25. Горящие мосты
Володе казалось, будто после себя он оставил одни руины. Будто события последних дней стёрли его прошлую жизнь в пыль. Он находил подтверждения этому во всём: в тишине улицы, в пустоте офиса. Будто людей не было не потому, что уже восемь вечера и все разъехались по домам, а потому, что всё вымерло. А единственным, что подавало признаки жизни, был его телефон.
Он пиликнул, оповещая о новом сообщении от Юры.
«Мне так хочется снова играть. Люблю, когда ты восхищаешься мной, смотришь с обожанием. Я так хочу всё это вернуть».
Володя вздохнул. Он знал, что нужно делать, но боялся действовать. Понимал, что может приехать к Юре погостить хоть на год, но проблемы это не решит. Нужно менять жизнь кардинально: сделать то, о чём Володя не раз задумывался, но в страхе гнал от себя эту мысль — эмигрировать. Но он не был готов к этому. Не снова.
Однажды Володя уже был иммигрантом. Переехав в девяностых в Украину, он на своей шкуре ощутил, каково это — когда всё вокруг настолько чужое, что кажется враждебным. Когда ты, почти бесправный, никому не нужен. Но то был переезд из России в Украину, пусть и в другую, но всё же близкую страну. К тому же тогда Володя был моложе и легче на подъём. Ему даже не пришлось переживать из-за языка и акцента. А тут — Германия. Другой, совершенно чужой мир. Да и немецкий Володя учил скорее из интереса, чем всерьёз.
Но ведь в Германии он не останется в одиночестве — Юра поможет ему освоиться. Правда, сейчас Юра настолько ослаб из-за болезни, что выходило наоборот: Володя должен был ехать к нему на помощь. Но, может, это не так уж и плохо? Может, получится обернуть ситуацию в свою пользу? Стресс заставит Володю собраться с силами и запустит механизм адаптации, чтобы как можно быстрее приспособиться к новой жизни.
Лучи закатного солнца окрасили стены кабинета в красный, на миг ослепив Володю. Он будто очнулся от сна и, хлопая глазами, взглянул на часы. В круговерти своих мыслей совсем потерял счёт времени. Стрелки приблизились к девяти, пора было встать и начать что-то делать. Хотя, если смотреть объективно, Володе уже давно было пора сделать хоть что-то.
***
Володя решил, с чего нужно начать, ещё вчера, после разговора с матерью. Правда, тогда он даже не догадывался, как много поменяется в его жизни всего за следующий день.
Вернувшись домой к вечеру, Володя наскоро переоделся и сразу запустил скайп.
Юра ответил быстро, а выглядел плохо: помятый, небритый, с мешками под глазами.
— Мог бы предупредить, — сердито буркнул Юра. — Подожди, я принесу подушку.
Не выключая видео, он вышел из кабинета. Володя пару минут разглядывал знакомые стены, пока Юра не вернулся с подушкой. Он бросил её на стол, прямо перед монитором. Положил на неё руки, а на них — голову.
— В чём срочность? — спросил, исподлобья глядя на Володю.
— Я рассказал матери о нас.
Юра приподнялся, удивлённо уставился на него.
— В каком смысле?
— Теперь она знает, что я не вылечился и что у меня есть ты, — чтобы скрыть волнение, Володя с деланным равнодушием пожал плечами.
— И как она? Как отреагировала? — Юра нахмурился и снова уронил голову на руки.
— Она догадывалась. Оказывается, всё это время пыталась вывести меня на признание.
— И как ты меня представил, как жениха? — спросил Юра. А получив в ответ от Володи кивок, слабо улыбнулся. — Ух ты. То есть теперь я официально не чужой для тебя. Такое странное ощущение.
Володя тоже улыбнулся.
— Да. Я показал ей твои фотографии. Случайно чуть не сунул провокационную фотку из клуба.
— Это какую? — Юра прищурился.
— Вот. — Володя открыл фотографию и показал Юре.
— Не могу разобрать, не видно ничего. — Юра покачал головой. — Ну да ладно.
Убирая телефон на место, Володя ещё раз бегло взглянул на снимок, но не смог отвести взгляда. Каким счастливым был там Юра: танцующий, улыбающийся, ухоженный, в окружении своих друзей. На фото он казался куда более настоящим, чем сейчас.
