20. Белыми нитками
Следующим утром Володя проснулся первым. Часы показывали десять, но Юра ещё спал. Торопиться было некуда, поэтому Володя позволил себе понежиться в постели подольше. Лежал, разглядывая лицо Юры — тот даже во сне хмурился, — и думал. Вспоминал, каким подавленным и тихим Юра стал после концерта, его слёзы. Видимо, эмоции, которые он испытал во время прослушивания симфонии, оказались настолько сильными, что полностью вымотали его.
Когда стрелка часов подползла к одиннадцати, пришла пора будить Юру. Легонько касаясь его лба и щёк, Володя с удивлением обнаружил, что выражение лица Юры не меняется. Может быть, он и не спал? И действительно — стоило дотронулся до Юриных губ, как он поцеловал Володины пальцы.
— Доброе утро! — улыбнулся Володя. Приблизился к Юре, но тот отпрянул.
— Не надо. От меня воняет тухлыми яйцами! — проворчал он, пряча лицо в ладонях.
— Обожаю тухлые яйца! — Володя рассмеялся. Попытался убрать его руки, чтобы дотянуться до губ, но Юра отвернулся. — Ну и ладно, поцелую в другом месте, — сказал Володя и полез под одеяло.
— Володя, не надо, — заворчал Юра. — Я не хочу! — вдруг воскликнул он и оттолкнул его.
Володя ожидал чего угодно, но не такого яростного сопротивления. Он вылез из-под одеяла и сердито уставился на Юру.
— Когда ты наконец захочешь? — Он понимал, что неправ, но не смог сдержать раздражения. — У нас уже две недели ничего не было!
— Может, вернёмся в Германию? — невпопад спросил Юра, повернулся к Володе и с мольбой посмотрел ему в глаза.
— Зачем? — спросил Володя. — Здесь твоя Родина! Здесь наш дом, наконец.
— Наш дом будет там.
Володя тяжело вздохнул. Он не раз размышлял о переезде и пришёл к выводу, что это невозможно. Без него фирма развалится. И это не просто бизнес, а Володино наследие, дело всей жизни отца. Отец столько сил вложил в него, столького лишился и оставил фирму именно Володе. Не продал Брагинскому или кому бы то ни было, а передал сыну. Но бизнес — это лишь вершина айсберга. А как же мать? Перед переездом в Германию Володе придётся рассказать матери правду о себе. И что тогда станет с ней?
Володя не мог забыть, как тяжело она перенесла его признание в юности: сколько плакала, сколько ночей не спала, как вместе с ним ходила к этому же психиатру и тоже пила антидепрессанты. И всё это случилось в девяностых, когда и мать была моложе, и отец был рядом с ней. Володя и не сомневался, что теперь, овдовевшая, она не вынесет горькой правды. Эта правда её убьёт.
— Юра, но ты можешь работать здесь, а я работать там физически не смогу. Без меня бизнес развалится, ты сам видишь, что их нельзя оставить даже на неделю. И ещё мать...
— Ясно, — сказал Юра, вставая. — Другого я и не ожидал.
— Может, объяснишь мне, в чём на самом деле проблема? — Володя поднялся вслед за ним.
— Да я сам не знаю. — Юра устало опустился на край кровати. — Дело даже не в творчестве, ведь у меня и в Германии не раз случались кризисы. Мне плохо здесь, понимаешь? В смысле, не с тобой плохо, а в Харькове. Кроме тебя, у меня никого нет... — Он пожал плечами и посмотрел Володе в глаза. — Нет, мне не то чтобы нужны другие люди, но без них Харьков кажется слишком враждебным. Кажется, что я вынужден жить в прошлом. А ведь оно мёртвое.
От последних слов у Володи сжалось сердце. В голову ворвались неприятные вопросы: что или кого имел в виду Юра, говоря о мёртвом прошлом? Не его ли?
Володя тряхнул головой, будто пытаясь выкинуть эти мысли, и произнёс первое, что пришло на ум:
— Ну хочешь съездим в гости к Ирине с Женей? Они будут рады тебя видеть, а ты развеешься.
Юра отозвался неожиданно живо:
— Да, хочу. Очень хочу! У меня, кстати, есть подарок для их дочки.
От этого предложения Юра буквально расцвёл и весь завтрак не умолкал ни на секунду. Вспоминая свой разговор с Ириной и Женей в скайпе, Юра пересказывал его так подробно, будто сам Володя при нём не присутствовал. Но Володя не перебивал. Лишь изредка поддакивая, он молча любовался горящими глазами и искренней улыбкой. Слишком непривычно было видеть Юру таким. Живым.
Сразу же после завтрака Юра настоял, чтобы Володя позвонил Ирине. И он, не вставая из-за стола, взялся за телефон. И тут уже Ирина оживилась: узнав, что Юра наконец придёт в гости, она развела сумасшедшую деятельность. Пообещала устроить такое застолье, каких не бывало даже на Новый год. Володя попытался её отговорить, и Ирина сначала согласилась, но через полчаса перезвонила, заявив, что празднику быть.
— Так что приходите завтра в четыре, — подытожила она и, не дав Володе положить трубку, воскликнула: — А может, мы ещё кого из «Ласточки» соберём, а? У тебя остались контакты кого-нибудь из твоего отряда? У тебя же куча малышни там была, давай кого-нибудь найдём!
— Успокойся, — осадил её Володя. — Ты уверена, что нам это нужно?
— А почему нет? Будет весело!
— Ирин, но мы этих людей не видели много лет. И ведь это даже не встреча одноклассников или однокурсников. Это просто люди, с которыми лично я провёл всего одну смену в лагере сто лет назад. Ладно вы с Женей и Маша — мы хотя бы всё это время общались. Но зачем превращать дружеские посиделки в какой-то сомнительный кружок по интересам?
На том конце провода послышался протяжный вздох.
— Ой, всё. Ладно, — буркнула Ирина. — Не хотите, как хотите. Будем только мы, вы и Маша.
Пересказывая этот разговор Юре, Володя засомневался, а не обидел ли её.
— Да вряд ли, — успокоил Юра. — Она взрослый человек, уж наверняка и сама знает о своём чрезмерном энтузиазме.
