Жизнь в Нёрхольме шла своим чередом. Хозяйственными работами в усадьбе руководили двое датчан, да и сам Гамсун всегда следил за любимым детищем.
В 1927 году Гамсун написал в Вальдрес своему старому другу Эрику Фрюденлюнду и спросил, не может ли он взять к себе на воспитание старшего сына Туре. Писатель считал, что Туре нуждается в «целительном воздухе Эурдала».
Туре Гамсун вспоминал: «Отец твердо верил в целебные свойства воздуха, солнца и пищи в Эурдале и в своего верного эурдальского друга. Там к нему самому когда-то вернулись силы, там он прожил свои самые светлые годы. То же самое можно сказать и про меня.
...В течение трех лет Эурдал был своего рода центром, где собиралась вся наша семья. После Рождества, уже в новом году, туда приехал мой брат и тоже начал учиться в местной школе, время от времени проведать нас приезжала и мать с сестрами» [159] .
Нельзя сказать, чтобы Марии нравилось, что постепенно, быть может, и с лучшими намерениями, одного за другим Кнут отсылает из дома детей.
На склоне лет она с явным неодобрением писала:
«Так как мы редко видели обеих наших дочерей и были ограничены в передвижении, я изобретала немыслимые вещи. Я была столь находчивой ради них, а может, ради себя самой.
Обе они начали путешествовать в четырнадцатилетнем возрасте. Им надо было получить образование. Поэтому он забрал их из средней школы в Гримстаде и отправил сперва в Германию, затем во Францию [160] .
Тогда у меня было чувство, – сегодня не знаю, как оно конкретно проявлялось, – что они занимают слишком много его драгоценного времени, отрывают его от последних крупных романов, которые он писал в Нёрхольме. Он часто повторял, торопливо и лихорадочно: "Мое время не бесконечно, Мария!” А они были маленькими, очаровательными девочками, в которых уже проглядывала женщина, с чудесным характером и смышленым взглядом. Ему не нравилось, что я была целиком поглощена ими. Может, в нем снова вспыхнула ревность, как в первые годы нашей любви?
Я все время хотела оставаться для них мамой, после того как меня так рано лишили этой роли. Кнут часто выговаривал мне за это. Нельзя носиться со взрослыми детьми, эта привычка перейдет потом на внуков!
Но я внушала себе, что обе дочери иногда нуждаются в моем присутствии. На самом деле это было моей потребностью – быть вместе с ними» [161] .
Отношения в семье потихоньку накалялись [162] , но пока все еще более или менее нормально.
1930 год был неудачным для семьи Гамсунов. Сначала прооперировали отца семейства, а весной два месяца провела в постели Мария.
Летом же заболела любимая дочь Гамсуна Эллинор, которая своим упрямым и вспыльчивым характером, непредсказуемостью и чувствительностью очень походила на отца.
;Находясь в Германии, Эллинор заболела анорексией, и Гамсун решил послать ее на лечение все в тот же Вальдрес к Эрику Фрюденлюнду.
Вскоре заболел менингитом Туре... После его выздоровления Кнут, Мария и их старший сын вместе со своим учителем Трюгве Тветросом в 1931 году отправились на Французскую Ривьеру.