кувшин с длинным горлышком и двумя ручками, напоминавший по форме амфору, налил
себе вина и выпил. Ставя бокал на стол, он опять покачнулся, и правая его рука, ища опоры,
опустилась на горлышко серебряного кувшина.
Выть может, дон Жуан, нетерпеливо и высокомерно наблюдавший за ним, успел в
какую-то долю секунды уловить холодный, жёсткий блеск светло-синих глаз под тёмными
бровями, только что глядевших бессмысленно и тупо. Но в следующее мгновение, прежде
чем сознание успело осмыслить то, что запечатлел взгляд, серебряный кувшин со страшной
силой обрушился на голову капитана «Эстремадуры».
Капитан Блад, все опьянение которого как рукой сняло, быстро обошёл вокруг стола и
опустился на одно колено возле поверженного им человека. Дон Жуан лежал недвижим на
пёстром восточном ковре; его красивое лицо помертвело, из раны на лбу сочилась струйка
крови. Капитан Блад созерцал дело своих рук, не испытывая ни сожаления, ни раскаяния.
Ведь не за себя страшился он, нанося испанцу внезапный удар, которого тот не ждал, — он
поступил так из страха за беспомощную женщину. Из-за неё он не мог рисковать, не мог
позволить дону Жуану поднять тревогу, что тот наверняка сделал бы, предложи ему Блад
встретиться в честном поединке. Нет, этот жестокий, распутный повеса не заслуживал
лучшей участи.
Капитан Блад наклонился над безжизненным телом испанца, просунул руки ему под
мышки и подтащил к открытому кормовому окну, за которым плыла тёплая, бархатистая
тропическая ночь. Подняв дона Жуана на руки, словно ребёнка, он встал вместе со своей
ношей на крышку ларя и, наклонившись, резким рывком бросил тело за борт. Ухватившись
за пиллерс, он далеко перегнулся вперёд и проследил глазами падение тела.
Негромкий всплеск заглушило журчание волн в кильватере корабля. Когда тело
коснулось фосфоресцирующей поверхности моря, его силуэт на какой-то миг резко
очерченным тёмным пятном лёг на сверкающую воду. Затем пенистые кильватерные струи
сомкнулись, фосфоресцирующие пузыри поднялись на поверхность и лопнули, и море за
кормой приняло прежний вид.
Капитан Блад все ещё стоял, наклонившись вперёд и глядя на воду, словно стремясь
проникнуть взглядом в глубину, когда позади него раздался голос, заставивший его
вздрогнуть. Он выпрямился и насторожился, но не обернулся. Вернее, он уже хотел
обернуться, но замер, держась левой рукой за пиллерс, по-прежнему стоя спиной к каюте.
Он услышал голос женщины, и голос этот звучал нежно, мягко, призывно:
— Жуан, Жуан! Где же ты? Что ты там делаешь? Я жду тебя, Жуан! Слова эти были
произнесены по-французски.
Изумление капитана Блада сменилось раздумьем. Он стоял не двигаясь, выжидая,
стараясь понять, что произошло. Женщина заговорила снова, более настойчиво на этот раз:
— Жуан! Ты слышишь меня, Жуан?
Капитан Блад обернулся и увидел, что она стоит на пороге своей каюты: высокая, очень
красивая женщина лет двадцати пяти; распущенные золотистые волосы пышным плащом
окутывали её полуобнажённые плечи. Воображению капитана Блада эта женщина
рисовалась объятой ужасом, беспомощно скорчившейся на полу в углу каюты, быть может,
связанной по рукам и ногам. Его рыцарственная натура не вынесла этой душераздирающей
картины, и он совершил то, чему мы были свидетелями. А теперь несчастная пленница
появилась перед ним, свободно, по собственной воле перешагнув порог каюты, и призывала
к себе дона Жуана так, как призывают только возлюбленного. Капитан Блад оцепенел от
ужаса. От ужаса при мысли о том, что он содеял, какую чудовищную Ошибку совершил,
поспешив в своём донкихотском угаре сыграть роль провидения и убив человека.
А затем мысли капитана Блада обратились К женщине, чья душа неожиданно
раскрылась перед ним, и ужас, ещё более глубокий, заглушил все остальные чувства. Этот