17. Условное счастье
Володя вошёл в спальню. Было темно, но он различил два силуэта на своей кровати, затем услышал тихое прерывистое дыхание. Он инстинктивно потянулся к выключателю, но скользнул ладонью по пустой холодной стене.
Порыв ветра из открытого окна принёс с собой запах весенней ночи и всколыхнул штору. Она отодвинулась, и лунный свет упал на двух мужчин на кровати. Володя упёрся взглядом в ровную спину, заворожённо следя за мышцами, перекатывающимися под смуглой кожей. Тот, кто лежал снизу, положил одну ладонь на лопатку, поглаживая, а второй зарылся в светлые крашеные волосы. Володя сразу же узнал эти руки — большие кисти, изящные длинные пальцы. Юрины.
Раздался тихий протяжный стон. Володя узнал голос. Он зажмурился, пытаясь прогнать видение, но, когда открыл глаза, картина не рассеялась. Зато стало светлее. Володя, противясь себе, шагнул ближе к кровати — чтобы рассмотреть, убедиться. А в следующий момент Йонас повернулся к нему вполоборота и, не прекращая движений, приветливо улыбнулся. Юра под ним приподнялся, обхватив Йонаса за шею, посмотрел на Володю и, будто приглашая, протянул ему руку.
Возмущение, злость и ревность вспыхнули внутри, но ко всему этому примешалось ещё и возбуждение — такое сильное и горячее, что Володя, превозмогая себя, шагнул назад, избегая Юриного прикосновения. Тот лишь мимолётно улыбнулся и тут же отвернулся, потянулся другой рукой в сторону. Володя поднял голову и судорожно вздохнул — с противоположного края постели на него, будто из зеркала, смотрел он сам. Вот только то отражение не было статичной копией. Тот Володя, усмехнувшись, взял протянутую руку, упёрся коленями в кровать и потянул Юру за волосы, прижимая к своему паху.
Володя хотел было что-то крикнуть, но не смог произнести ни звука. А когда попытался шагнуть ближе к кровати, чтобы оттолкнуть от Юры Йонаса или своего двойника — не смог сделать и шага. И когда комнату начало заволакивать туманом, Юра вдруг повернулся и испуганно посмотрел Володе в глаза.
Сон отпускал медленно, нехотя. Володя, буквально проваливаясь каменным затылком в подушку, с трудом открыл глаза и посмотрел в потолок. В паху было тяжело и подозрительно мокро. Он не сразу понял, что происходит — по всему телу расходилось тепло, погружающее сознание в негу удовольствия и мешающее остаткам сна раствориться. Перед глазами всё ещё стояла та мерзкая, но возбуждающая картина: Юра на кровати, Йонас — над ним, а сам Володя — сбоку.
Скинув с себя одеяло, он глянул вниз.
— Юра… — Володя запустил пальцы в его волосы и чуть потянул, отрывая от себя.
Тот упёрся подбородком ему в живот, посмотрел снизу вверх — румяный, возбуждающе невинный, — и растянул влажные губы в ехидной улыбке.
— Доброе утро.
Володя нервно сглотнул и сипло выдавил:
— Иди сюда.
Юра поднялся выше, устроившись в его объятиях. Володя, поцеловав, уткнулся лицом ему в сгиб шеи.
Сон всё ещё не уходил, непристойная сцена так и застыла под веками. Казалось бы, это всего лишь видение, но ведь так действительно когда-то было: не они втроём, а Юра с Йонасом. До этого момента Володя мог не думать о том, что Йонас делал с Юрой, куда проникал, где трогал и оставлял свои следы. Спросонья Володе казалось, что он видит их на Юриной коже и что Юра до сих пор пахнет чужим человеком. Что он до сих пор принадлежит Йонасу.
— Хочу тебя, — прохрипел Володя, целуя Юру за ухом. — Прямо сейчас.
Юра задрожал, прерывисто выдохнув.
— Вот так сразу…
Володя кивнул. Юра, поджав губы, смутился, но тут же, отстранившись от него, потянулся к тумбочке. И сразу же вернулся к Володиным губам. А потом вдруг надавил ему на плечо, укладывая на спину, и перекинул через него ногу.