— Да уж, порой она становится такой активной… Мне кажется, дай ей сегодня волю — она бы достала не только контакты детворы из отрядов, но и даже этой, как её… старшей воспитательницы, грымзы той…
— Чехони вяленой! — Юра прыснул. — Ольги Леонидовны. Ну, её уж точно пришлось бы доставать из-под земли. В буквальном смысле.
— Конев! — воскликнул Володя, вспомнив, как Ольга Леонидовна ругала Юру.
— А что сразу Конев? — поддержал Юра, смеясь.
Вечером Ирина ещё раз набрала Володю. Хотела перенести встречу на следующую неделю, но в итоге всё-таки остановилась на завтрашнем дне.
— Пока ты торчал в душе, она снова звонила, — сообщил Юра, ложась спать. — Спрашивала, что я ем. Я сказал, что всеядный. Кажется, она расстроилась.
Устроившись рядом, Володя вздохнул.
— Это же Ирина! Уверен, что она собирается пир на весь мир устроить. И плевать, о чём мы с ней договорились. Надо будет позвонить Жене, попросить, чтобы он её утихомирил.
***
Почти всю ночь шёл дождь, немного затихнув лишь под утро. Но ближе к обеду тучи снова обложили небо.
— Мда, погода так и шепчет: «Займи, но выпей», — прокомментировал Юра, уныло глядя в окно.
Он начал собираться за три часа до выхода. Володя в это время пытался учить немецкий, но Юра мешал. Он побросал на кровать всю свою одежду и принялся перемерять каждую вещь. Вертелся перед зеркалом, ворчал.
После случая в музее у Юры появился пунктик: он стал беспокоиться, похож на гея или нет. И если в отношении незнакомых людей он мог плюнуть на это, то перед встречей с Ириной и Женей волновался как перед первым свиданием. Планируя остаться у Володи на две недели, Юра привёз с собой пару кофт, рубашку, пиджак, брюки и джинсы, а докупить что-нибудь в Харькове не додумался. И теперь он во всех красках расписывал, какой дурак, что не догадался зайти в магазин одежды.
— Да надень уже этот свитер, — не выдержал Володя, захлопывая учебник.
— В свитере и пиджаке будет жарко, — тут же отозвался Юра.
Володя задержался на нём взглядом. Юра, вздохнув, достал из комода ремень, задумчиво приложил его к брюкам, хмыкнул, развернулся к зеркалу. Володя проследил за его отражением, закусил губу и тут же отвернулся, испугавшись картинки, возникшей вдруг в голове.
— Давай выйдем пораньше, съездим в магазин и купим тебе ветровку, — предложил Володя. Глаза Юры азартно вспыхнули.
Покупать одежду с Юрой оказалось гораздо проще и быстрее, чем Володя ожидал. Он был уверен, что Юра довольно скрупулёзно подбирает себе вещи, учитывая и стиль, и сочетания цветов. Но, судя по всему, тот руководствовался лишь эмоциями.
В магазине Юра тут же направился к вешалке с верхней одеждой. Сразу же обратил внимание на снежно-белую ветровку с красной фурнитурой. Володя было улыбнулся — кто бы сомневался в Юрином выборе, но тот лишь пощупал ткань и прошёл мимо. Взял две других ветровки — тёмно-синюю и чёрную. Стоя перед зеркалом, приложил к себе сперва одну, затем другую. Повесил синюю обратно, попросил девушку-консультанта принести чёрную нужного размера и скрылся в примерочной.
Володя остался в зале. Пока ждал Юру, рассматривал галстуки и запонки. Он так увлёкся, что, когда через несколько минут Юра вышел из примерочной, не сразу понял, что молодой человек в чёрной ветровке — это именно он. Привыкший к пастельным тонам и ярким деталям в образе Юры, Володя стал ассоциировать его с чем-то светлым, но сейчас перед ним стояла тень.
Володя повернулся к Юре. До этого момента он считал, что чёрный цвет — универсальный и идёт всем. Но Юре он не шёл абсолютно, окружая его мрачным ореолом.
— Может, всё-таки синюю? — предложил Володя. Только сейчас он заметил отсутствие серёжки в ухе и что единственной светлой деталью в его одежде оказалась простая белая футболка.
Юра помотал головой.
— У синей не тот фасон. Ну так что, — спросил он, разглаживая пальцами воротник, — теперь я не похож на гомосека?
«Теперь ты не похож на себя», — подумал Володя, оглядывая его. Но промолчал — решил, что если скажет такое вслух, ничего хорошего из этого не выйдет. Юра выберет что-нибудь другое и весь вечер, расстроенный, просидит как на иголках. А Володе останется лишь снова переживать за него. Этого он не хотел. А значит, не было смысла делиться этой правдой.
— Ну так что? — поторопил Юра.
«Так будет лучше для него», — решил Володя, сказав вслух:
— Извини, задумался. Тебе очень идёт.
Они вышли из магазина. Юра застегнул молнию на ветровке, скрыв за ней белый треугольник футболки, и окончательно превратился в тёмное пятно. Чёрный цвет казался траурным, оттенял его глаза, старил лицо, добавлял годы. Юра шёл к машине, пряча руки в карманы, и ссутулился так сильно, будто на его плечи что-то давило.
По дороге в гости молчали. Володя настороженно, а Юра — напряжённо. А когда он ещё и каким-то слишком раздражённым жестом выключил радио, погрузив салон в полную тишину, Володя совсем напрягся.
Впрочем, увидев Ирину, Юра мигом повеселел, а Володя чуть расслабился — Юрино веселье не казалось наигранным, похоже, он действительно был рад увидеть бывшую вожатую.
— Здравствуйте, Ира Петровна! — крикнул Юра с порога и отсалютовал.
Ирина закатила глаза и бросилась его обнимать. Потом Юра крепко пожал руку Жене, чмокнул в щёку Машу и присел на корточки, чтобы познакомиться с Олькой.
— Оля, это дядя Юра, — сказала Ирина.
Юра изумлённо скривился, видимо, от непривычной приставки «дядя».
— Я уже видела тебя в компьютере, — заявила Олька.
