О чём молчит Ласточка - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 15

14. Точка отсчёта

Снова погружаться в повседневную рутину оказалось сродни пытке. По возвращении домой знакомая, привычная текучка и весь налаженный Володин быт поблекли в его глазах, потеряли значение и смысл, потому что здесь не было Юры.

Раньше Володя считал, что максимально комфортно устроил свою жизнь: у него есть большой дом, дело жизни, которому он посвящает всего себя, приятели, любимое существо — Герда. Теперь же всё это превратилось в пустой ненужный фон, а на передний план вышло одиночество. Оно присутствовало и раньше, но, подобно старой зарубцевавшейся ране, не болело, если лишний раз не трогать. А неделя в Германии разбередила эту рану, разодрала её края, и единственным обезболивающим стал Юра.

Открыв двери своего дома, Володя понял, что теперь для него изменилось многое. Он был рад увидеть собаку. Был рад оказаться среди родных стен, спать в своей удобной кровати, ходить по просторным комнатам, а не спотыкаться, гулять по широкому двору. Но больше его ничто не радовало. Собака — пусть и любимое существо, но не человек, кровать — удобная, но слишком велика для него, комнаты — просторные, но пустые, двор — тусклый. Всё серое, всё пустое без Юры. Во время поездки он нашёл ответы на многие вопросы, испытал незабываемые эмоции, и его жизнь разделилась на слишком явные «до» и «после».

«До» Володя не был ни в чём уверен. Не понимал, кто они друг другу, и сам себе твердил о дружбе. Не знал, какой теперь Юра, ведь видел его лишь таким, каким он выходил с ним на связь. Был больше влюблён в воспоминания о солнечном подростке из своей юности, а не в самого Юру.

«После», хоть многие вопросы решились, других стало ещё больше. Теперь Володя понимал, кто они друг другу. Они — пара. Между ними отношения. И, может, звучало это и здорово, но они всё ещё жили в разных странах, их всё ещё разделяли километры дорог, и жизнь Володи будто замерла в ожидании Юриного приезда. А ещё теперь Володя знал настоящего Юру, понимал, чем тот живёт и, главное, кто его окружает.

Володя увидел, что находится за пределами его монитора и стенами кабинета. В конце концов, Володя влюбился в этого Юру — красивого, талантливого, взрослого. И чем сильнее Володя осознавал, какие теперь между ними отношения, тем мучительнее было возвращаться к онлайн-общению. Зная, какой Юра на ощупь, помня запах его кожи, мимику, жесты и тёплый взгляд, очень сложно было снова брать телефон и писать ему сообщения, снова включать компьютер и звонить ему по вечерам. Помня черты его лица, не иметь возможности рассмотреть их за помехами. Помня звучание его голоса, слышать, как его искажает связь. И, хуже всего, понимая, что они вместе, что их чувства взаимны — не иметь ни малейшего шанса оказаться рядом.

С первого дня в Харькове руки так и тянулись к подаренному диску, но Володя сознательно не давал себе ставить его. Нужно было вернуться в реальность, снова начать жить, а не грезить наяву, чему явно не поспособствовала бы Юрина музыка. Володя был уверен: едва услышит первые звуки, как снова окунётся в волшебство минувшей недели и затоскует.

Усугублялось всё тем, что Юра не мог определиться с точной датой своего приезда. Они договорились на конец марта, но всё зависело от Юриных заказчиков: от того, как быстро те пришлют сценарий и как долго будут принимать работу. А главное — не передумают ли в самый последний момент, потребовав всё переделывать.

Володя с Юрой в прежнем режиме переписывались в ICQ и созванивались в скайпе. В Германии не было таких же длинных новогодних каникул, как в Украине, и Юра засел за работу сразу же, как улетел Володя.

Тот тоже решил не расслабляться и уже шестого января вышел на работу. Охранник на вахте очень удивился, увидев начальника в пустом офисе, когда все уважающие себя люди готовили рождественский стол и ждали появления первой звезды на небе. На самом деле Володя заехал в офис скорее от скуки, чем от большой необходимости. Вечером его позвали в гости Женя с Ириной, а вот что делать весь день, Володя не знал. С утра уже успел побегать с Гердой, убрать снег во дворе и даже съездить на автомойку.

Работы накопилось немного — упущенное время навёрстывать не пришлось. Однако в каникулах был и минус: отдыхали не только те, кому положено отдыхать, но и те, кому стоило бы работать. Володя выяснил, что фуру со стройматериалами для февральского проекта задержали на двое суток на границе. Хотя до праздников Брагинский звонил Володе и уверял, что всё в порядке. Вот и доверяй ему теперь.

В обед написал Юра, и Володя сразу же предложил ему выйти в скайп.

— А ты чего это в офисе торчишь? — удивился тот, как только на экране появилось изображение. — Привет, кстати.

Володя объяснил как есть — мол, скучно сидеть дома.

— И ещё тут связь хорошая, хотел тебя услышать, а не переписываться.