Сидя на нём, Юра покачивался и смотрел сверху вниз, не разрывая зрительного контакта. А Володя всё равно словно продолжал спать — будто это не он сейчас смотрит Юре прямо в глаза, будто настоящий он стоит за спиной. И тут же вспышкой в мозгу возник кадр: Йонас на коленях, Юра лежит перед ним, а сбоку Володя — притягивает Юрину голову к своему паху.
Володя будто оказался заложником этих образов — касаясь пальцами Юриной груди, придерживая его за бока, не мог избавиться от мыслей, что там же его трогал Йонас.
Не выдержав, он опрокинул Юру на кровать, навис над ним, грубо, глубоко поцеловал. Юра застонал, Володя вжался в него, вцепился губами в шею. А отстранившись, увидел на коже красный след — будто метка. Возбуждение ударило по нервам с новой силой, Володю затягивало в жаркую, тесную темноту. Образы из сна рассеялись, сменившись одной-единственной пульсирующей мыслью: «Мой, только мой. Не отдам».
Вздрагивая всем телом, Юра тяжело задышал, а у Володи закружилась голова. Когда его пронзило удовольствием, он ещё сильнее сдавил Юру в объятиях, судорожно застонав ему в шею. И тут же расцепил руки, обеспокоенно глядя на Юру. Но тот лишь усмехнулся:
— Ой-ой, сколько страсти.
Володя упал рядом с ним и пару минут просто молча лежал. В голове царила звенящая пустота, взмокшую кожу холодил сквозняк из приоткрытого окна.
Юра натянул на себя одеяло, Володя тут же нырнул к нему, обнял, зарылся носом в макушку. Мысли снова ворвались в голову. Что он только что сделал? И, главное, почему? Он, как бы выразился Игорь, развёл Юру на секс, потому что… почему? Потому что понял, что другой делал с Юрой то же самое, и захотел присвоить Юру себе?
— Как романтично, — промурлыкал Юра, утыкаясь лицом ему в грудь.
— Что? — не понял Володя.
— Раннее апрельское утро, воздух пахнет весной, птицы поют, и мы, сонные и ленивые, занимаемся любовью. Разве не прекрасно?
— Прекрасно… — тупо повторил Володя.
Чуть позже, стоя перед зеркалом в ванной, Юра ощупывал свою шею и посмеивался:
— Вот зараза! Ну ты меня и разукрасил, никогда ведь так не делал. И что на тебя только нашло?
Володя, выдавливая пасту из тюбика на щётку, взглянул на его отражение в зеркале и промолчал.
— Эх, придётся шарфом обматываться по самый подбородок, а то даже стыдно… — Юра, казалось, даже не заметил хмурого лица Володи, чмокнул его в щёку и вышел из ванной.
Юра и так очень часто улыбался, но этим утром улыбка вообще не сходила с его лица. Глаза горели каким-то особенным огнём — Юра был счастлив. Его настроение, будто ореол света, озаряло всё вокруг. Он включил свой диск, трек про их настоящее, распахнул стеклянную дверь, что вела из гостиной на улицу. И перезвон колокольчиков закружился по дому, устремился наружу. Герда помчалась в сад и принялась носиться по нему как бешеная, будто стараясь поймать эти самые колокольчики. Юра смотрел на неё и смеялся, но Володя оставался мрачнее тучи.
Нужно было прекращать думать об этом, иначе Юра заметит. Спросит, что не так, и как объяснить? Сказать, что склонил его к близости не потому, что по-настоящему желал, а потому, что приснился плохой сон? Потому что взыграло чувство собственности? Бред сумасшедшего! Володя совершенно не хотел разбираться, зачем он это сделал и почему. Да и стоило ли? Даже если он найдёт причины произошедшего — что это изменит? И зачем их искать, если у них всё хорошо?
Позже, за завтраком, Володя спросил:
— Ты решил, надолго ли останешься у меня?
— Пока не выгонишь, — хмыкнул Юра. — Шучу-шучу. Не знаю, Володь. На самом деле хочу попробовать поработать отсюда, может, действительно получится не так уж плохо. Но надо вызвать настройщика пианино — я бешусь, когда играю на твоём. И позже, когда придёт зарплата, куплю ещё миди-клавиатуру.
— Это что такое? — нахмурился Володя.
— Это типа синтезатора, только клавиатура мне нужна больше как устройство ввода.
— То есть? На ней что, нельзя играть?
