Поскольку в этой истории две стороны, то важно знать, как на эту встречу
прореагировала вторая — вот та самая стокилограммовая тетенька, что осталась брошенной
на дорожке.
Вера Георгиевна — мама Романа и жена Кости — ночь не спала. Все видела перед
собой ошеломившую ее картину: Костик, две недели до того пролежавший с радикулитом, в
три метровых шага перемахивает через газон, а на асфальте, сцепив зубы от презрения, стоит
Людмила. Вот это презрение не давало покоя и сна. Чего уж она так? У нее, у Веры, тоже
был в школе поклонник. Сейчас он заслуженный артист, снимается в кино. Когда они
встречаются, то, не стесняясь, целуются, даже если его жена рядом. И ей это не противно, наоборот, приятно, как он хорошо к ней до сих пор относится. И дело не в том, что ей
льстит: он, мол, артист. Он не из тех, чьи открытки продают, он всегда играет крестьян-безлошадников, у него и в жизни лицо голодное вытянутое и унылое. Но теперь он носит
дымчатые очки. В них его безлошадность не так видна. Костик по сравнению с ним —
красавец. Это объективно, не потому, что муж. А та, Людмила, смотрела на него так, будто
через газон к ней прыгал какой-нибудь Квазимодо. «Лю-у-ся! Люсенька!» Орал как! Голос
откуда-то не из горла, а из кишок — сдавленный, чужой. Вера с тоской представила, как они
замерли на бетонных дорожках — она и Людмила. У Романа глаза стали, как блюдца. Папа
ведь дома, держась за стеночку, ходил.
— Ну и прыжок! — сказал он восхищенно. — Как Брумель!
А «Брумель» стоял там, на той полоске, жалкий, небритый, и Людмила так брезгливо
его обошла, с этим узлом на голове, будто боялась задеть. Уходя, кивнула ей, тоже свысока, и такое обилие презрения, пренебрежения, которое обрушилось на Веру в один миг, вдруг
оказалось ей не под силу. Она, двужильная женщина, на плечах которой было все — и
нездоровый муж, и хлипкий сын, ремонт в квартире (пять лет уже прожили), и стеллажи на
заказ, и все, все, все… И тут она вдруг осела, обмякла от одной этой минутной встречи. Что
она, про Людмилу не знала раньше? Знала. Все ее фотографии в альбоме сохранены, со
всеми надписями «любимому», «моему хорошему» и так далее. Знала, все знала, что было.
Не знала, предположить не могла, что у Кости все и есть. И вот теперь они соседи? Всего три
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Галина Щербакова «Вам и не снилось»
газона Костику перепрыгнуть. Разве трудно умеючи?
И Вера тоже пошла в Банный переулок, на «квартирную барахолку», выяснить
возможности обмена. Выяснила: туда надо ходить месяцами, а еще лучше годами. Может, что и выходишь…
А потом все как-то в бессонницу пересмотрелось. Школа для Ромки рядом, на работу
добираться удобно, а тут еще прямо между домом их и Людмилы достраивают громадный
универмаг, он разделяет их дома, как пропастью. А тут еще Костика с радикулитом
положили на обследование в ЦИТО. Шло время, и ни разу больше Людмила на пути не
встречалась.
Правда, цепко держалось в памяти, как она тогда прошла, но время услужливо
подсунуло другое объяснение: значит, он ей не нужен. Так это же хорошо! Раз прыгнул и
увидел: не нужен. Разве она, Людмила, будет с ним, хворым, так возиться? Вера знала, сколько времени требует и Людмилина прическа, и такие ногти, и сколько стоит такой вид в
целом, переводи хоть на деньги, хоть на время. Многого стоит. Ей, Вере, не по карману.
Поэтому найти любителя поменяться с ней местами будет трудно. Один раз прыгнул… и
съел… Отлеживается в ЦИТО.
Вера не подозревала, что Костя звонил Людмиле по телефону. Сложным путем
выяснил он домашний номер, так как не знал, какую она сейчас носит фамилию. У Эрны
спрашивать не стал, позвонил Людмиле на работу и там у кадровиков не своим голосом
осведомился. Людмила ответила предельно сухо, а он сразу жалко представился: «Я из
больницы». Но в другой раз трубку взял мужчина и лениво так спросил: «Слушайте, какого
черта?» Костя медленно надавил на рычаг и медленно пошел, пытаясь самому себе
убедительно ответить на этот предельно простой вопрос: действительно — какого? Скоро
двадцать лет минет, как они прятались в подъездах. Чего только не было после: и этот