— Я тоже тебя там видел, — кивнул Юра. — Правда, мне казалось, ты должна быть меньше.
Олька на несколько секунд задумалась, а потом серьёзно спросила:
— Но я на целый сантиметр выросла! Как это меньше?
— А вот так! Тогда ты была вот такусенькой. — Юра свёл большой и указательный пальцы, оставив между ними не больше пяти сантиметров. — По крайней мере в компьютере.
— Тю! — воскликнула Олька и звонко рассмеялась. — Так в компьютере же все маленькие!
Все уселись за стол: есть, пить и разговаривать. Юра устроился на диване. Маша сперва придвинулась к нему, но тут же отсела, освободив место для Володи. Кивнула ему, приглашая, но тот помотал головой.
Юра оказался в центре всеобщего внимания. Ирина едва ли не допрос ему устроила. В первую очередь интересуясь Германией, она спрашивала о быте, городах, Юрином доме, культуре и кухне, людях, местах и политике. Потом она всё же дала Юре передышку и начала вспоминать «Ласточку». Когда к беседе присоединилась и Маша, Володя стал теряться в именах, фамилиях и событиях. Вскоре поймал на себе слегка недоумевающий взгляд Жени.
Тот кивнул Володе в сторону кухни и сказал одними губами:
— Пойдём выйдем.
Оказавшись на кухне, Женя устроился на табурете возле открытого окна, закурил. Когда Володя сел напротив, резко спросил, выдохнув облачко дыма изо рта:
— А Юра он что, из «этих»?
Володя посмотрел ему в глаза. Помолчал несколько секунд, не сразу сообразив, о чём шла речь.
— Из каких? — зачем-то уточнил он, хотя уже и сам догадался.
В ответ Женя двусмысленно подёргал бровями.
Внутри Володи поднялась волна раздражения. Он стиснул зубы, мысленно спрашивая сам себя: неужели по Юре так заметно? Сегодня Юра выглядел более чем обычно, так каким образом Женя смог распознать в нём гея? Неужели его выдавали повадки? Но если так, то почему же тогда Володя их совершенно не замечал? Неужели настолько привык? И тут Володя ответил сам себе: потому что, в отличие от других, ему всё это нравилось в Юре. Потому что Володя принимал его таким, какой он есть.
Вопрос Жени повис в воздухе. Володя знал, что именно нужно ответить, но не мог набраться решимости и произнести вслух правильные слова. Они с Юрой никогда не обсуждали, что будут делать, если окажутся в подобной ситуации. Однако, помня его рассказ о коллегах и друзьях, Володя точно знал: Юра сказал бы Жене правду.
Но разве не подло было бы говорить только за Юру? Выдать только его тайну, бережно храня свою.
«Нет, не свою, — мысленно поправил себя Володя, — а нашу».
Но Володя не был готов открыться. До этого момента ему в голову не приходило и мысли признаться друзьям! Он никогда не думал, что кто-то из них поставит его перед выбором: признаться или нет. И не планировал, как ответит. И, наверное, именно потому, что Володя не прокручивал в голове эту сцену, он не загнал себя в ловушку страхов каминг-аута. И теперь он осознал, что в этот самый момент не боится ничего.
Глубоко вдохнув, он посмотрел Жене в глаза и выпалил так же быстро, как отрывают пластырь:
— Да, Женя, мы вместе.
Женя уставился на него. Нервно поёрзал на стуле, глупо ухмыльнулся.
— Что? Прикалываешься надо мной?
Сохраняя внешнее спокойствие, Володя мысленно рассмеялся — предсказуемая для Жени реакция.
— Нет, Жень. Я не шучу.
Ухмылка сползла с лица Жени.
— В смысле? Ты… Что?! — он замер с приоткрытым ртом, рискуя уронить прилипшую к губе сигарету.
— Вот так, да. — Володя развёл руками.
— Но как же… — пробормотал Женя. И то ли удивлённо, то ли зло воскликнул: — Тебе что, баб мало?
Осевшая было волна раздражения поднялась с новой силой. Меньшее, чего сейчас хотел Володя, — это объяснять Жене тонкости своих сексуальных предпочтений, в особенности, почему ему мало баб.
— Жень, давай закроем эту тему, — спокойно попросил Володя, вставая с табурета и собираясь вернуться в зал.
— Да блин! Но ты же нормальный мужик, Вова! Да на тебя и раньше девчонки гроздьями вешались, а сейчас так вообще…
— Женя, я прошу тебя, не надо! Это ведь моё личное дело, не находишь?
Когда он вернулся в зал, вся компания вставала из-за стола.
— О, Вов! — воскликнула Ирина. — Ты представляешь, Юра написал для Олечки пьесу!
— Про мою любимую куклу-русалочку, — взвизгнула довольная Олька.
— Мы идём её слушать! — поддакнула Маша.
— Да, я сейчас приду к вам, — натянуто улыбнулся Володя и свернул в коридор.
Он зашёл в ванную, взглянул на себя в зеркало. Помыл руки с мылом, заметил, как подрагивают пальцы. Внутри разлилось странное чувство: тяжесть и обида. Ну а чего он ожидал? Что Женя порадуется за него? Скажет, что всё в порядке, что так и нужно, что ничего необычного не произошло? Раньше Володе казалось, что открыться кому-то — это сбросить с души камень. Или хотя бы кусок камня. Но почему же стало только тяжелее?
Когда он зашёл в комнату Ольки, та неуверенно бренчала на пианино, слушая Юрины объяснения. Он придвинул к инструменту ещё один стул и, сидя слева, зажимал аккорды. Диктовал, какие клавиши использовать, попутно показывая на исписанный нотами лист.
Ирина и Маша устроились на кровати и негромко переговаривались между собой.
— А во второй части твоя кукла оживает, — сказал он. — Давай покажу.
Он осторожно снял Олькину руку с клавиш и быстро наиграл мелодию — лёгкую и звенящую, будто взмах волшебной палочки.
— Здорово! — воскликнула Олька. — Дай я попробую!
Она значительно медленнее Юры повторила отрывок, пару раз перепутав ноты, но не потеряв от этого воодушевления.