Юра закатил глаза и терпеливо объяснил:
— Конечно можно. Синтезатор самостоятельно воспроизводит звук, а клавиатура делает это с помощью звуковой карты. Кстати об этом! Мне нужна хорошая звуковая карта. И вообще мощный компьютер. Боже, где взять столько денег?
— Я одолжу, если хочешь…
— Вот ещё!
— Перевезти из Германии не получится?
Полчаса решали, стоит ли игра свеч, ведь, во-первых, получалось недёшево, а во-вторых, оборудование отличалось хрупкостью. Выяснилось, что, несмотря на целую ораву приятелей, Юра не мог никого попросить собрать его компьютер и отправить посылку и, к удивлению Володи, даже Йонасу не доверял.
— Ещё мне желательно организовать свой угол, чтобы мы друг другу не мешали, — сказал Юра, допивая третью кружку кофе.
— Ты мне никогда не помешаешь, — улыбнулся Володя.
— Я очень рад, но нужно где-то разместить целую кучу техники.
— Ладно. Напиши список, что именно надо привезти или купить. А насчёт угла — давай перенесём пианино на второй этаж. Там много свободного места, можно организовать тебе полноценный кабинет.
Скептически скривившись, Юра хмыкнул:
— Ты знаешь, сколько весит пианино?
— У меня здесь, в новом кластере «Гнезда», работают три бригады строителей, я моментально найду пару человек, кто захочет подзаработать.
— А хорошо, — кивнул Юра и, подойдя к Володе, положил ладони ему на плечи и спросил: — С моей работой решили, но как же твоя? У нас ещё есть хоть немного времени, прежде чем тебя засосёт офис?
— Сегодня я совершенно свободен, но завтра… — протянул Володя, собираясь посвятить Юру в свои планы. Но тот не дал договорить, сперва крепко поцеловал в щёку, а затем воскликнул:
— Тогда решено! Посмотри, какая чудесная погода за окном — поехали гулять в Харьков!
— Поехали, — улыбнулся Володя.
Однако погода оказалась вовсе не приятной. Синоптики обещали не выше пятнадцати градусов тепла и порывистый ветер. Собираясь на прогулку, Володя настаивал, чтобы Юра надел пальто, но тот противился:
— Я надену свитер под пиджак. Он шерстяной, видишь! — доказывал он, демонстрируя Володе бирку с составом ткани.
— Всё равно ты замёрзнешь! Видел, какой ветрище на улице? — спорил Володя. — С такой погодой раз плюнуть подхватить простуду. А будет жарко — снимешь!
— Если вспотеть, а потом замёрзнуть, ещё быстрее заболеть можно!
Они могли бы бодаться бесконечно, но Юра в итоге махнул рукой и уступил Володе. Только пробурчал, надевая пальто:
— И на кой чёрт купил этот пиджак?
Но победил всё равно Юра — синоптики явно обманули. Может, температура и не превышала пятнадцати градусов, но солнце светило так, что жарко стало уже через четверть часа. Припарковавшись недалеко от Сумской, прошли вниз по Бурсацкому спуску. Юра снял пальто и нёс его в руках, а Володя упрямился. В конце концов Юра начал посмеиваться над ним — в одном лишь свитере он чувствовал себя лучше и легче.
— Может, вернёмся и бросим вещи в машину? — предложил Володя.
Юра остановился, обернулся и указал рукой на пройденный ими путь.
— Уверен, что хочешь подниматься обратно в горку? По-моему, так себе идея.
Володя вздохнул.
— Почему мы вообще решили припарковаться на Сумской, а не хотя бы у Дома торговли? Оттуда ведь ближе…
Юра пожал плечами.
— Ну мы же гуляем! Созерцаем местные красоты, понимаешь? — объяснил наигранным нравоучительным тоном. — Эх, Володя-Володя!
— Если на то пошло, местные красоты я мог бы прекрасно созерцать и из окна машины, — пробурчал тот, стягивая с себя пальто. — Ладно, веди, Сусанин, сегодня ты у нас прокладываешь маршрут.
Володя помнил, что Юра хотел пройтись по родной улице ещё с самого начала отпуска в Харькове, и был только за съездить с ним. Он знал, что этот район пусть и находился почти в центре города, но пользовался дурной славой. Располагаясь между рынком и железнодорожным вокзалом, он притягивал всякий сброд, и в будни, а особенно по вечерам, ходить здесь было опасно. Но в выходные Юрин район становился вполне безобидным местом.