— Ну ты даёшь, конечно, — неразборчиво сказал Юра, что-то жуя. — Будь у меня возможность сидеть дома и ничего не делать, хрен бы кто меня оттуда вытащил.

— Ну, мне всё равно сегодня пришлось бы ехать в город к Ире с Женей, так что… Вот думаю, что Ольке купить. Спросил у Ирины, так та ругаться начала, что я её вечно балую. Ну а как к ребёнку без подарка?

Юра пожал плечами.

— Вот с вопросами про детей — это точно не ко мне. — Он засмеялся. И, видимо, услышав протяжный вздох Володи, добавил: — Хотя… Ну, если хочешь, давай подумаем. Что она любит?

— Русалочек она любит и кукол, что ещё девочки любят? Но не дарить же ей снова Барби, да и это Рождество, а не день рождения, нужно что-то чисто символическое.

Юра снова пожал плечами.

— Купи ей набор киндер-сюрпризов. Она наверняка получила кучу сладостей в праздники, а тут и сладость, и игрушка. Ну и вообще, не знаю, какой ребёнок будет не рад киндеру. У меня есть пара знакомых, кто и в сорок их любит.

Они проговорили ещё полчаса, а потом Юра ушёл работать — у него ведь всё-таки график. Отключившись, Володя обвёл взглядом пустой кабинет. Офисную тишину нарушало лишь отдалённое бормотание телевизора у охранника внизу. И как только раньше Володя мог считать эту тишину уютной?

***

Юра был совершенно прав: Олькино отношение к киндерам оказалось однозначным. Получив гостинец, она повисла у Володи на шее, а затем, довольная, унеслась в комнату добывать сокровища из шоколадных яиц.

Ирина посмотрела на Володю с укором.

— Вов, ну я же просила ничего не дарить, ну что за… — бурчала она, но скорее только для приличия. Понимала же, что Володя никогда не придёт с пустыми руками к крестнице.

Рождество ничем особо не отличалось от других празднований — ну разве что тем, что к столу Ирина приготовила ровно двенадцать блюд, среди которых, конечно, оказалась и традиционная кутья. Не обошлось и без алкоголя. Но и народу было поменьше: Ира, Женя, их сын Пашка, Олькина крёстная Наташа с маленьким сыном и Маша.

Володя спокойно потягивал сок — в этот раз никто не стремился его напоить. За столом было не очень шумно — все слушали рассказ Жени о семейной поездке в Карпаты на новогодние праздники.

— …Ну, в общем, потраченных денег оно стоит, — он уже заканчивал, — природа — безумная, туда бы съездить летом, конечно.

— Володь! — воскликнула Маша. — Так и ты расскажи же нам, как съездил в Берлин.

— О, ты был в Берлине? — удивилась Ира. — По работе или отдыхал?

Володя пожал плечами и коротко ответил:

— В отпуск на неделю летал.

— Ну и? Почему именно в Германию? Что из тебя слова вечно клешнями тянуть надо? — хохотнул Женя.

— Да блин! — воскликнула Маша, видимо, не выдержав. — Его Конев в гости позвал!

Женя посмотрел на Машу с немым вопросом в глазах, Ира нахмурилась. Они явно задумались, будто услышали смутно знакомую фамилию, но никак не могли вспомнить откуда.

— Да Юрка Конев из «Ласточки», ну вы чего! — воскликнула Маша ещё громче. — Ладно Женька его может не помнить, но ты-то, Ирин! Ты же у нас в отряде вожатой была!

— Ой! — Ирина встрепенулась. — Да ну? Тот самый Конев? Серьёзно? — Она посмотрела на Володю.

— Ну да, — кивнул тот.

Володя отвечал сдержанно, потому что сомневался, не вызовет ли пересказ его поездки подозрения. Не странно ли вот так взять и поехать в отпуск в другую страну к человеку, которого не видел двадцать лет?

Но Ирина слишком воодушевилась — отмолчаться уже не получилось бы.

— Ух ты, надо же! А ты и не говорил, что вы до сих пор общаетесь!

— А мы и не общались… Осенью случайно пересеклись, он на гастроли приезжал. — Володя кивнул на Машу. — Маша наткнулась на его афишу, показала мне.

— Гастроли? — От удивления Ирина аж прикрыла рот рукой. — Он что, всё-таки музыкант?

— Композитор и дирижёр. Приезжал со своей программой… эм… симфонией.

— Какой молодец! — Ирина хлопнула в ладоши. — А ведь таким оболтусом был, а! Женька, ты хоть помнишь его?

Женя неопределённо покрутил рукой в воздухе.

— Да ладно тебе, он в «Ласточку» лет пять подряд ездил! Такой бешеный, я вечно из-за него нагоняи от руководства получала. Он то с кем-то подерётся, то что-то разрушит… Ну помнишь, ещё скандал был, он соотряднику нос сломал, а тот оказался… — она задумалась, вспоминая, — ...то ли сыном главы горисполкома, то ли директора завода… Ты же тогда ему в нос вату запихивал, кровищи было…

— Вишневский, — подсказала Маша.