В комнату зашёл Женя. Опёрся о дверной косяк, хмуро посмотрел сперва на Володю, потом на Юру и Олю.
— А дальше что будет? — спросила она.
— А во второй части ожившая кукла-русалочка просит маленькую девочку отнести её к морю.
Олька охнула.
— И что же, ей придётся отпустить свою любимую куклу?
Юра картинно почесал щёку, хмыкнул:
— Дай-ка подумать… Получается, что кукла ожила, а это значит, она теперь не совсем кукла, правда? Она же теперь живая русалочка! Значит, ей нужно в море, ведь русалки не могут жить на суше.
Олька вмиг погрустнела. Обернулась, взглянула на подаренную Володей русалочку, что сидела на столе. Володя заметил, как в её глазах блеснули слёзы. Видимо, это заметил и Юра.
— В общем, я тоже не смог решить, как закончить, — сказал он. — Давай мы вместе придумаем финал этой истории?
— А правда, Юр! — воскликнула Ирина. Подошла и, тронув Юру за плечо, воодушевлённо предложила: — У тебя так хорошо получилось найти общий язык с нашей хулиганкой! Может, ты бы с ней позанимался ещё?
Юра удивлённо посмотрел на неё.
— Да ты что, я же не репетитор, Ир…
— Да, Ир, — вдруг встрял Женя. — Не думаю, что он подходит на роль репетитора.
Он сделал пару шагов к пианино. Юра посмотрел на него, нахмурился.
— Это ещё почему? — не унималась Ирина. — Оля с Нового года ноет, что не хочет заниматься музыкой, я первый раз вижу, чтобы ей было так интересно!
— Потому что я так сказал! — неожиданно резко рявкнул Женя. — Ещё не хватало, чтобы пидор учил моего ребёнка!
Ирина вскрикнула и прикрыла Олины уши ладонями.
— Ты что… — прошептала она.
Противно скрипнув ножками стула по паркету, Юра резко встал, посмотрел Жене в лицо и процедил сквозь зубы:
— Пидор не собирается учить твоего ребёнка ничему, — и быстро вышел из комнаты.
Володя было кинулся за ним следом, но увидел выражение лица Жени. Тот кривился, прожигая Юрину спину взглядом, полным презрения и ненависти.
Подавляемое на кухне раздражение, не успевший ослабить хватку страх, вспыхнувшая только что ярость разом обрушились на Володю. Они объединились в одну совершенно нечитаемую эмоцию и прогремели внутри самым настоящим взрывом. Володя не успел осознать реакции своего тела — в один миг его кулак сжался и тут же устремился Жене в лицо. Володя даже не рассчитывал на удар подобной силы. Женя по инерции отшатнулся к стене, Олька взвизгнула, Маша охнула. Ирина стояла с открытым ртом, будто вообще не понимая, что происходит.
Володя же не собирался дожидаться, когда Женя отойдёт от удара и захочет дать сдачи, и бросился за Юрой.
Юра курил, сидя на лавочке у подъезда.
— Юр… — Володя тронул его за плечо. — Поехали домой.
Но тот его будто и не услышал, так и сидел, глядя в одну точку прямо перед собой, делая затяжку за затяжкой.
— Слушай, я не хочу обострять конфликт. Женя выпил, ему хватит ума пойти меня догонять. — Володя попытался взять его под локоть и поднять со скамейки, но Юра неожиданно агрессивно отдёрнул руку.
Выбросив бычок, затоптал его носком ботинка, достал из кармана ещё одну сигарету. Огонёк зажигалки высветил в темноте его глаза — чёрные и злющие.
Володя осмотрелся, нет ли вокруг людей, и присел рядом с ним, обнял за плечи и положил ладонь на колено. Попытался заглянуть ему в глаза.
— Юр, прости меня. Я не знал, что так получится, я не собирался ничего никому говорить. Женя сам спросил, а я не мог обманывать…
— О чём он спросил?
— Что? — не понял Володя.
Юра запрокинул голову, посмотрел в небо, выдохнул дым. Опустил взгляд на Володю.
— Ты с ними общаешься много лет, и они никогда ни о чём не подозревали. Но, стоило появиться мне, как Женя всё сразу понял. За что ты передо мной извиняешься, Володь? Очевидно же, что дело во мне.
— Юра, нет!.. — Володя хотел опровергнуть его слова, но не нашёл аргументов. — Юра, ты ни при чём. Да плевать на окружающих…
Лязгнула дверь подъезда — на порог, на ходу застёгивая плащ, вышла Маша.
— Ну надо же, два идиота, что один, что вторая... — ругалась она себе под нос. А заметив Володю и Юру, ойкнула. — Вы ещё не уехали?
Володя молча смерил её взглядом, Юра, казалось, даже не заметил, что тут появился кто-то ещё.
— У Жени кровь носом пошла, сильно ты его, конечно, стукнул.
— Надо было сильнее, — сквозь зубы процедил Володя.
Маша пожала плечами.
— Они не понимают просто. Ира орёт как припадочная о том, что всегда считала тебя нормальным. Я попыталась объяснить, что ты, вообще-то, как был нормальным, так и остался. Но они меня не послушали. — Она вздохнула. — Меня она, короче, тоже послала, как поняла, что я о вас знаю.
Юра вдруг поднялся на ноги. Огляделся по сторонам, покачал головой и молча направился к машине.
— Маш, тебе такси вызвать? — спросил Володя только ради приличия. Он не хотел задерживаться.
— Да ладно, я сама, не переживай. Пока, Володь, удачи вам.
Юра так же спокойно и равнодушно сел в машину и сразу же, откинувшись на подголовник, закрыл глаза. Ехали в полной тишине — Володя не рисковал включать радио.
Уже дома Володя разжёг камин и сел рядом с Юрой. Тот пил ром прямо из бутылки, развалившись на диване и глядя прямо перед собой.
Володя приобнял его, упёрся подбородком в плечо и всё-таки сказал:
— Прости меня. Это я виноват, не нужно было вообще никуда ехать.
— И что же, нам теперь никуда не ходить, закрыться дома и ни с кем не общаться лишь потому, что другие люди видят в нас монстров?