Обсуждая репутацию этих мест, они дошли до Бурсацкого моста. Юра остановился у перил, облокотившись о них, сковырнул кусок чёрной краски.
— Интересно, речка всегда была такой узкой и мелкой? В детстве казалась такой большой… — задумчиво протянул он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Володе.
Но Володя всё равно ответил:
— В девяностых по ней даже пассажирские пароходы ходили. А потом как-то… видимо, не до пароходов уже стало.
— Да, девяностые сильно потрепали город, это я заметил.
Володя проследил за его взглядом — Юра смотрел на бурые воды, уносящие вниз по течению мусор: бутылки, пакеты и клубки водорослей. Разрушенные ступени, некогда служившие для спуска к реке, были исписаны граффити, покосившаяся зелёная ограда поросла кустами — на ветках уже начала появляться первая листва.
Они двинулись дальше — мимо рынка, кишащего людьми, мимо едко пахнущей бензином автостанции.
На одном из перекрёстков Юра вдруг остановился, поднял указательный палец вверх и глубоко втянул носом воздух. Володя озадаченно посмотрел на него.
— Слышишь запах? — спросил Юра, прищурившись.
Володя принюхался, поначалу не почувствовав ничего, кроме смрада выхлопных газов. Пожал плечами, но вскоре ощутил едва уловимый аромат то ли шоколада, то ли жжёного сахара.
— Кондитерская фабрика, — объяснил Юра. — Вон там, — и указал на длинное двухэтажное здание, за которым виднелось несколько дымящих труб. — Запах детства.
Володя часто проезжал мимо, но ни разу не задумывался о том, какой именно фабрике принадлежали эти трубы. Хотя о том, что это кондитерская, можно было догадаться по двум фирменным магазинам на прилегающей улице. Мимо одного из них они сейчас шли.
— А сюда я бегал за мороженым! — сообщил Юра. Украдкой заглянув в витрину магазина, он мечтательно вздохнул: — Молочное за пятнадцать копеек.
— Ну давай купим тебе мороженого, если хочешь, — предложил Володя.
Юра отмахнулся:
— Оно не такое!
Володя был совершенно равнодушен к сладкому, даже к знаменитому советскому мороженому, поэтому лишь развёл руками:
— Как хочешь.
Наконец они дошли до Юриной улицы. Володя и раньше бывал здесь: первый раз в начале девяностых, когда искал Юру. Потом — сворачивал просто так, прогуляться. Будто на что-то надеялся.
Тихая узкая улочка будто застыла в прошлом: высоченные столетние клёны, дореволюционные трёхэтажные дома, трамвайные пути посередине выложенной булыжником дороги. Правда, пока Юра с Володей неспешно брели по пыльному, недавно отремонтированному тротуару, мимо не прогремело ни одного трамвая.
Юра остановился у двух торчащих из асфальта бетонных тумб. Задумался.
— Смотри, раньше тут была остановка. — Он оглянулся вокруг. — Вот обломки скамейки, а таблички с расписанием нет…
— Мне кажется, трамваи здесь не ходят. Причём уже давно. — Володя указал пальцем на бурые от ржавчины рельсы, частично ушедшие в землю.
— Ну и правильно! Как ужасно они гремели по утрам! Ты только представь — улица узкая, эхо от домов отражается… А ведь ходить-то они начинали с четырёх утра!
— Может, поэтому и отменили? Наверняка жильцы жаловались.
— О, на их месте я бы тоже жаловался. — Усмехнувшись, Юра пошёл дальше.
Шагая рядом, Володя рассматривал не улицу, а его лицо. Юра молча щурился и загадочно улыбался.
— Что такое? — негромко спросил Володя. — Вспомнил что-то смешное?
— Да здешний трамвай. — Юра кивнул. — В смысле, не маршрут, а именно трамвай, один конкретный. Когда я готовился к поступлению в консерваторию, занимался дома с репетитором, поэтому мне не надо было вставать рано. Но тогда же по утрам, я точно не помню, во сколько именно, здесь пускали дополнительный трамвай. Он был жутко старым, разваливался на ходу и грохотал отчаяннее остальных. И вот каждое утро я просыпался от его грохота и бежал проверять почту — вдруг найду там твоё письмо. — Будто смутившись, Юра потупил взгляд, но, не дав Володе вставить и слова, вскинул голову и воскликнул: — Вот мой дом, видишь? А во-о-он там, — протянул он, указывая пальцем вперед, — вход в мой двор.