Но Юра должен быть таким всегда! Без мешков под глазами и недельной щетины, без запаха перегара и сигареты в зубах, в любимых обтягивающих штанах и приталенной рубашке, с серёжкой в ухе. И чтобы чёртов Йонас, давясь ревностью, издалека смотрел на него. И чтобы Володя был рядом, танцевал вместе с Юрой в свете софитов.
Вялый голос Юры вырвал Володю из размышлений:
— Володь, а ты как? Я ведь даже и не интересовался ни разу.
— В каком смысле?
— В смысле, теперь все знают о тебе…
— А это… я пока не понял. Пока слишком зол, а злоба не даёт пожалеть и раскиснуть, — сказал Володя. А сам подумал, что просто не имеет права раскисать. Сейчас, когда Юра ослаб, он должен быть сильным вдвойне.
Юра вздохнул.
— Плохо, что тебе пришлось признаться таким образом. Я имею в виду, что ты не сам решился, а… — неожиданно громкий звонок телефона не дал Юре закончить мысль. — Сейчас, — глядя на экран, буркнул он и стремительно вышел из комнаты.
Он вернулся спустя несколько минут, бледный и взволнованный.
— Звонил заказчик. Завтра еду показывать всё, что есть, — выдал Юра скороговоркой.
— Ты, главное, не нервничай, — Володя начал было успокаивать его, но Юра перебил:
— Давай завтра поговорим. У меня до утра осталось слишком мало времени. Некогда совсем.
— Хорошо, жду звонка, — опешил Володя.
Положив трубку, занервничал сам — Юра так торопился, будто собирался написать весь спектакль до завтра. Неужели у него настолько мало материала?
Они не договорились, во сколько созвонятся. Володя не успел предупредить о беседе с Ангелой в одиннадцать, но решил не беспокоить Юру лишний раз — утром тот всё равно будет занят с заказчиком.
Из-за волнения перед предстоящей встречей с психоаналитиком Володя не смог выспаться. Он проснулся в четыре утра, проворочался в кровати до полшестого, думая то о здоровье Юры, то о теме разговора с Ангелой. А тема была неприятная: его гиперопека.
Во время пробежки с Гердой Володя то и дело досадливо вздыхал — идея общаться с Ангелой на такую тему казалась ему очень глупой. Ну о чём он ей расскажет, когда уверен, что никакой мании контроля у него нет? Тем более что он принципиально не доверял психоаналитикам и не верил в пользу этих разговоров.
Тем не менее, раз он дал обещание Юре, то должен был его выполнить.
Записываясь на приём к Ангеле в будний день, он понимал, что общаться с ней в офисе не стоит — там он разнервничается вдвойне, потому что и тема сложная, и могут подслушать. Поэтому сразу решил, что поедет на работу, только когда всё закончит. Заранее предупредил Леру, чтобы ждала его лишь после обеда.
Казалось, Володя всё продумал. Но теперь понял, что совершенно не готов.
До звонка Ангелы оставалось не меньше полутора часов, и Володя поднялся в кабинет Юры — его будто магнитом тянуло в эту опустевшую комнату. Сел за его стол готовиться к сеансу. Вырвал из ежедневника несколько листов, принялся записывать, что будет говорить.
Решил, что в первую очередь расскажет о Юрином мнении, будто Володя слишком сильно его опекает и маниакально контролирует жизнь. Ангела, наверное, спросит, как именно Володя это делает. И что ему ответить?
Под пунктом номер один Володя записал: «Я лишаю его финансовой независимости. Но это мой дом, я имею полное право купить что-то в него, ни у кого не спрашивая разрешения». Он перечитал написанное, удовлетворённо кивнул и продолжил:
«Во-вторых. Я боюсь отпускать его в Харьков одного, потому что он слишком необычно выглядит для местных. Но Юра говорил мне, что многие смотрят на него осуждающе и ему самому это неприятно. В-третьих. Я запрещаю ему пить. Но в его случае это действительно опасно для здоровья».
Он написал ещё несколько причин, но для каждой нашёл своё объяснение, своё «но». А главным «но» здесь было последнее: «Но, если Юра жалуется на всё это, значит, видимо, прав он, а не я. Какими бы ни были мои аргументы, как бы я ни объяснял причины своих поступков, Юру это беспокоит, Юре это мешает. Значит, он в любом случае прав».