— А! — Женя поднял указательный палец. — Точно! Вспомнил!

Ира покосилась на него.

— Вот стоит только упомянуть травмы, так сразу всё вспоминаешь.

Женя только развёл руками.

— Так и что, и что, Вов? — продолжила расспрашивать Ирина. — Он в Германию перебрался?

— Да давно уже, ещё в начале девяностых.

— Ого! Слушай, обязательно дай нам его контакты, я тоже хочу с ним поболтать. Вы как, по интернету переписываетесь, да?

— В аське, — уточнил Володя.

— Ой, а давайте ему прямо сейчас напишем, может, он выйдет в скайп! — предложила Маша. — У вас же тут хороший интернет, вы же родственникам в Францию звоните постоянно!

Володя покосился на неё исподлобья, но та намёка не поняла.

— Я сейчас ему напишу! — Маша схватила свою раскладушку и начала что-то печатать.

Володя как бы между делом достал телефон, зашёл в аську и быстро набрал Юре:

«Привет. Ирина с Женей про тебя спрашивают, хотят увидеть. Если не хочешь, просто не отвечай сейчас Маше», — и добавил ряд улыбающихся смайликов, чувствуя вину за то, что придётся отвлекать Юру.

Но тот внезапно ответил:

«Я буду очень рад всех видеть, пусть звонят, дай им мой ник».

А в течение следующего получаса Женя пытался найти Юру в скайпе и настроить веб-камеру, а Ирина ходила вокруг него и сыпала советами. Ко всеобщему гомону прибавились визги Ольки и сынишки Наташи, которые чуть не подрались в гостиной из-за какой-то игрушки из киндера. А Володя нервничал, слыша где-то внутри отголоски иррациональной и совершенно глупой ревности — будто бы теперь, когда все узнали о существовании Юры в Володиной жизни, Юру придётся со всеми ними делить.

Маша дёрнула его за рукав, заговорщицки улыбнулась.

— Что ты такой хмурый, а?

— Ничего, всё нормально.

— Нет, ты хмурый, я же вижу.

— Что ты пристала? — не в силах скрыть раздражение, спросил Володя. — С тобой, Маша, конечно, в разведку не пойдёшь.

— Что? — не поняла та и озадаченно уставилась на Володю. Наконец догадавшись, зашептала: — Ты что, боишься, что кто-то что-то не то подумает? Да брось, Володь. Даже если знаешь — сложно поверить.

Вскоре Жене удалось дозвониться, и через несколько секунд в окне скайпа прогрузилось изображение Юры.

— Конев! — тут же воскликнула Ирина.

— Ну здрасьте, Ира Петровна! — кривляясь, ответил тот и даже приветственно отсалютовал.

— Вот же! Точно ты, Конев!

— Ну а кто же ещё?

Ирина быстро сместила со стула Женю и сама уселась перед монитором.

— Как у тебя дела? Давай рассказывай!

— Мне пересказать всю жизнь за те годы, что мы не виделись? Боюсь, придётся прерываться на еду и сон.

— Как всегда паясничаешь! — Ирина довольно засмеялась. — Нам Вова уже рассказал, что ты теперь музыкант, а значит, человек серьёзный...

Может, виной тому было нечёткое изображение, но Юру явно покоробило, когда Ирина назвала Володю Вовой.

— Ну не такой уж и серьёзный, честное слово. Бренчу тут потихоньку на пианино…

Между Женей и Ириной просунулась любопытная Олька.

— Где пианино? — спросила она.

— Юра, а это наша Оля. — Ирина усадила дочку себе на колени. — Оля, помаши дяде Юре в камеру. — Та без особого воодушевления помахала рукой, а Ира продолжила: — Она у нас, кстати, тоже учится играть на пианино. В музыкальную школу ходит после уроков, да? Расскажи дяде Юре, как тебе нравится играть!

Ирине, очевидно, хотелось похвастаться музыкальными способностями дочки, но Олька вдруг воскликнула:

— Нет! Не нравится! Надоело мне это пианино!

— Оля! — строго прикрикнула Ирина. — Ты чего?

Юра захохотал по ту сторону экрана.

— Ничего, ничего, Оля, я тебя прекрасно понимаю, я тоже в детстве из-под палки ходил на уроки музыки. И кому, скажи, сдалось это пианино? Сидишь, ноты учишь, какие-то этюды играешь день за днём — ну и скукотища!

— Да! Ещё и этому жирафу не нравится, как я их играю!

— Какому такому жирафу? — не понял Женя.

— Да этому — Андрею Васильевичу! Он на жирафа похож!

А дальше связь начала прерываться — буквально на самом интересном месте. Ира только начала расспрашивать Юру про жизнь и задала вопрос про семью да жену, как по изображению пошли помехи, пропал звук, а потом звонок и вовсе оборвался.