Чтобы попасть туда, нужно было пройти через высокую тёмную арку. Юра не спеша направился к ней, но остановился и взглянул вверх — на табличку и номер дома «45». Вздохнул. И ступил в тень. Володя направился следом и, пройдя всего несколько метров, оказался будто бы в ином мире.
Весь двор был будто устлан белым покрывалом, Володя сперва даже опешил — неужели снег? Но почти сразу сообразил, что это опавшие цветки абрикосового дерева. Они были везде: лежали на земле, кружились в воздухе, поднимаемые ветром, шапками покрывали крыши низких сараев и припаркованных во дворе машин.
— Как красиво! — восхитился Володя, неожиданно вспомнив, что когда-то уже видел нечто похожее, только вместо цветов траву покрывали одуванчики.
— Надо же, абрикоса до сих пор жива! — Юра умиротворённо улыбнулся. — И цветёт, как в детстве…
— Абрикоса? Женского рода? — хохотнул Володя. — Так не говорят.
— Ну а в нашем дворе говорили!
Двор был наполнен звуками. Скрипели ржавые качели. Кидаясь друг в друга белыми лепестками, верещали дети. Компания подростков расселась на скамейках, слушая, как играет на гитаре какой-то парень. Внимание Володи привлекла девушка в чёрной футболке с надписью «Stigmata» — напомнила Машиного сына. Он удивился про себя: «Какая религиозная нынче молодёжь пошла».
Полноватый мужик сверлил что-то возле гаража, а неподалёку от него двое пенсионеров, переругиваясь, пытались завести мотор старого запорожца.
Озираясь вокруг, Юра прокомментировал:
— Надо же, и качели те же, ещё целые!
— Это с них ты свалился в детстве? — спросил Володя.
— Ага. — Юра повернулся к нему, вскинул бровь. — Ты помнишь? Я рассказывал?
Володя и сам удивился тому, что эта деталь всплыла в памяти.
— Да, — кивнул он. — Давным-давно ты рассказывал мне, как заработал свой шрам.
— А, точно. — Юра резко, будто инстинктивно, вскинул руку и коснулся подбородка. — Он до сих пор остался, кстати. Заметно?
— Если очень присмотреться, то да, — улыбнулся Володя.
Мужик, до этого что-то сверливший, отложил дрель, встал с низкой табуретки и, вытирая руки о грязные штаны, подошёл к ним.
— Эй, кого-то ищете? — неприветливо спросил, подозрительно присматриваясь.
— А? Нет. — Юра ему вежливо улыбнулся и принялся объяснять: — Я жил здесь в детстве. В конце восьмидесятых уехал и вот вернулся посмотреть, как всё изменилось.
Он говорил негромко и искренне, но мужик смотрел всё с тем же подозрением. Он внимательно оглядел его с ног до головы, прищурился. Володю насторожил этот взгляд.
— И как фамилия у тебя? Я тут много кого из жильцов знаю.
На вид мужику было лет пятьдесят, теоретически он мог помнить Юру или хотя бы его родителей.
— Конев. Мы жили вон там, — Юра указал пальцем в угол двора, — в девятнадцатой. Мой отец был хирургом, может, помните?
Мужик задумался на несколько секунд, почесал затылок.
— Не, не помню, — грубо бросил он. Ещё раз подозрительно посмотрел — в этот раз и на Володю. Пожал плечами и, не попрощавшись, потопал к своему гаражу.
Юра обескураженно взглянул Володе в глаза. Кивнул сам себе и, развернувшись к арке, позвал:
— Пойдём!
Володя опешил:
— Но ты же даже до своей квартиры не дошёл…
— А смысл? Она уже давно не моя, что мне тут делать?
По тону стало ясно, что его настроение ухудшилось. Без лишних слов Володя направился следом.
Выйдя на улицу, пересекли трамвайные рельсы. Юра повёл Володю в сквер напротив дома, первым прошёл через высокие чёрные ворота, направился по аллее к кованой скамейке, уселся. Устроившись рядом, Володя обеспокоенно заглянул ему в лицо.