Володя справился с этим списком довольно быстро и только принялся его перечитывать, как с первого этажа послышалась мелодия вызова в скайпе. Володя взглянул на часы — десять утра. Слишком рано для чьего-либо звонка. Нахмурившись, Володя встал с места и не спеша пошёл отвечать. Он было решил, что ему послышалось или позвонили случайно: с работы набрали бы по телефону, а Ангелу он ждал только через час.
Но звонок был от абонента YuriKo. Без предупреждения и сразу с видео. Володя напрягся — раньше Юра никогда так не делал, — и, ожидая, что увидит кого угодно, но не Юру, ответил.
В окошке скайпа появилось тёмное размытое изображение, статичное, будто фотография. Вскоре оно стало чётче, обрисовались уже привычные стены кабинета и сам звонящий. Это действительно был Юра. Причёсанный, гладко выбритый, одетый в белую рубашку. Но, как ни странно, он правда не двигался и молча смотрел прямо перед собой. То, что это не картинка, а живой человек, свидетельствовало лишь одно: Юра моргал.
— Привет, — настороженно, чуть ли не шёпотом произнёс Володя. Юра пугал его своим поведением, молчанием и, главное, выражением лица. На нём, будто на кукольном, не было ни единой эмоции, он будто спал. — Юра? — позвал Володя. — Ты слышишь меня?
— Да, — одними губами ответил тот.
— Что случилось?
— Всё, что я написал, — плохо и никуда не годится. Это надо выбросить, — ответил он ровно и безэмоционально, будто робот.
От его механического голоса по спине Володи бежали мурашки.
— Кто так решил?
— Заказчик. Сказал, что если не переделаю всё полностью, вообще всё, то расторгнет контракт. Дал месяц. На весь спектакль, — он судорожно вздохнул.
Но его вздох порадовал Володю, ведь это была настоящая эмоция живого человека, а не голограммы.
— Как ты, Юр? С тобой… — он хотел спросить, всё ли в порядке, но сам видел, что нет. — Ты ничего с собой… — начал было Володя, но осёкся.
Юра снова вздохнул, но вдруг улыбнулся.
— По-твоему, я совсем дурак?
— Нет. Конечно нет. Просто я очень боюсь за тебя!
— Я понял, — сказал Юра и посмотрел прямо в камеру. — Володя, сейчас я не готов говорить. Не обижайся, ты тут ни при чём, но, пожалуйста, не звони мне какое-то время. Я сам позвоню тебе, ладно?
— Что я опять сказал?.. — вырвалось у Володи.
Он старался сохранять самообладание, но не мог — он никогда прежде не видел Юру таким и попросту испугался.
— Ничего, — бросил Юра. — Мне нужно время прийти в себя. Пока, — и положил трубку.
Володя хотел попросить у него прощения, но не успел. Так и замер с открытым ртом.
Только изображение пропало с экрана, как все эмоции разом обрушились на Володю. Страх за Юру, жалость и любовь к нему перемешались со злостью к заказчику, ненавистью к себе и Юриной депрессии. Чувства — как какофония звуков, перемешанные, оглушающие, нечитаемые, — ударили не только по душе, но и по телу. У Володи одновременно заболело всё: спина, от плеч до лопаток, заныла будто под тяжким грузом, виски сдавило так, что казалось, вот-вот полопаются глаза, а по груди словно полоснуло ножом.
Только в одной боли оказался виноват сам Володя: он вцепился пальцами в кисти рук и, не рассчитав силу, поцарапал ногтями кожу.
Володя перевёл взгляд на лежащий на столе телефон и тут же схватил его. Юра запретил ему звонить, но про сообщения не говорил ничего.
«Юра, прости меня! Я понимаю, что ты наверняка ждал других слов, но я не умею читать твои мысли. Я не знаю, что сказать, чтобы облегчить твоё состояние, но очень хочу это знать», — отправил Володя и стал ждать ответ.
Не замечая течения времени, Володя просто сидел на месте. Не выпускал телефон из рук, не отводил от него взгляда и ждал до тех пор, пока неожиданный, слишком резкий звук не заставил его вздрогнуть. Источником этого звука был ноутбук — в скайп звонила Ангела.