— Наверное, карточка закончилась, — пожал плечами Женя, пытаясь снова установить соединение. Подёргал провод на модеме, снова позвонил в скайпе, но тщетно.

— Эх, — вздохнула Ирина. — Ну, Вов, напишешь мне его аську, хоть там пообщаемся...

***

После Рождества закипела работа. Из-за задержки фуры Володя не стал верить Брагинскому на слово и всю неделю ездил с проверками по объектам. Строители подозрительно косились на него — надо же, сам директор приехал без предупреждения, да ещё и принялся совать свой нос в каждый документ, осматривать каждый угол и лично требовать отчёта от каждого рабочего о сделанной и несделанной работе. Володя старался всегда быть корректным по отношению к подчинённым, но его ужасно вывели из себя два прораба: один — запахом перегара, другой — целыми пятью «Не знаю» на заданные вопросы. Пока Володя перечислял им их обязанности, сорвал голос.

В середине недели из Твери прилетела мать. Володя поехал встречать её в аэропорт, отвёз домой, помог разобрать вещи. Квартира пустовала четыре месяца, и хотя мама выглядела куда лучше, чем до отъезда, переступив порог, заметно погрустнела. Это Володя уже привык к опустевшему родительскому дому, а мать, наверное, подсознательно ожидала увидеть мужа.

Чтобы отвлечь мать от грустных мыслей, Володя сагитировал её к походу за продуктами, чтобы заполнить пустой холодильник. Потом помог приготовить ужин и решил остаться до утра — побоялся оставлять маму в первую ночь одну.

Володя лежал в своей комнате, чувствуя, как непривычно пружины старого матраса врезаются в спину.

«Почему не спишь? — в одиннадцатом часу прилетело в аську от Юры. — Да ещё и сидишь онлайн».

«Только зашёл проверить, вдруг ты тоже тут, и вот удача! Сам почему не спишь? У тебя же режим!»

«Да кое-кто тут приезжал, весь режим мне сбил, не могу вот так сразу к нему вернуться, ложусь поздно, думаю… о всяком».

«О чём это?»

«Не скажу! — Юра прислал смайл, показывающий язык. — Как там мама?»

«Встретил, привёз домой, остался ночевать в родительской квартире. Лежу в своей старой постели, тут очень неудобный матрац, чувствую спиной все пружины. И как только спал на нём столько лет?»

«Это потому что меня рядом нет. Со мной тебе было бы удобнее».

Володя вздохнул.

«Да, Юр, с тобой мне было бы удобно спать даже на тибетских колючках».

Юра некоторое время молчал, а потом написал:

«Хотя не исключено, что со мной тебе в спину упиралось бы нечто другое».

«Юра!»

Тот прислал в ответ хохочущий смайлик.

«Ладно, я пойду спать. Надеюсь, теперь ты будешь засыпать с мыслями обо мне. Спокойной ночи».

«Спокойной». — Володя занёс было палец над смайликом с поцелуем, но в последний момент передумал. Решил, что это уже чересчур по-детски.

Засыпать с мыслями о Юре действительно было приятно, вот только уснуть получилось не сразу. Оказалось очень легко представить лежащего рядом Юру — на узком диване, тесно прижимающегося и дышащего Володе в шею. Избавиться от этих мыслей было непросто, они не давали уснуть, а стоило начать засыпать, как образ Юры становился даже более чётким, почти осязаемым. А понимание того, что это лишь фантазия, навевало тоску — когда ещё они смогут заснуть в одной кровати в реальности?

С утра мама значительно оживилась. Проснулась раньше Володи, приготовила завтрак, разбудила его.

Вечером, утомлённая после дороги и грустная, она молчала, а вот теперь разговорилась. Пока Володя ел сырники и пил кофе, она пересказывала свою поездку. Володя довольно быстро запутался в хронологии событий — мама имела привычку перескакивать с пятого на десятое. Он слушал вполуха, одновременно желая Юре доброго утра в ICQ. Тот был офлайн, но Володя всё равно решил ему написать:

«Вчера еле уснул, всё думал о тебе. Караул какой-то, если так продолжится — совсем спать не смогу», — и добавил смеющийся смайлик.

— Детки у неё, конечно, такие карапузы, — говорила мама, наливая себе чай. — И вот вроде, знаешь, новорождённые всегда такие… страшненькие, а эти — просто прелесть! Вова в близняшках просто души не чает, ходит их качает постоянно, что-то рассказывает — хотя что они ещё понимают, им месяц от роду! Алина даже раздражается: как Таня привозит их в гости к деду, так он обо всём забывает. И никому не даёт с ними возиться, даже подгузники сам меняет! Такие забавные. Вова же облысел уже, а у малышек волосы только-только появились, да и светлые совсем, незаметные. Он внучек на руках таскает, ну натурально трёхголовый лысый Змей Горыныч!

Володя вопросительно посмотрел на маму, пытаясь представить, что за монстра она выдумала. Он запутался в именах ещё сильнее, чем в хронологии событий, и за последние пять минут потерял нить повествования. Попытался разобраться: Вова — двоюродный брат, Алина — его жена. Таня — какая-то их родственница, но о каких ещё близнецах рассказывает мама?