Володя покачал головой. Он не знал, что на это ответить. Молча сходил на кухню и принёс им стаканы.
— Прости меня, — только повторил он.
Юра разлил ром по стаканам, выпил свой залпом и прошептал:
— Я ни в чём тебя не виню.
Посреди ночи Володя вдруг распахнул глаза и уставился в потолок. Ему не снился очередной кошмар, а в спальне было темно и тихо. Сердце размеренно стучало в груди, он спокойно дышал, но иррациональное чувство тревоги не давало провалиться обратно в сон. «Что-то не так, — крутилось в голове, — что-то случилось».
Володя включил ночник и, как только тусклый свет немного отогнал дрёму, сразу понял, в чём причина тревоги: постель рядом была пуста. Где Юра?
«Должно быть, пошёл в ванную, а когда вставал, потревожил меня, вот я и проснулся», — успокоил себя Володя и выключил свет.
Сон снова захватывал его, в голове кружились картинки прошедшего дня, мельтешили мысли: Женя предал, Ирина презирала, Юра злился, а свою крестницу Володя больше никогда не увидит. Потом всё это перемешалось в голове: Женя злился, Оля презирала, а они с Юрой больше никогда не увидятся.
Что-то снова вырвало Володю из сна, он вдруг вспомнил: в ванной не горел свет, а постель рядом была ровно застелена — Юра сегодня даже не ложился? Но где он?
Володя открыл глаза и прислушался — везде царила полная тишина. Сон как рукой сняло, Володя резко встал, нацепил очки. Вышел в гостиную, мельком взглянул на часы — полтретьего ночи.
Едва шагнув на первую ступеньку лестницы, Володя услышал пианино. Не музыку, а лишь пару обрывистых звуков, которые сразу же стихли.
И вдруг в кабинете Юры что-то грохнуло и зазвенело, да так громко, что Володя вздрогнул от неожиданности. Он бросился бегом на второй этаж, без стука распахнул дверь.
Юра, пошатываясь, стоял посреди комнаты вдрызг пьяный. У его ног валялись сломанный стул и осколки стекла.
— Юра, что… — прошептал Володя, пытаясь понять, откуда вообще взялось стекло.
— Выйди! — рявкнул Юра, обжигая яростным взглядом. — Вон!
Володя уставился на него, открыл рот, чтобы что-то ответить, но, шокированный Юриной реакцией, не выдавил из себя и слова и захлопнул дверь.
Постоял с минуту у кабинета, прислушиваясь, что творится внутри, но там всё затихло. Он попытался открыть дверь ещё раз, но, стоило взяться за ручку, как с той стороны раздался щелчок — Юра закрылся на замок и сказал:
— Уйди, пожалуйста. — И в этот раз в его голосе уже не было злости, только мольба.
Уходить Володя не просто не хотел, а боялся. Но перечить он не решился.
Володя кое-как доплёлся до спальни, сел на кровать, сбросил очки и схватился руками за голову.
На него накатывала чудовищной силы тревога, она затягивала в себя, с каждой минутой всё больше превращаясь в настоящую панику.
Дыхание зашлось. Володя с трудом хватал ртом воздух, горло стискивало. Руки затряслись, вслед за ними задрожало всё тело. Сердце заколотилось так сильно, что заболела грудь. Страх сковал его, не давал сдвинуться с места.
Зато в голове враз опустело — никаких мыслей, сомнений, решений. Один только ужас и больше ничего.
Володя боком повалился на кровать и, едва голова коснулась одеяла, застонал в него. Почуяв что-то неладное, в комнату вбежала Герда — скуля и тревожно потявкивая, стала крутиться рядом. Ткнулась мордой Володе в ладони, которыми он закрыл лицо. Её мокрый нос приятно холодил, а дыхание, наоборот, согревало, и Володе вспомнилось старое, почти забытое ощущение из прошлого — шок от резкого контраста температур. Вспомнилась и боль — жгучая и одновременно режущая, сильная до крика, но приятная.
В мозгу вспыхнула чёткая мысль — Володя знает, как за несколько секунд прекратить эти мучения и успокоить себя, знает, как прогнать все эти мысли и страхи.
— Нет-нет-нет-нет, — зашептал Володя, — оно не могло вернуться, не сейчас, не снова. Нет-нет-нет.
Но он всё равно не смог бы добраться до ванной и включить воду — он оцепенел, вообще не мог пошевелиться. И от этого стало ещё хуже, страх прочно сковал, сдавил горло, и никак не удавалось хоть немного ослабить эту хватку.
«Нужно позвать Юру, сказать, что у меня рецидив, — пульсировало в голове. — Юра придёт, он поможет».
Володя, не в силах говорить, простонал Герде:
— Позови его, позови.
Но собака не знала такой команды и только неуверенно тявкнула. Сквозь вязкий ужас блеснула трезвая мысль — нужно привлечь внимание. Если Володя не может говорить, то Герда может залаять.
— Голос, Герда, — прохрипел Володя. — Голос.
Та гавкнула, он повторил команду, и собачий лай разнёсся по дому. Володя стал ждать. Не понимая, сколько времени прошло — минута или час, — он снова и снова командовал. Собака лаяла, но Юра не приходил.
Когда небо за окном стало светлеть, Володя, превозмогая боль, попробовал пошевелиться. Мышцы закоченели, тело еле двигалось. Он кое-как дотянулся до ящика тумбочки, нашёл снотворное, выдавил в рот прямо из блистера и разжевал горькую таблетку, не запивая.
Через пару минут он смог нормально улечься на кровать, закрыл глаза, надеясь быстрее уснуть. Но, несмотря на таблетки, сон не шёл. Сквозь мутную дрёму Володя ждал, что распахнётся дверь спальни, войдёт Юра, устроится рядом и успокоит его.
Утро для Володи наступило после обеда. Он посмотрел на кровать рядом — нетронутая.
Решив, что на работу сегодня не пойдёт, Володя написал Лере сообщение, собрался с силами и вышел в пустую кухню. Он не знал, хочет ли видеть Юру, который так его подвёл. И не знал, что ему скажет.
Юра уже позавтракал — на плите стоял остывший омлет, а в раковине засыхали невымытые тарелка и кружка.