Володя нервно хохотнул — ну уж нет, сейчас он точно не готов говорить с ней. Он взял мышку, потянулся к кнопке отбоя, но остановился — когда ещё говорить с психоаналитиком, если не сейчас? Когда врач будет Володе ещё нужнее, чем сейчас? Именно сейчас — в тот самый момент, когда стресс отзывается болью во всём теле, когда руки сами тянутся включить воду, а в мыслях только одно: может ли Юра сделать что-то с собой.
Володя ответил на звонок, и в мониторе будто вспыхнули живым огоньком рыжие волосы.
— Как ваши дела сегодня? — спросила Ангела, приветливо улыбнувшись.
— Плохо.
— Что вас беспокоит?
Володя попытался как всегда трезво сформулировать в голове причину этого самого беспокойства. Но после разговора с Юрой внутри будто что-то надломилось. Все испытанные в последние дни эмоции Володя хранил внутри себя, не позволяя им выйти наружу. Копил их, набрал целое море и огородил стеной, будто дамбой. Но простой вопрос, заданный дружеским тоном, стал последней каплей — и эта стена, не выдержав напора, рухнула. Володю будто прорвало.
— Юра, кто же ещё. В последнее время все мои мысли только о нём. Я совершил огромную ошибку, отправив Юру домой, — не раздумывая, сказал Володя. — Я знаю, как это исправить, но теперь сомневаюсь в себе. Ведь если я так ошибся сейчас, то могу сделать то же самое в будущем.
— Что именно вы сделали? — Ангела внимательно посмотрела на него.
— Я не просто оставил человека в депрессии одного. Я поступил ещё хуже: намеренно отправил Юру подальше от себя. Огородился от негатива километрами, мол, нет человека рядом — нет проблемы. Я будто избавился от него.
— Вы должны понимать, что Юра — живой человек со своей волей. Но вы говорите так, будто это решение зависело только от одного человека — от вас.
— Я знаю. Да, вы правы. Я никогда не думал так, но ведь именно так и поступал… Всё из-за моего маниакального стремления брать ответственность на себя и недоверия. Когда Юра жил здесь и ему только начинало становиться плохо, я старался ему помочь. Но не смог найти выхода из той ситуации, потому что пытался изменить всё вокруг. Но не себя. И ведь тогда я даже не подумал, что катализатор Юриной болезни — не гомофобное общество, а я!
Володя никогда в жизни никому не выдавал все свои беспокойства разом и, даже беседуя с психоаналитиком, усомнился, уместно ли так себя вести. Но Ангела не подала виду, что он делал что-то неправильное. Наоборот, кивнула и поддержала:
— Я не имею права говорить с вами о течении его болезни — это врачебная тайна. Но мне бы хотелось успокоить: не думаю, что в данном случае причина Юриной болезни — это вы. Даже ссоры с вами вряд ли могли сильно повлиять на его здоровье.
Володю обнадёжили её слова, но он всё равно возразил:
— Да, но я мог усугубить его депрессию. Отправляя его в Германию, я искренне верил, что так ему будет лучше, но теперь жалею. Теперь я боюсь за его здоровье и даже жизнь, — Володя резко остановился.
Он взял телефон в руки и, извинившись перед Ангелой, что отвлёкся, набрал сообщение Юре: «Напиши мне хотя бы одну букву, чтобы я просто знал, что ты жив». Но удалил текст — такие слова могли оскорбить Юру.
Володя отложил телефон, не отправив ничего. Он должен научиться ему доверять даже в такие тяжёлые моменты.
— Раньше я думал, что у него просто творческий кризис. А теперь окончательно запутался и не понимаю, что причина, а что — следствие. Но я всё равно виноват, похоже, отношения со мной токсичны. Юра и сам говорил, что я слишком его контролирую. Теперь я это понял и готов попробовать измениться. Стать лучше. Ради него. И ради себя.
— Как вы считаете, почему Юра так думает? — спросила она, всем своим видом показывая, что готова внимательно слушать.
А Володя ещё раз спросил себя, стоит ли рассказывать ей всё. Но ведь другого выхода у него нет.
Дальше говорил только он, Ангела лишь изредка задавала наводящие вопросы. Она не судила ни его, ни Юру. Она не просто слушала, а казалось, действительно слышала его, принимая во внимание каждое слово. Володя чувствовал себя странно: ему было очень приятно рассказывать о себе и их отношениях с Юрой, пусть не вдаваясь в слишком интимные подробности, но в то же время ничего не утаивая.