— Что случилось?
Юрины губы дрогнули, но что за эмоция крылась в этом движении, Володя не понял. Наверное, злость.
— Не знаю, — словно в подтверждение Володиной догадки, буркнул Юра. — Странный какой-то мужик. — Он вздохнул. — Хотя… чего я ожидал? Что кто-то вспомнит меня спустя двадцать лет?
— Для тебя это так важно? — осторожно спросил Володя.
— Не то чтобы, просто… Я очень любил это место. — После небольшой паузы Юра хмыкнул. — Наша квартира проходила насквозь через весь этаж, и из неё было два выхода. Один — на улицу к трамвайной остановке. А другой — сразу во внутренний двор. А в него, как в итальянское патио, можно попасть только через арку. — Взгляд Юры стал мечтательным, голос потеплел, и он продолжил делиться воспоминаниями: — С малых лет меня и моих друзей родители спокойно отпускали гулять допоздна — для нас этот дворик был самым безопасным местом на земле. Там всегда находился кто-нибудь из взрослых, — как сейчас тот мужик, — кто-то «свой». Соседи мгновенно реагировали, когда во двор попадал кто-то чужой — выясняли, кто такой, к кому и зачем пришёл, и в случае чего сразу выставляли вон. И вот сейчас получается, что как чужого выгнали меня... Нет, я не то чтобы очень расстроен, просто… это странно. Я пришёл с ощущением, что вернулся домой, а вон оно как получилось...
Володя не знал, какой реакции ждал от него Юра, поэтому поддержал:
— Кстати, когда я приезжал сюда, ко мне тоже пристала какая-то бабка, мол, чего это я здесь хожу. А я тебя искал. — Он грустно улыбнулся.
Юра взглянул на него, склонив голову набок.
— И в итоге нашёл! — И, будто угадав, что Володя станет спорить, отрезал: — Лучше поздно, чем никогда.
На это Володя лишь пожал плечами.
— И всё же странно, что этот мужик тебя не узнал, — добавил он после минутного молчания. — Он выглядит куда старше нас. И ладно тебя, но твоих родителей-то он должен был помнить. Хирурга-то с доступом к спирту в сухой закон…
— Да не факт. Отец постоянно пропадал в больнице. А я во дворе гулял редко — у меня то школа, то пианино. И только когда я забросил музыку и стал с пацанами мотаться… и то среди наших я был вечно на вторых ролях. Самый главный бунтарь у нас Шурик, вот его сто процентов помнят все в нашем дворе.
Они задержались в сквере ещё на час. Прогуливаясь по тенистой аллее, вышли на небольшую площадь, что раскинулась перед зданием спорткомплекса. В усадебном двухэтажном доме с колоннами, судя по афишам-объявлениям, работали секции борьбы и художественной гимнастики для детей. Юра травил байки из юности — как гонял по этой площади на велосипеде с ребятами со двора, как лазили по трубам и однажды, не удержав равновесия, свалился в заросли крапивы.
— Дня три у меня всё чесалось. Вообще всё и везде! Это было ужасно! — смеялся он.
Этот сквер всё ещё пользовался популярностью у подростков. Они, как и в Юрином детстве, гоняли по асфальтированной площадке возле входа в спорткомплекс, но уже не на велосипедах, а на скейтбордах.
Отдохнув в тени, они отправились дальше, к Юриной школе.
— А здесь, кстати, Маша училась! — сказал Юра, указывая пальцем на громаду тринадцатой школы.
— А вот и нет. — Володя помотал головой. — Она училась в восемнадцатой, а в этой Женя был физруком.
— Ой, и правда. Ну не всё же мне помнить… Главное — не забыть, в какой учился я сам!
Его школа располагалась чуть дальше, в одном из узких переулков. Но, дойдя до поворота, Юра остановился и уставился на забор, который скрывал от глаз трёхэтажное старое здание.
— Это же театр Муссури! Что с ним стало?
Володя вскинул голову — за разрисованным, обклеенным объявлениями ограждением виднелось полуразрушенное строение, ещё хранящее следы былой роскоши. Теперь же оно больше пугало, чем восхищало: отколотая жёлтая плитка, торчащие из окон деревяшки, осколки лепнины, провалившийся внутрь купол.