— Мам, я запутался, откуда взялись близнецы?

Она удивлённо на него уставилась.

— В смысле, разве я тебе не говорила? Таня же родила!

Он кивнул, но всё равно мало что понял.

— А Таня?..

— Сынок, ну что у тебя с памятью? Таня — дочка Вовы. Близнецы — его внуки. — Она задумалась на несколько секунд, а потом добавила: — Ты, наверное, им двоюродным дедом приходишься.

На пару минут Володя завис. Он помнил, что Вова рано женился, ещё лет в двадцать, и что дочка у него родилась вскоре после свадьбы. И понятно, что она уже взрослая, и неудивительно, что уже родила, вот только у Володи с братом разница всего четыре года, а тот уже дедушка? У самого Володи не было детей, и вряд ли когда-нибудь появятся, а у его двоюродного брата уже есть внуки! И, будь Володя обычным мужиком с гетеросексуальной ориентацией, наверняка уже был бы женат и имел если не внуков, то точно взрослых детей…

Мама обеспокоенно посмотрела на него.

— О чём задумался, сынок?

— Да так, — отмахнулся он. — Удивился, если честно.

Мама была явно не тем человеком, с кем он мог поделиться своими настоящими переживаниями.

— Да уж, сынок, тебе тоже не мешало бы задуматься о семье и детях, всё-таки уже такой возраст, а ты…

Она не укоряла и не нравоучала — просто констатировала давно известный факт, но внутри тут же поднялась волна раздражения.

— Мам, не заводи опять эту шарманку, прошу.

Она поставила на стол перед Володей корзинку с печеньем и села напротив.

— Сынок, я ведь не пытаюсь обидеть, ты же знаешь, я просто переживаю за тебя. Я очень не хочу, чтобы ты остался один, понимаешь? — Она потянулась к нему через стол и взяла за руку.

Володя мысленно упрекнул себя за раздражительность. Мама действительно просто переживает. Вот только он теперь не был один. Но разве для неё это что-то меняло? Он никогда не посмеет рассказать ей о подобном — сделает только хуже и больнее: и ей, и себе. Узнай мама об их отношениях с Юрой, наверняка предпочла бы, чтобы её сын остался одиноким.

Мысль о том, что Вова стал дедом, не отпускала Володю до самого вечера. Он прокручивал её в голове, разглядывал с разных сторон, под разными углами. Эта мысль несла непонятное даже самому Володе разочарование. Но в чём или в ком? В себе — ведь в его возрасте другие, нормальные, мужчины имеют семьи и взрослых детей? Или в Вове — разве он, первый, к кому Володя испытал настоящее влечение, не имеет права стареть?

Володя ломал голову, решая, что сделать, чтобы избавиться от этого бесполезного и мучительного ощущения. Игорь посоветовал бы разобраться в причине этих странных чувств. И, наверное, оказался бы прав. Но Володя не хотел заниматься самокопанием. Впрочем, пытаться подавить эти чувства тоже не стал.

Едва часы пробили восемь вечера, как Володя написал Юре, зная, что тот вот-вот появится в сети:

«Мать поделилась новостью: мой брат, Вова, стал дедом. Тот самый Вова. Помнишь?»

«Его-то забудешь, — ответил Юра без смайлов и спустя несколько секунд добавил: — Он нашу фотку порвал, когда захлопнул дверь перед моим носом».

«Он старше меня всего на четыре года, а уже дед. Поверить не могу».

«Ха! Получается, что ты тоже дедушка, Володь!» — И хохочущий смайлик.

«Ага, поздравь ещё», — громко стуча по клавишам, написал Володя. Он отчего-то рассердился. Юра, конечно, не услышал этого, но смену настроения уловил.

«Ладно-ладно, шутки в сторону. Вижу, что ты не в духе».

Володя не стал отвечать — видел, что Юра продолжает печатать.

Вскоре пришло новое сообщение, оборванное на полуслове:

«Володя, а что, собственно, тебя беспокоит? Двоюродным дедушкой можно стать и в пятнадцать, возраст тут ни при чём. Или ты…»

Юра будто бы не успел удалить лишнее и отправил сообщение как есть.

«Что я?» — подтолкнул его Володя.

«Ревнуешь?»

«Ты шутишь? Кого мне ревновать? К кому?» — Володя хотел добавить смайл, но не стал — получилось бы фальшиво.

«Слушай, ты не обижайся, если я неправ, но ты, вообще-то, написал одну строчку. Что тебя расстроило? Ты завидуешь ему, тоже хочешь семью?»

«У меня есть семья».

Да, у Володи была какая-никакая, но семья. Юру тоже хотелось бы считать её частью, но делать столь громкие заявления Володя пока не решался — наивно, да и незачем бежать впереди паровоза. Однако Юра прав: он был немногословен, и злился, и завидовал Вове. Но было ещё кое-что сокровенное, чем Володя не делился ещё ни с кем.