«Надеюсь, у тебя всё хорошо, Юра», — подумал Володя, открывая кран, чтобы вымыть посуду.
Сил не было даже сидеть, поэтому после завтрака он вернулся в спальню. Свернувшись под одеялом, постарался заснуть, но не смог. Смотрел усталыми глазами на снимок в рамке, что стоял на тумбочке — их общее фото из Германии, где он целует Юру в щёку. Замечательное фото, от которого ещё не веет ромом, не несёт обидой и виной.
Проснувшись ближе к вечеру, Володя решил, что паническая атака отпустила окончательно. Он полежал полчаса и хотел уже выйти в кухню, но в спальню заглянул Юра. Молча лёг рядом, обнял.
Володя не чувствовал себя выспавшимся, напротив — разбитым и уставшим. Не было сил злиться или что-либо выяснять. Он сполз чуть ниже, уткнулся Юре в грудь.
— Что с тобой случилось? — тихо спросил Юра, поглаживая его по волосам. — Ты проспал почти сутки, на работу не поехал.
Рассказывать правду Володя не хотел. Если Юра узнает о панической атаке, наверняка разнервничается и начнёт его лечить фигурально и буквально. А этого Володя точно не выдержит:
— Кажется, простыл, — соврал он. — Утром температура была, сейчас уже легче. Не хотел тебя тревожить.
Следующей ночью Юра снова остался ночевать у себя в кабинете.
Проснувшись с утра и заметив, что половина кровати рядом снова нетронута, Володя встревожился и поднялся к нему. Он и подумать не мог, что когда-то будет в собственном доме торчать под дверью и подслушивать. Но этим утром ему пришлось поступить именно так — из кабинета доносились голоса.
Юра говорил по-немецки. Знаний Володи не хватило для перевода всего разговора, но общий смысл он уловил: Юра жаловался кому-то на жизнь и упоминал его имя.
Володя так и замер на месте, прижавшись ухом к двери. Юре ответил женский голос.
«Кто это может быть? Что он рассказывает ей, про себя или… про меня? Вдруг он узнал, что со мной случилась паническая атака, и говорит об этом?» — Сердце сжалось от тревожного предчувствия.
Володя положил дрожащие пальцы на ручку, медленно повернул, чтобы не заскрипела, и слегка приоткрыл дверь. Заглянул в тонкую щель.
Юра сидел за столом, к Володе спиной, перед компьютером. А там, в скайпе, на него смотрела женщина. Володя узнал её — Ангела, психоаналитик из комьюнити-центра в Берлине.
Она задала Юре вопрос, Володя изо всех сил напрягся, переводя, и не поверил своим ушам:
— Что ты почувствовал, когда приехал в Дахау?
«Дахау?» — удивился Володя. Должно быть, он ошибся. Но нет, в Юрином ответе звучало именно это слово. Как ни странно, на душе полегчало — всё-таки речь не о Володе.
Он тихонько, чтобы остаться незамеченным, закрыл дверь и спустился в гостиную.
«Дахау, что за бред?» — думал он. При чём тут Дахау? Неужели в Юрином кризисе виновата та их поездка? Не может быть, ведь с тех пор, как они там побывали, прошло столько времени, столько всего случилось. Как это могло быть связано с творческим кризисом?
Сначала была взаимность с Володей — Юра был счастлив. Потом разлука с ним — Юра грустил. После он много работал, да, вкладывал душу, но ведь у него всё получалось. А по приезде сюда Юра снова обрёл счастье. Не мог же он притворяться? Вряд ли, ведь у него не было причин, он даже сам решил сдать билет. Творческий кризис начался уже позже.
Володя гадал, как спросить так, чтобы Юра не понял, что он подслушивал. Задать вопрос как бы невзначай? Но какой именно?
Он придумывал разные формулировки, уже решил, что вообще не станет заводить этот разговор — быть может, Юра сам расскажет.
Но, стоило Юре появиться на лестнице, как Володя забыл всё, о чём думал.
Не поворачиваясь к нему, ядовито выдавил:
— Что ты можешь рассказать чужому человеку такого, чего не хочешь рассказывать мне? Ты мне не доверяешь?
Юра застыл на лестнице и нервно ответил:
— Конечно доверяю, просто это врач. От врачей не стоит ничего утаивать…
Володя развернулся, посмотрел на него. Юра выглядел нерешительно, будто не знал, стоит ему войти в гостиную или лучше опять скрыться наверху. Володя устало потёр переносицу, сложил руки на груди.
— Почему ты перестал ночевать со мной? — спросил он как можно мягче и направился к Юре.
Тот опустил взгляд.
— Тогда я перепил и… решил, что лучше не приходить. А сегодня читал книжку и задремал, проснулся уже утром. Извини, тебе, наверное, было неприятно.
— Ясно… — протянул Володя. Ступил на лестницу, подошёл к Юре, взял за руки, сжал его пальцы. — Юра, зачем тебе врач?
— Знаешь, у Рахманинова был ужасный творческий кризис, такой тяжёлый, что привёл к глубокой депрессии. Он не смог побороть её сам и обратился к психотерапевту. И тот его вылечил. Вскоре Рахманинов написал свой шедевральный второй фортепианный концерт и посвятил его врачу. Хочешь, я сыграю его тебе? Хочешь?
Раньше Володя сразу же ответил бы, что, конечно, хочет. А теперь задумался. Нет, Володя хотел другого: чтобы Юра пришёл к нему той ночью и помог справиться с паникой. Чтобы Юра перестал пить, чтобы стал самим собой. И, главное, Володя хотел никогда больше не чувствовать себя брошенным. Все эти желания были искренними, но несбыточными, поэтому он лишь вздохнул и устало сказал, направляясь в кабинет:
— Конечно хочу.
Слушая Юрину игру, Володя растерялся. Ему стало грустно и одновременно радостно. Он смотрел на Юру, сидящего за пианино, и видел, как неизвестная магия превращает слабого человека в сильного, а его тоску — в радость. Видел, как эта магия наполняет Юрину душу теплом, лечит.