— Театр музкомедии переехал на ту улицу, — пояснил Володя, указывая себе за спину, — давно уже. А это здание признали аварийным, оно часто горело. Слышал, буквально осенью его тушили в очередной раз.
Повернувшись, Юра рассеянно посмотрел на Володю.
— Я каждый день мимо в школу бегал, у меня окна кабинета сольфеджио на него выходили… Такое величественное здание, красивое, я вечно его разглядывал, когда скучал на занятиях…
Володя развёл руками.
— Ну а сейчас это пристанище бомжей и подростков, которые любят шататься по заброшенным местам. Слышал, коллеги обсуждали, что последний пожар случился как раз из-за них — жгли костёр прямо на сцене.
— Ну, может, отреставрируют ещё. Это же памятник архитектуры.
Юра вздохнул, ещё раз окинул печальным взглядом старый театр и свернул в переулок.
Территория Юриной школы пустовала, но, несмотря на выходной день, из приоткрытого окна на первом этаже лилась стремительная мелодия — скрипка. Юра взмахнул пальцами в такт музыке, промычал мотив себе под нос.
— По субботам здесь тоже идут занятия? — спросил Володя.
— Ну, когда я тут учился, не было… Может, дополнительно кто-то занимается? Эх, это же Паганини, двадцать четвёртый каприс. Как же я ненавидел играть его на пианино.
— Почему?
— Не получалось. Я с самого начала, как только мне задали разучивать, просто возненавидел этот каприс. Он написан для скрипки! Ты слышишь? Он же просто сумасшедший, с безумными скачками! А скорость? Он заточен под смычок! А его переложили на клавиши. Я так психовал… Пальцы буквально в узел завязывались во время игры, я постоянно сбивался. А он ещё из нескольких частей состоит, и каждая со своим размером. Ой, это просто кошмар моего детства… — Он задумчиво хмыкнул и подытожил: — Придём домой — надо будет попробовать сыграть…
Володе нравилось слушать Юру, особенно когда он, мечтательно глядя в никуда, так вдохновенно говорил. Но, когда он стоял в этом дворе, в голову навязчиво рвались свои воспоминания.
Здесь он познакомился со Светой. Именно во дворе Юриной школы произошла встреча, которой не должно было быть.
Что привело Володю к этим стенам? Ведь тогда он точно знал, что Юры давно нет в Харькове. Во всём виновата случайность — однажды, проходя мимо, он услышал звуки пианино, доносящиеся так же, как и сегодня скрипка, из окна первого этажа. Быть может, тогда играли этот же самый двадцать четвёртый каприс Паганини. Володя остановился неподалёку — просто послушать. Прикрыл глаза и на одно мгновение позволил себе представить, что играет не кто-нибудь, а Юра, что робкая летящая мелодия струится из-под его пальцев. И в тот момент на какую-то долю секунды ему показалось, что стоит обернуться — и из дверей школы выйдет Юрка, радостно помашет ему рукой и побежит навстречу. Но, обернувшись в реальности, Володя увидел взрослую девушку в чёрном брючном костюме.
— Ты кого-то ждёшь? — просто спросила она — без приветствия и сразу на «ты». Володя пригляделся к ней — вздёрнутый нос, короткая стрижка с налаченной чёлкой, не по моде скромный макияж.
— Да, — не раздумывая, сказал он, но тут же исправился: — То есть нет.
— Так да или нет? — она удивлённо изогнула бровь.
— Не знаешь, кто это играет? — зачем-то спросил Володя.
— Судя по качеству игры, явно не преподаватель, — улыбнулась она. — Кто-то из учеников. Там класс фортепиано.
В ответ Володя лишь многозначительно промычал. А она не сдавалась:
— Точно никого не ждёшь? Ты скажи, я могу позвать…
— О чём задумался? — Юра щёлкнул пальцами перед его носом.
Володя моргнул.
— Да нет, ни о чём. — И вдруг неожиданно для самого себя признался: — Свету вспомнил.
Юра хмыкнул:
— Свету? Твою неудавшуюся невесту?
— Да.
— С чего это вдруг?
Володя задумался. После разговора про Йонаса поднимать тему бывших не хотелось, а говорить про Свету — и подавно. Но Юра, будто прочитав его мысли, предупредил:
— Если беспокоишься, что буду ревновать, то не стоит: это явно не тот случай. Но если не хочешь вспоминать, я не настаиваю… Я спросил просто потому, что сегодня весь день мы говорили только обо мне…
Володя вздохнул.