«Вообще-то, да, я тоже хочу детей, но какая разница, их всё равно у меня никогда не будет», — написал он и долго смотрел на сообщение, раздумывая, отправлять ли его Юре. Вздохнул, закрыл глаза и всё же отправил.

Ответ прилетел быстро:

«Ребёнка можно усыновить».

«И кто даст это сделать такому, как я?»

«Какому “такому”? Умному? Богатому?»

«Юр, ну не надо, ты же понял, о чём я».

«Вообще-то, не понял. Если ты об ориентации, то, во-первых, попробуй это докажи, а во-вторых, даже если узнают и не разрешат в Украине, то скоро разрешат в Германии. Ты же знаешь, что активисты борются за то, чтобы нам разрешили всё это».

«Думаешь, у них получится?» — написал Володя, хмурясь.

«Я в этом уверен. Пусть не скоро, пусть через десять лет, но в Германии геям позволят вступать в полноценный брак и вполне вероятно, что в этой жизни разрешат усыновление и суррогатное материнство».

Какая разница, что там будет в Германии? Это Юрина страна, а не его, Володя как был там гостем, так гостем и останется. На улицах Берлина, в Дахау и даже в Юрином доме он ни на минуту не задумывался остаться там насовсем. Стать мигрантом? Снова? Ну уж нет. Ему ещё в юности хватило такого стресса, хотя изменения, казалось бы, были минимальные — что Россия, что Украина в те времена были практически одним и тем же.

Они переписывались с Юрой больше часа, но этот разговор не развеял Володиных сомнений, легче ему не стало, как, впрочем, и не стало понятнее, в чём дело.

Попрощавшись с Юрой, Володя получил сразу три целующих смайлика в ответ и отправился спать.

Но, прежде чем лечь, торчал у зеркала, искал морщины, седые волоски и проплешины. В детстве они с Вовой были похожи как две капли воды, а если Вова уже лысый, выходило, что и Володя тоже может облысеть через четыре года? «Не может быть», — не верил он, оценивая свои ещё тёмные, ещё густые волосы. Пока всё было в порядке, но тем не менее нашлось два седых волоса. Володя их вырвал.

Он выпил таблетку. Лежал в кровати и разглядывал тени на потолке, устроив руку на тёплом боку Герды, заливисто храпевшей рядом. Не прошло и получаса, как Володя начал медленно засыпать. А в голове продолжала крутиться навязчивая мысль: «Вова не может постареть, он не имеет на это права». Уже проваливаясь в сон, Володя догадался, почему так испортилось настроение: он не мог простить Вове старости, ведь когда-то испытывал к нему чувства. Вова был самым первым, всё началось с него.

***

В тот день в Москве было солнечно, но порывы прохладного ветра уже предсказывали приближение осени. И всё же у четырнадцатилетнего Володи было аж два повода для радости.

Во-первых, родители купили ему новенький велосипед «Салют». Дожди перестали лить только сегодня, и можно было наконец вдоволь гонять по двору на зависть соседским ребятам. А во-вторых, послезавтра должен был приехать из Твери Вова. В этом году он поступил на первый курс московского института, и, пока ему не дали общежитие, тётя и дядя согласились приютить его у себя.

Володя не виделся с Вовой уже очень давно — года четыре. Последний раз, совсем маленьким, после пятого класса, он ездил под Тверь к бабушке с дедушкой. Тогда им с Вовой было весело вместе гулять и играть, ходить на речку и помогать бабушке в огороде. И Володя был уверен, что и теперь им будет очень весело вместе!

Володя затормозил у статуи с читающими девушками-пионерками. Две гипсовые фигуры в школьных платьицах, склонившиеся над учебниками, напомнили Володе, что до первого сентября осталось меньше недели.

«Ну и ничего, — подумал он. — И после школы будет время погулять с Вовой! К тому же он старше, будет помогать мне делать уроки! — Он слез с велосипеда и, поставив его у ствола высокого раскидистого дуба, залез на постамент статуи, уселся рядом с пионерками и стал болтать ногами. — А ещё можно сводить его на стройку, полазаем там, покажу ему котлован! — думал он. — А ещё поднимемся на крышу пятиэтажки, вот будет клёво!»

Планируя, где они будут гулять и как проводить время, Володя заметил вошедшего во двор высокого парня с рюкзаком за спиной и дорожной сумкой в руках. Но, даже прищурившись, не смог разглядеть его лица. И только когда тот дошёл до крайнего подъезда четырёхэтажного дома, Володя понял: это же Вова! Он вытянулся за пять лет, стал шире в плечах, и в нём действительно было тяжело узнать мальчишку из Володиных детских воспоминаний.

Подняв увесистый велик за перекладину, даже не подумав, что быстрее будет на него сесть и доехать до дверей, Володя побежал вслед за братом. Запыхавшись и вспотев, догнал его уже на четвёртом этаже. Вова, зажав дверной звонок, обернулся на радостный крик:

— Вовка! Ты же только послезавтра должен был приехать!