Да, Юра не пришёл, когда Володя в нём так нуждался, ну и что с того? Юра попросту не знал, как сильно в тот момент был необходим ему. Ведь если бы знал, то точно пришёл. Вот только он и сам мучился. Если бы не его кризис, не было бы вообще ничего: ни паники, ни одиночества, ни запаха рома, ни осколков на полу.
Когда одному плохо, другой должен быть сильным, чтобы помочь и поддержать, но так вышло, что в ту ночь сильным не смог оставаться никто из них.
Устав сдерживать сумбур эмоций, Володя шагнул к Юре вплотную. Положил ладонь на плечо, стиснул. Юра упёрся затылком в Володин живот, посмотрел на него снизу вверх. В его карих глазах, как в зеркале, Володя увидел своё отражение. В Юриных тёмных зрачках он тоже был тёмным.
Другую ладонь Володя положил Юре на шею, погладил пальцами подбородок.
— Ай, щекотно, — тот, улыбнувшись, съёжился.
Юра нажал не на ту клавишу. Нахмурился, тут же опустил голову, уставился на клавиатуру. А Володю не волновала его ошибка, фальшивая нота ничуть не испортила произведения, и он продолжил нежно гладить большим пальцем старый шрам на любимом подбородке, любимые скулы и шею.
Юра не стал играть концерт Рахманинова до конца. Опустил руки, будто уронил — они повисли плетьми вдоль тела.
Магия музыки закончилась, но Володя не хотел отпускать Юру.
— Я боюсь за тебя, — прошептал он.
— Не бойся. Ангела дала мне контакт хорошего психиатра, завтра я поеду к нему. Отвезёшь?
Володя замер. Молча уставился в никуда, осознавая, что Юра сам хочет пойти к врачу. Володя понимал, что его личный опыт «лечения» не имел ничего общего с реальной медициной. Но никакие доводы рассудка не могли побороть старую фобию. Хотел того Володя или нет, в его сознании «психиатр» невольно становился синонимом слова «палач».
— Не надо, — прохрипел он, борясь с желанием закричать.
— Я пойду, — ответил Юра негромко, но твёрдо. — Пора что-то менять.
Володя отпустил Юрино плечо и развернул к себе. Оглядел его с ног до головы, ища в его позе и выражении лица решимость. Но ни тени решимости в Юре не было — он ёжился то ли от неуверенности, то ли от холода. Который день он ходил в Володином халате. Юра мёрз постоянно и потому кутался в него как в шубу, но при этом не поддевал ни футболок, ни брюк. Обычно Володины мысли крутились вокруг того, что скрыто под халатом, а вовсе не вокруг того, чтобы заставить Юру одеться нормально. Но сейчас, глядя, как он кутается, Володя захотел согреть его.
Он медленно опустился на пол.
— Менять надо что-то, но не себя, — прошептал он и уткнулся в его колени лицом. — Эти люди могут изменить тебя. Ты знаешь, насколько они могут быть опасны.
— Володя, ну перестань. Если этот врач скажет или сделает что-то не так, я просто уйду от него.
Головой Володя это понимал, но сердце раздирал страх.
— Ты уверен, что тебе это действительно нужно? — простонал он, касаясь губами его голых коленей. — Абсолютно уверен?
— Да, — тихо ответил Юра. Затем взял его за подбородок: — Ну-ка посмотри на меня. Всё будет хорошо, я обещаю. Доверься мне.
— Тебе я доверяю, но… — пробормотал Володя, закрывая полами халата Юрины ноги.
— Если будет «но», хоть один намёк на это «но», я сразу уйду.
— Я не хочу, чтобы ты превращался в меня. Чтобы зависел от чёртовых таблеток, я так этого боюсь!
— Но депрессия — это болезнь в самом прямом смысле слова. Организм дал сбой.
— У тебя депрессия? — опешил Володя.
Он думал, что Юра страдал из-за творческого кризиса, но неужели, наоборот, кризис — следствие депрессии?
— Судя по всему… — прошептал Юра. — Но, чтобы быть уверенным, нужно сдать анализы.
— Кто довёл тебя до этого? Я?! Чем?! Когда это началось? — нервно зачастил Володя.
— Я не знаю. В том-то и дело, что не знаю. Нужны исследования и терапия.
Володя не спал полночи, а утром надеялся, что Юра передумает идти к врачу, но тот был непреклонен.
Остановившись у больницы, Володя посмотрел на Юру так, будто видел в последний раз — взглядом цеплялся за каждую деталь, пытаясь запомнить его до встречи с врачом, чтобы сравнить с тем, каким он станет после. Настроение было отвратительное ещё и потому, что сейчас он был обязан поддержать Юру, а на деле получалось, что Юра поддерживал его.
Быстрее попрощавшись — чем дольше они тянули, тем больше Володя боялся, а Юра нервничал, — Володя поехал в офис.
Как назло, в такой сложный и нервный день ему ещё предстояло провести совещание. А может, и к добру — хотя бы отвлечётся.
Созвав всех ведущих и старших специалистов в своём кабинете, Володя собрался с мыслями и начал делиться планами на следующее полугодие — проектов ожидалось много, к ним требовалось подготовиться заранее.
Обсуждения вышли до того жаркими, что отведённые на них два часа пролетели мгновенно. Володя не заметил прошедшего времени и совсем забыл, что уже несколько часов его телефон лежал выключенным. Поэтому, когда Лера приоткрыла двери, Володя, не глядя на неё, послал Брагинского выяснить, что ей нужно.
Через пару минут его кабинет стал пустеть, а вернувшийся Брагинский негромко пробормотал ему на ухо, чтобы выходящие не услышали:
— К тебе пришли. Какой-то, ну… мне кажется, педик.
Володя непонимающе уставился на него. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы переварить сказанное Брагинским и вспомнить о Юре. Он рывком встал и вышел в приёмную, но Юры там уже не оказалось.
— И где… — растерялся Володя, тупо глядя на пустое кресло.
— Владимир Львович, а посетитель уже ушёл, — сказала Лера.
— Почему? Когда?
— Вот только что, когда Дмитрий Викторович…
— Ясно, — сказал Володя и рванул к Брагинскому, который до сих пор сидел у него в кабинете.