— Да ничего такого. Она в этой школе работала, вот и вспомнил.
— Какая ирония. И на чём она играла?
— Она преподавала вокал. А я, бывало, приходил сюда во время обеда — офис же недалеко. Не делай такое удивлённое лицо. Конечно, я знал, что это твоя школа и тебя там уже нет! Просто мне очень нравилась атмосфера этого места.
Юра отошёл от окон школы, махнул Володе рукой, приглашая последовать за ним. Сел на скамейку под клёном, а когда Володя устроился рядом, повернулся к нему вполоборота и с любопытством заглянул в лицо:
— Расскажи, какой она была?
Юра будто пытался вытащить из него нечто крайне личное, спрятанное слишком глубоко. И хотя Володю смутил настолько навязчивый интерес, он не стал недоговаривать или врать.
— Знаешь, она чем-то напоминала тебя. Я раньше и не задумывался об этом, но сейчас, глядя на тебя и вспоминая её… нахожу общие черты. В принципе, это даже неудивительно…
Юра улыбнулся, придвинулся ближе, всем видом показывая, что собирается разразиться тирадой, но спросил только:
— А ещё?
— Что ещё?
— Кроме того, что на меня похожа? Она тебе нравилась?
Володя пожал плечами.
— Конечно нравилась. Но не как девушка, а как личность. Ты же понимаешь, что я не мог влюбиться в неё… — сказал он, будто оправдываясь.
— Я понимаю, — согласился Юра.
— А я не понимал тогда. — Володя уставился на свои руки, сжал и разжал кулаки, сцепил пальцы в замок. — Я был таким непробиваемым болваном! Зная, кто я такой и в чём именно моя проблема, упрямо пытался найти что-нибудь плохое в ней! Искал, в чём она могла бы быть виноватой, чтобы… не знаю. Видимо, чтобы переложить ответственность. И ведь, как ни старался, так и не нашёл. Да, Света не была идеальной, но она была очень хорошей и любила меня. А я… ты знаешь. До сих пор ненавижу себя за это.
— Не бросайся в крайности. — Юра незаметно коснулся мизинцем тыльной стороны его ладони. — Мы все совершаем ошибки.
— Да. Но мои ошибки должны вредить только мне. А тут я мог сломать жизнь ни в чём не повинной девушки!
Юра не стал ничего отрицать, внимательно на него посмотрел и спросил:
— А что с ней сейчас?
— Не знаю. Здесь, — Володя кивнул на школу, — она точно не работает, уволилась, ещё когда мы встречались. А так… Мы не общались после расставания. Да и не думаю, что она хотела бы меня увидеть.
— А ты ведь так и не признался ей… почему вы расстались на самом деле, — задумчиво произнёс Юра, но Володя не понял, спрашивает он или утверждает.
— Нет. Я боялся, что сделаю ей ещё больнее. Но так я решил тогда, а сейчас… — снова уставившись на руки, Володя задумался. — А вообще, знаешь, Юр, я и сейчас поступил бы так же — не стал бы говорить всей правды. Думаешь, это неправильно?
Юра покачал головой.
— Не знаю. — Он встал, набросил пальто на плечи. — Не могу сразу ответить. Вопрос на самом деле сложный, надо думать, взвешивать…
Володя тоже поднялся на ноги.
— Замёрз? Пообедаем где-нибудь и дальше гулять или уже хочешь домой?
Юра хитро улыбнулся.
— Хочу тебя поцеловать, если честно. Но с этим придётся повременить…
Володя потянулся к Юре, поправил воротник его пальто, разгладил складки на шарфе, украдкой провёл подушечкой большого пальца по щеке, коснулся серёжки.
Выходя из ворот, Володя ещё раз обернулся к школьному крыльцу и улыбнулся. Когда-то он пытался найти здесь кареглазого мальчика из «Ласточки», но нашёл лишь новую ошибку.
А спустя годы, украдкой сжимая Юрины пальцы, Володя больше не чувствовал вины, только лёгкость на душе. Ведь «вчера» наконец стало неважным — ведь теперь у них появилось «завтра». Пришло время отпустить призраков прошлого.