— Привет, — сухо поздоровался Вова. — Ага, должен был, но билетов на сегодня не оказалось — в последний момент поменял.

Затащив велик на последнюю ступеньку и бросив его прямо на пол, Володя хотел было обнять брата, но остановил свой порыв. В спокойном взгляде Вовы было куда меньше радости, чем ожидалось.

Вова протянул ему руку для рукопожатия, совсем как взрослый. Володя нервно вытер вспотевшую ладонь о шорты. Кожа у Вовы была сухой и тёплой, он крепко сжал его руку, а Володя вздрогнул от этого прикосновения — по телу будто пропустили разряд тока.

Вова остался дольше, чем на месяц — с общежитием никак не складывалось, не всем студентам хватило мест, а новый корпус не успели подготовить к началу учебного года. Родители не возражали: Вова их нисколько не стеснял, в большой трёхкомнатной квартире у него была отдельная комната, да и вообще дома он бывал чаще всего только по вечерам и ночью. С утра уходил на учёбу, вечером — гулял с однокурсниками, потом познакомился с дворовыми ребятами постарше.

А с Володей Вова гулять не хотел. Разница в три с половиной года, которая совсем не ощущалась в детстве, теперь оказалась существенной. Володя был ещё ребёнком, пионером и школьником, а Вова — уже комсомолец, уже студент. Их интересы сильно отличались. Вова, например, увлекался мотоциклами и не разделил Володиной радости по поводу нового велика. Как-то раз Володя решил позвать его покататься в парк, даже выпросил у соседа Кольки его велосипед для Вовы, чтобы покататься вместе, но Вова отмахнулся, сказав, что ему нужно заниматься.

Иногда Вова помогал Володе с уроками, но было видно, что ему не очень-то интересно — у него самого на полке стояли учебники посерьёзнее школьных. Володя пытался несколько раз позаниматься вместе с ним, но едва ли понимал институтскую программу, и беспокоить Вову почём зря не хотел.

Наверное, Вова видел, что брат на него обижается, и будто в извинение за то, что проводит с ним так мало времени, подарил часы. Володя радовался как никогда: ведь «Монтана» были такой редкостью! Вове вручили их за победу в городской олимпиаде по физике. Он мог бы носить их сам, но отдал Володе.

Но от былой радости не осталось и следа, стоило только Володе нацепить часы на руку и нажать кнопку. Циферблат плыл перед глазами, а цифры он смог разглядеть, только сильно прищурившись. Володя знал, что у него беда со зрением, но до последнего отказывался носить очки. Вдаль он видел неплохо, а вот вблизи — хуже с каждым днём. И если с тем, что плохо видит буквы в книгах, когда читает или когда делает домашку, Володя мирился, то не видеть цифры на часах, которые подарил ему брат, оказалось катастрофой.

Володя попросил родителей отвести его к врачу. После проверки зрения окулист ругался: Володя слишком затянул, надо было выписывать очки куда раньше, чтобы зрение не падало так быстро. Но теперь — только очки с сильными диоптриями.

Вечером того же дня, стоя перед зеркалом в своей комнате, Володя вертел в руках новенькие, чистенькие очки и не решался надеть их. Очки выглядели некрасиво: чёрная роговая оправа, толстые стёкла — прямо как у его шестидесятилетнего деда. Глубоко вдохнув, будто перед прыжком в воду, Володя зажмурился и надел их. Открыл глаза и нахмурился. За последние месяцы ему разонравилось своё имя — ведь его звали так же, как брата. А теперь, чётко рассмотрев себя в зеркале, Володя увидел, как сильно похож на него и внешне.

Володя понимал, почему Вова совсем не хотел проводить с ним время. Что Вове до строек, парков и крыш? Всё это детские забавы, а Вову уже интересовали девушки. Володя не раз видел, как он играет на гитаре во дворе в окружении ребят постарше, видел, с каким восхищением и интересом смотрят на брата девушки. А Володя ещё ни разу не влюблялся, с девочками во дворе дружил так же, как и с мальчишками. Знал, что однажды ему тоже начнут нравиться девушки и тогда он тоже станет взрослым.

В одну ноябрьскую ночь он проснулся от скрипа половицы в коридоре. Звякнула вешалка, зашуршала одежда, тихонько хлопнула входная дверь.

Володя вскочил с кровати, схватил с тумбочки очки, нацепил их на нос и подбежал к окну, выходящему во двор. Увидел, как Вова вышел из подъезда и направился в сторону соседнего двора.

Чувство страха вперемешку с тревогой, будто неизбежно должно было случиться нечто плохое, охватило Володю. Он не понимал, чем вызваны эти чувства, и совсем не отдавал себе отчёта, когда, накинув куртку прямо на пижаму и сунув ноги в ботинки, выбежал следом за братом. Тот уже скрылся за поворотом дома — только спина мелькнула.