Закончив разговор, Володя не смог вспомнить подробностей, но с удовлетворением осознал, что впервые в жизни рассказал кому-то о глубине его любви к Юре. Да, когда-то он рассказывал Игорю их старую историю, но не теми словами, не с такой честностью.
Ангела не поведала ему ничего нового, но только потому, что Володя и сам знал, что теперь делать. От разговора на душе полегчало, а боль, ещё час назад терзавшая всё тело, прошла.
Прощаясь с Ангелой, Володя сам попросил записать его на ещё один приём.
Оставшись в тишине и одиночестве, он снова схватил телефон и открыл ICQ. В списке сообщений мигало новое — от Йонаса. Тот, как и обещал, прислал контакты Юриных друзей, но Володя отмахнулся и закрыл окно, забыв поблагодарить. Его волновала лишь переписка с Юрой.
Они не должны быть порознь! Раз Юре невыносимо находиться здесь, то Володя может хотя бы попробовать пожить там, в Германии. Рядом с ним, вместе с ним. Пусть он всё ещё не был морально готов к переезду в другую страну, но всё же решил, что пойдёт на это. Принесёт эту жертву. Ради Юры, ради благополучия любимого человека сделает то, что должен был сделать уже давно — уехать к нему насовсем.
Судорожно вздохнув, Володя написал:
«Юра, меня всё это достало. Я решил: заканчиваю дела в Харькове и лечу к тебе. Уже еду в аэропорт брать билеты на эти выходные».
Юра ответил удивительно быстро:
«Если опять на две недели, то давай лучше в августе, как собирались».
Володя написал ответ и, не перечитывая, быстро отправил — чтобы не успеть передумать.
«Не на две. Надолго. Насколько именно — решать тебе. В Украине у меня нет ничего важнее тебя. Странно, что я осознал это так поздно».
Володя мог бы заканчивать с делами не один месяц. Причины оставаться в Харькове всегда найдутся — постоянно будут появляться новые задачи и проблемы. Поэтому Володя решил сделать то, чего не делал никогда: бросить всё и сразу. Не дожидаясь ответа Юры, он взял загранпаспорт и сел в машину.
Купив билеты, из аэропорта Володя направился в центр, чтобы избавиться от последнего бремени: сообщить маме об отъезде.
Она была самым главным «но», которое препятствовало его будущему с Юрой. Но теперь мама знала всё, а значит, исчезло и то препятствие. Оставалось последнее — сказать. Мама, конечно, ужасно расстроится, наверняка заплачет, а потом, когда Володя уедет, ей станет ещё более одиноко, чем сейчас. Но у неё хватит мудрости и любви к сыну, чтобы отпустить его — в этом Володя не сомневался.
Пока ехал в родительский дом, успел придумать, как она будет жить без него. Вспомнив совет Ангелы, заранее одёрнул себя: «Я не буду настаивать, я просто предложу ей переехать в “Ласточкино гнездо”. Просто предложу».
Мама приняла новость стоически.
— Ты же будешь сюда приезжать? — тихо спросила она.
— Конечно, — кивнул Володя.
— А как же собака? Её ты тоже увезёшь?
— Увезу, но попозже, когда буду уверен, что у нас с Юрой всё получится. Я узнал, что собак перевозят в багажном отделении самолёта, и не хочу подвергать её лишнему риску, возя туда-сюда.
— Мне оставишь? — впервые за этот разговор мама оживилась.
Она всегда мечтала завести большую собаку, но отец был категорически против держать её в квартире.
— Да, но потом всё равно заберу. Хотя ты сможешь завести себе свою, — рассудил Володя. — А вообще, знаешь, мам, было бы хорошо тебе переехать в «Ласточкино гнездо». Природа, прекрасный воздух, огромный двор. Ты могла бы разбить цветник и огород, как всегда мечтала. К тому же у меня есть соседка Татьяна. Замечательная женщина, вы могли бы с ней подружиться. — Произнеся заранее заготовленную речь, Володя усомнился, не слишком ли ультимативно она прозвучала, поэтому добавил: — Если захочешь, конечно.
— Ну, наверное, так и поступим, — неуверенно протянула она.
— Так что, мам, благословишь меня?
Мама вздохнула.
