Возвратись к земле, Ханна, милая! Сейчас весна, и отцу так нужна помощь твоих рук. Не бойся заняться немного и мужской работой, когда это необходимо. Женщины такие же прекрасные, как и ты, выполняли такую работу и раньше. В долине Ред-Ривер нам нередко доводилось видеть женщин, работающих на тракторе. Мы обратили особое внимание на одну из них среди моря пшеницы, где день за днем она покоряла эти безбрежные равнины. Однажды, когда наши машины поравнялись, она сошла с трактора и подошла к нам, у нее потерялся раздвижной гаечный ключ. Она была молодая загорелая женщина, на голове у нее была надета мужская шляпа с невероятно широкими полями; раньше она была учительницей в маленьком городке, потом вышла замуж за соседского фермера и теперь помогает мужу в работе. Разговаривали мы недолго, она одолжила гаечный ключ и пошла к своему трактору.
Так вернись же домой, Ханна, милая! Твои родные края зовут тебя. Ты еще не забыла, как красиво у тебя дома? Родные места всегда красивы. Любовь к Родине проявляется в малом, в любви к родному очагу. Коровы и овцы у вас такие ухоженные и упитанные, у дома деревца, скамейка, дорожки и тропки в полях, сарай, кот и петух. Усталая, ты так сладко засыпаешь вечером и встаешь так хорошо отдохнувшая утром. Здесь сколько угодно молока и дров, чтобы топить печь.
В городе у тебя с этим туго.
И еще. В городе ты лишняя. А здесь нужна. Природные горожанки не приспособлены для крестьянской работы. В городе слишком большой спрос на такие мансарды, в одной из которых ты живешь, на пищу, которую ты употребляешь, на то рабочее место, которое ты занимаешь.
А в то же время ты нужна дома, в родной усадьбе. Если ты сейчас вернешься домой, ты осчастливишь своих родителей. Это пойдет на пользу тебе, и душе твоей, и телу» [123] .
Так Гамсун и стал жить – в родной усадьбе, в доме, который собирался оставить детям. Он всегда хотел, чтобы у его потомков было родовое гнездо, куда они могли возвращаться. Он хотел возделывать землю, иметь собственный сад и лес, реку, в которой бы водилась хорошая рыба, – и, наконец, получил все это, заплатив за обретенное богатство пятьюдесятью годами тяжелого труда.
За дело он принялся с небывалой энергией, сам принимал участие в работах в лесу, на полях и, конечно, в доме.
Мебель (очень хорошая, в стиле ампир) для будущего дома была куплена еще задолго до свадьбы и до поры до времени хранилась на складе в Кристиании.
Особенно дорога Марии была кровать:
«Я часто вспоминаю свою старую кровать. Теперь я понимаю, что она была очень важна в моей жизни. Кровать из красного дерева, парная кровать из рук своего творца. Мы с Кнутом купили обе кровати в 1909 году, когда собирались пожениться. Точнее, покупал он, а я была счастливым свидетелем этой покупки. Так, покупка по случаю, в магазинчике на Театергатен. Кнут хмурился: какого черта! Театр был для него худшим из всего существующего. И все же нам повезло: кровати оказались совершенно новыми, их заказала молодая пара, которая перед свадьбой передумала и отказалась от покупки. Кровати выставили на продажу за полцены.
...Но кровати так и не стали действительно парными, стоящими рядом день и ночь. Кнуту нужна была своя комната. Ему нужны были бумага и карандаш, чтобы в темноте он мог сразу найти их, вытянув руку. Он не мог зажигать лампу, чтобы не погасить нечто другое. А именно вспышку, которая внезапно озаряла его, пока он спал, таинственное озарение сверху, которое он набрасывал на бумаге и затем расшифровывал, когда наступало утро.
Многое из того, что он сам считал самым ценным в своих книгах, пришло к нему ночью, на старой кровати. Иногда я слышала, как он пел, одеваясь по утрам. И я не могла не поддаться искушению подпеть ему. Он угрожающе хмурил брови и взглядом давал мне понять, что я провинилась.
Разумеется, не только в этом ожидании «излияния Святого Духа», как он сам называл его, была причина того, что одна парная кровать стояла здесь, а другая – там. Это произошло еще и потому, что он желал выкурить трубку или почитать книгу. При этом ему не хотелось стеснять меня своими привычками.
Постепенно в моей кровати, один за другим, увидели свет четыре новых человека, так что по ночам я не была одинока. Кнут ничего не имел против того, чтобы я как можно дольше оставалась с детьми» [124] .
Гамсун подумывал также и о покупке автомобиля, потому что в свое время (в 1901 году в Бельгии) брал в аренду машину и остался ею очень доволен. Но выяснилось, что автомобили очень дороги, и супруги решили приобрести «выезд». Свои лошади в Скугхейме были, а вот коляску заказали через друзей в столице.
Гамсун всегда хотел и, наконец, смог вернуться домой «господином». Он, как и в первый свой визит в Хамарёй десять дет назад, произвел фурор. Он действительно стал, выражаясь на русский манер, помещиком.
Но родных его в Хамарёе осталось мало. Отец умер в 1907 году в возрасте 82 лет, мучитель-дядя еще раньше (в 1890-м), многие друзья детства уехали в город или эмигрировали в Америку. Остались любимая мать, но уже почти глухая, и брат Уле.
Словом, жизнь, как казалось Гамсуну, наладилась...