Чувствуя себя шпионом, понимая, что лезет не в своё дело, Володя прокрался под стеной, спрятался за открытой дверью одного из подъездов, потом быстро перебежал освещённую часть двора и скрылся за стволом яблони.

Володя смотрел на открытую круглую площадку, вымощенную плитами, с клумбой по центру. Здесь было красиво. Сейчас, в желтоватом свете фонарей, промокшее под осенним дождём, заваленное опавшими листьями место выглядело мрачно, но статуи двух лосей с широкими тяжёлыми рогами, похожими на кленовые листы, придавали ему величественности.

По другую сторону от клумбы, ёжась от холодного ветра и обнимая себя за плечи, стояла хрупкая девушка в расстёгнутой дублёнке поверх домашней одежды. Она встрепенулась, увидев приближающегося к ней Вову, помахала рукой. Вова подошёл к ней.

Володя не слышал их разговора, но отчётливо видел, как Вова робко заключил её ладони в свои, поднёс их к лицу, согревая дыханием. Она звонко хихикнула и положила руки Вове на плечи, а тот аккуратно приобнял её за талию. Так они и стояли минуты три, говорили о чём-то, девушка широко улыбалась. Сердце Володи стучало где-то в горле, перед глазами, несмотря на очки, всё плыло, казалось, что эти минуты длятся целую вечность. Вова сказал что-то ещё, а потом подался вперёд, приблизился к лицу девушки и легко коснулся её губ.

Володя схватился рукой за яблоневую поросль, растущую у корней дерева — ему показалось, что он падает. Но это не он падал, а мир перед ним кружился. Не соображая, не видя толком ничего перед собой, Володя развернулся и рванул обратно домой. На выходе со двора наступил в глубокую лужу, промочив ботинок, а в подъезде чуть не споткнулся о ступеньку.

Сбросив обувь и куртку, он влетел в свою комнату, упал на кровать, накрылся с головой одеялом и постарался унять дрожь. Из-за промокших ног по всему телу расползался мерзкий липкий холод, но дрожал Володя не от этого. Он не понимал от чего — будто бы от злости, но почему ему было так больно? Он сильно-сильно зажмурился, но всё равно видел Вову и ту девушку — как они держались за руки, как обнимались, как он её целовал.

«Почему она? Она, наверное, общается с ним только потому, что он хорошо играет на гитаре! Вертихвостка, вытащила его посреди ночи, что, днём не нагулялись? Она недостойна Вовы, не она должна быть с ним!»

А кто тогда? Какая-нибудь другая девушка? Тогда в чём разница? Володе не стало бы лучше, окажись на его месте другая. Но кто же должен был быть на её месте?

Тяжёлый беспокойный сон навалился на него, и сквозь эту мутную дрёму Володя снова увидел тот двор, ту клумбу, статуи двух лосей. Только стояла не осень, всё вокруг, солнечное и весеннее, зеленело. Володя ощутил сладкий запах сирени, от порыва тёплого ветра на голову посыпались лепестки цветущей яблони. Он снова увидел Вову — улыбающегося так же, как той девушке. Но он улыбался ему — Володе! Ладони охватило теплом, когда Вова взял его за руки. Кожу обожгло дыханием, её будто расплавило прикосновением мягких губ. И не было вокруг никого — только они вдвоём в целом мире. Володя смотрел в счастливое лицо брата, гладил его щёки и шею и ощущал жар. Так горячо, так невыносимо сладко было прижиматься к раздетому по пояс Вове… Миг — и они стояли почему-то не на площадке во дворе, а в его комнате, на полу у книжного шкафа. Как приятны были ласковые прикосновения Вовы. Пальцы — на Володиной спине, губы — на щеках и ниже: на подбородке, шее, ключицах. Володя задыхался, ему казалось, что он сейчас взорвётся от напряжения, от невыносимой истомы по всему телу, а особенно там, где Вова касался его.

Володя резко открыл глаза. В комнате было темно, в окно тускло светила луна. Он дрожал, но теперь уже не от холода. Володе было жарко, он взмок. Скинул одеяло, попытался перевернуться на другой бок и тихо ахнул, почувствовав под собой влажное пятно. Забыв надеть очки, он в несколько секунд добежал до ванной, открыл кран и бросил под струю воды пижамные штаны. Он оттирал их с такой силой, что чуть не порвал. Было мерзко, противно, очень стыдно и невыносимо больно. Так больно, что хотелось самому сунуться под воду и утопиться там, лишь бы не слышать своего ноющего сердца и не думать о том, что ему снилось и кто ему снился.

Из ванны повалил пар — без очков Володя не заметил, что слишком сильно выкрутил вентиль горячей воды и не разбавил холодной.

Руки покраснели от жгучей боли, а Володя всё держал и держал их, стиснув зубы, чтобы не закричать. Эта боль была адской, но по сравнению с той, что пылала внутри, терпимой и даже приятной. А на сердце с каждым мгновением становилось всё легче и легче.