— Не хочу говорить, что ты не оставляешь мне выбора. С одной стороны, это так, но с другой — ты мог бы уехать, вообще меня не спрашивая. Конечно, я тебя благословляю. Но не просто так. Я потребую две вещи: во-первых, перед отъездом ты должен познакомить меня с твоим Юрой. Имею же я право знать, из-за кого весь сыр-бор. А во-вторых, — начала мама серьёзно, но вдруг остановилась, с надеждой посмотрела на него и, растеряв всю строгость, протянула: — Вы же пригласите меня к себе погостить?
Услышав её последнее «требование», Володя рассмеялся.
Он остался у неё на несколько часов. Пусть поговорили они хорошо, настроение Володи не улучшилось — тревога за Юру не отпускала его. Тот так и не ответил ему на последнее сообщение.
Разумеется, мама заметила его состояние и, провожая, сказала:
— Ни о чём не беспокойся, сынок. Всё будет хорошо. Как говорится, всё перемелется — мука будет.
***
Мама не ошиблась. И правда перемололось. И правда от Володиных преград ничего не осталось, лишь мука. Последнее препятствие рухнуло. Но предстояло попрощаться с ещё одним важным в его жизни местом — офисом.
Володя пришёл сюда поздно вечером, когда все сотрудники разошлись по домам. Оказавшись в кабинете, опустошил ящики стола, сложил в коробку свои вещи. Сборы заняли не больше четверти часа, но Володя не был готов уйти так сразу.
Он прошёлся вдоль полок, постоял у окна. Сел на диван, на своё любимое место в левом углу, где с ежедневником и ноутбуком устраивался каждый раз, приходя к отцу на совещания. Улыбнулся, отметив, что, заглянув к нему осенью, Маша тоже села именно туда.
Володя посмотрел на входную дверь, заметил трещину на косяке и отвернулся — напоминание о дне смерти отца до сих пор причиняло боль. Сняв очки, он устало потёр глаза и бросил мимолётный взгляд на кресло. Его ножки отбрасывали жутковатую тень — казалось, будто под отцовским столом сидит гигантский паук. Володя ухмыльнулся. Весь этот кабинет — паучье логово, ведь отсюда тянулись нити паутины, которая опутывала не только его волю, но и всю его жизнь. И теперь Володе осталось только набраться сил оборвать эти нити. А сила у него была — любовь к Юре. Любовь, которая не оставляла ему другого выбора.
Володя вздрогнул от звука сообщения в ICQ, достал молчавший весь день телефон и прочитал:
«Мне так хочется снова играть. Люблю, когда ты восхищаешься мной, смотришь на меня с обожанием. Я так хочу всё это вернуть».
От этого сообщения Володя погрузился в омут тяжёлых мыслей об эмиграции. Он едва не утонул в них, а выбраться смог лишь благодаря вспышке алого заката.
Как бы ни было страшно, Володя справится с трудностями. Они справятся. Вместе.
Вспомнив о Юре, Володя прошептал его имя. Вдруг последний солнечный луч озарил всю комнату и погас. Стало темно.
Володя включил свет, улыбнулся — одним только своим присутствием в его жизни Юра помог избавиться от тяготивших его вещей, людей и отношений. Володя очень хотел тоже помочь ему, но не знал, как именно, ведь между ними пока ещё оставались тысячи километров.
Набирая сообщение в ICQ, Володя не спешил. Долго думал, перечитывал, что-то удалял, чем-то дополнял. Он всё равно остался им недоволен, но всё же решил отправить. Пусть текст казался местами пафосным, местами — очень нескладным, в нём заключалась правда, в него Володя вложил себя.
«Может быть, одного меня недостаточно, чтобы перевесить негатив в твоей карьере и чтобы твоя жизнь снова обрела смысл. Но у меня нет другого меня, и я отдаю тебе самое ценное, что имею. Я хочу, чтобы ты знал. Ты — самое яркое и самое лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. Никогда, ни к кому, ни к чему и ни из-за чего я не испытывал столько любви, сколько испытываю к тебе, столько эмоций и счастья. Всё, что было до тебя и без тебя, — блеклое и пустое. Если ты когда-нибудь исчезнешь из моей жизни, я постараюсь жить дальше, но боюсь, что всё это потеряет всякий смысл. Я боюсь даже мыслей о таком будущем.
