступеньке трапа, он скомандовал:
— Ко мне в каюту!
Блад видел, как женщину пронесли по палубе мимо скаливших зубы, отпускавших
шутки матросов, и она скрылась на плече одного из своих похитителей на продольном
мостике, ведущем к внутреннему трапу.
По отношению к женщинам капитан Блад был всегда истинным рыцарем без страха и
упрёка. Отчасти, быть может, во имя некой прелестной дамы с Барбадоса, для которой он,
по его мнению, был ничем, но память о которой вдохновляла его на самые благородные
поступки, никак, казалось бы, не совместимые с его пиратской деятельностью. Этот
рыцарский дух заговорил в нем сейчас с новой силой. Ослеплённый гневом, он готов был
броситься на дона Жуана, но обуздал свой порыв, понимая, что этим сразу лишит себя
возможности прийти на помощь несчастной пленнице. Её присутствие на корабле не
осталось тайной ни для кого. Она была личным трофеем испанского повесы, командира
корабля, и при одной мысли об этом капитан Блад похолодел.
Тем не менее, когда он, спустившись с юта, шагал по палубе к продольному мостику,
лицо его было спокойно, на губах играла улыбка. В этом узком проходе он столкнулся со
старшими офицерами, из которых трое сопровождали дона Жуана в его экспедиции на
берег; четвёртый был Верагуас. Все они громко смеялись и перебрасывались шутками по
адресу твоего распутного капитана.
Они с шумом ввалились в капитанскую каюту. Блад вошёл последним. Негр-слуга
накрыл к ужину стол, поставив, как всегда, шесть приборов, и зажёг большую серебряную
люстру, ибо солнце уже село и быстро сгущались сумерки.
Дон Жуан появился на пороге одной из кают левого борта. Затворив за собой дверь, он
несколько мгновений продолжал стоять, прислонившись к ней спиной, взглядом,