— Что ты ему сказал? — едва не срываясь на крик, спросил он.
— Что он, видимо, ошибся адресом. — Брагинский развёл руками, явно считая, что не сделал ничего неправильного.
— Каким, мать твою, адресом? Что ты несёшь?! Почему он ушёл? Ты ему нагрубил?
Брагинский аж растерялся, открыл рот, моргнул.
Володя выругался, схватил телефон, зажал кнопку включения.
— Нет, ну что вы, Владимир Львович! — возразила Лера, осторожно зайдя в кабинет. — Никто не грубил. Я сказала, что вы заняты, на совещании, и предложила присесть.
— И? — нервно спросил Володя.
— Потом вышел Дмитрий Викторович... спросил, зачем вы ему… Точно ли ему нужны именно вы, потому что… — Лера замялась.
— Потому что — что? — Володя нетерпеливо потребовал ответа.
Она опустила взгляд в пол и тихо, так, что Володя с трудом расслышал, повторила слова Брагинского:
— Потому что такие люди к вам не ходят...
Он запоздало осознал, что именно случилось. Юра и без того несколько недель страдал от кризиса, а теперь, явно расстроенный психиатром ещё больше, пришёл к нему в офис. Пришёл в место, где Володя — полноправный хозяин, в место, где Юра должен чувствовать себя как дома. Но получил там вместо поддержки презрение.
— Твою мать! — взревел Володя, глядя на Брагинского. — Тебе кто, сука, право давал так говорить с моими гостями?!
— Думай с кем разговариваешь, щенок! — рявкнул тот.
— Это тебе бы стоило думать, с кем и, главное, как ты разговариваешь! Выметайся отсюда! — закричал Володя.
Брагинский посмотрел на него совершенно ошарашенным взглядом, но всё-таки поднялся и вышел.
Телефон включился, пошли сообщения о пропущенных звонках, в том числе Юрины, отправленные сорок минут назад:
«Я закончил. Всё нормально. Заедешь за мной? На улице опять дождь собирается».
«Я промок, взял такси, еду к тебе».
Он набрал Юру, но не дозвонился — занято. Володя хаотично просчитывал: если Юра вышел пять минут назад, значит, ещё где-то рядом. Даже если собрался вызвать такси, маловероятно, что успел найти водителя, готового ехать в Володину глушь.
Непрерывно звоня, Володя стал натягивать пиджак. Вдруг в кабинет заглянул Брагинский.
— Этот пидор — он тебе кто? — зло спросил он.
— Не смей его так называть!
— Ты так за него заступаешься, будто… — протянул Брагинский издевательским тоном. — А… я кажется, понял... Это — то самое семейное обстоятельство, да?
Володя замер с трубкой в руках, повернулся к Брагинскому и негромко ответил:
— Да.
— Я видел по камерам, как вы ночью заходили с этим голубком в кабинет. Господи, Вова, узнай твой отец, чем ты тут занимался… Или, может, он знал, что его сын — гомосек? — продолжал издеваться Брагинский.
— Ещё слово, и я тебя уволю на хер!
— Нет, Вова, не уволишь. С таким, как ты, работать не буду я. Я увольняюсь сам, — заявил он.
— Увольняйся! — крикнул ему Володя. — От тебя и так толку как от дерьма! Даже нормальный раствор заказать не можешь. Заплатишь за обваленную стену и катись на все четыре стороны!
Брагинский, не ответив, хлопнул дверью приёмной.
На выходе из кабинета Володю остановила Лера.
— Владимир Львович, я на всякий случай посмотрела, куда ушёл ваш друг, — неожиданно произнесла она. — Он вышел из офиса и повернул налево, в арку.
— Ясно, — зло буркнул Володя.
Но, запоздало осознав, как мягко и тактично Лера назвала Юру, он остановился на лестнице и повернулся к секретарю. Бледная и взволнованная, Лера стояла в дверях приёмной.
— Спасибо, — искренне сказал он и поспешил на улицу.
Юра действительно оказался во внутреннем дворе офиса. Он сидел на бордюре, курил и разговаривал по телефону:
— «Ласточкино гнездо», да. Это за городом… — Он увидел Володю и, не договорив, сбросил.
«Да что же это такое? — думал Володя на ходу. — Даже в моей собственной компании на Юру косятся и оскорбляют. Как я могу уберечь его от ненависти окружающих, если не могу сделать этого даже здесь?»
— Прости меня, прости-прости, — зашептал Володя, бросившись к нему. Он сел на корточки перед ним, взял его руки в свои, стал целовать.
— Ты что, заметят же! — воскликнул Юра, поднимаясь.
И действительно — в этот двор выходили окна почти всех кабинетов офиса. Володя оглянулся и увидел в них силуэты. Он узнал Брагинского и стоящую рядом с ним Леру. Он разглядел даже выражения их лиц — презрительное Брагинского и полное сожаления Лерино.
— Мне плевать, — сказал он, обнимая Юру, — пусть знают. Они для меня никто.
Володя не сожалел об этом. Он уже давно перестал нуждаться в чьём бы то ни было одобрении. А если сотрудники не захотят теперь с ним работать, чёрт с ними, наберёт новых.
— Отвези меня домой, — попросил Юра.
Володя кивнул:
— Хорошо, пойдём.
А сам поймал себя на мысли, что чуть ли не все последние их выходы в свет заканчивались одинаково: Юра хотел скорее уехать домой — будто бы спрятаться от внешнего, обозлившегося на него мира.
Почти всю дорогу до «Ласточкиного гнезда» Юра молчал, уставившись в окно.
— Скажи хоть что-нибудь, — не выдержал Володя, сворачивая с трассы на просёлочную дорогу.
— Что?
— Ну я не знаю. Что угодно. Пожалуйся, позлись, наори на меня, в конце концов.
— На тебя-то мне за что орать?
— Да за всё: что позволил Жене нагрубить, что допустил хамство в моём офисе…
Юра выдохнул, покачал головой.
— Другими словами, за то, что позволял мне нормально функционировать в обществе, а не запихивал меня в шар как для хомяка? За это я тебе, наоборот, благодарен.