Я говорю это не для того, чтобы взвалить на тебя ответственность или вину. Просто я знаю, что в последнее время ты часто ругаешь себя и даже ненавидишь, стыдишься. И я пишу тебе эти слова, потому что ты просто не знаешь, какой ты на самом деле. Какой ты красивый в моих глазах. В любой момент: усталый, злой, грустный и даже пьяный. Ты для меня как солнце. Не в смысле дурацких прозвищ: пошлых солнышек, котиков и заек. А практически, буквально — мне без тебя нельзя. Что бы ты о себе ни думал, каким бы жалким ни представлялся себе, знай: ты для меня — всё лучшее на свете. В тебе вся красота моего мира».
Володя не ждал ответа, но получил его. Причём довольно быстро:
«Я люблю тебя. Когда ты приедешь?»
Володя нахмурился.
«Юр, я же писал тебе днём — в выходные».
Ответ на это сообщение пришёл не сразу. Лишь несколько минут спустя Юра, очень неразговорчивый сегодня, выдал целую тираду:
«В эти выходные? Ты не шутил? Ты правда приедешь? Я весь день сам не свой — так расстроился из-за заказа. Проспал до вечера, очухался, а тут такая новость!»
«Ты рад?»
«Господи, да! Конечно!»
Володя улыбнулся.
Он встал, ещё раз не спеша прошёлся по кабинету. Задумался, что забрать отсюда на память. Отвес — подарок заказчика? Отцовское пресс-папье — золотого льва? Он подошёл к серванту и вынул оттуда единственную по-настоящему дорогую для него вещь — семейную фотографию. Володя положил её в коробку и оглядел кабинет в последний раз.
Действительно в последний — он это чётко знал. Нет, конечно, когда Володя уедет, кабинет никуда не денется, не сгорит. Но перестанет принадлежать ему — скоро у этого места появится новый хозяин.
Свет в его бывшем кабинете горел ещё не менее часа и погас за секунду до того, как за Володей захлопнулась дверь.
***
Спустившись в зал ожидания берлинского аэропорта, Володя искал Юру в толпе суетящихся людей. Нашёл его не сразу — одетый во всё чёрное, Юра стоял в дальнем углу зала. Он отвернулся ото всех, глядя в окно, и вертел в руке телефон.
Подойдя к нему, Володя негромко кашлянул, чтобы не испугать. Тот не отреагировал.
— Юр, — как можно ласковее позвал Володя.
Юра резко развернулся и уставился на него. Наблюдая, как меняются эмоции на его лице — от испуга до радости, — Володя не смог сдержать улыбки.
Юра поджал губы и, ничего не сказав, обнял так крепко, что Володя задохнулся. Володя обхватил его плечи обеими руками, прижал к себе и даже не задумался о том, чтобы осмотреться вокруг — поискать недобрые взгляды. Ему было не до этого.
— Ты реальный? — пробормотал ему в шею Юра. — Ты мне не кажешься?
— Реальный. — Володя хмыкнул. — Неужели думал, что обману тебя?
— Нет, просто решил, что найдётся куча причин не приехать. Или что ты так просто это сказал, поддержать.
У Володи чуть было не вырвалось «Ты что, с ума сошёл», но он не стал ничего говорить. Повинуясь порыву нежности, обхватил ладонями лицо Юры, заглянул в грустные глаза. Юра тут же замолк, задержал дыхание. А Володя ощутил, что сердце забилось так сильно, будто стремилось выпрыгнуть из груди. Он судорожно вздохнул, закрыл глаза и прижался к Юриным губам.
Володя не думал ни о чём и ни о ком. Лишь старался передать через поцелуй всю нежность и любовь, которые скопились в душе за время самой короткой, но самой тяжёлой разлуки. Юра ответил ему, но целовал не нежно, а жадно — видимо, тоже соскучился.
Отрываться от Юры не хотелось, но Володя вспомнил, что они не одни и находятся в общественном месте. Он нехотя отстранился, и первым, что увидел, были расширенные от удивления любимые карие глаза. Юра наконец-то улыбался.
Володя оглянулся вокруг. По аэропорту сновали сотни людей. Многие, суетясь, едва не сталкивались с ними, многие просто стояли рядом, почти вплотную. Кто-то разговаривал, кто-то тоже обнимался.
Но всем им, всем этим людям, было совершенно наплевать на Володю и Юру. На двух мужчин, которые, то ли плача, то ли смеясь, сжимали друг друга в объятиях.