знакомых?
— Понятия не имею. Зачем это мне? — Брови девицы вздыбились от удивления.
— Ладно. Спасибо, — сказал Роман. — Мариуполь, точно?
— Вроде… — Девица остервенело крутила кофемолку и смотрела вслед Роману.
Ничего мальчик, вполне… Любовь, любовь… Ха! Столько вокруг обожженных ею, казалось
бы, сообрази и остерегись, а все равно летят на огонь, как сумасшедшие. Девочки и
мальчики… Комсомолки и комсомольцы… Рабочие, студенты и колхозники… Дураки и
дурочки… Пусть летят… Она больше не полетит…
Девица пила кофе, которым можно было бы напоить дюжину гипотоников, а в ушах ее
продолжал звучать долгий призывный звонок в пустую соседнюю квартиру.
Вера согласилась на Мариуполь сразу. После того как она отдала в школу за четыре
трамвайные остановки личное дело Романа, она почти успокоилась. Оставалась малость: сообщить Роману, что его перевели в новую школу. Все были уже подготовлены. Вера не
постеснялась даже сходить к бывшему учителю математики и сказать ему: «Евгений
Львович! Я буду на вас ссылаться, что вы Ромасику рекомендуете другую школу. Где
уровень выше». Математик был оскорблен — при чем тут уровень? Какие к нему претензии?
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Галина Щербакова «Вам и не снилось»
«Господи! Да никаких! — сказала Вера. — Мне надо его забрать из этой школы». Евгений
Львович ничего не понял из Вериных полунамеков («Девочка? Какая девочка? У них у всех
девочки!»), но согласие на версию «о высшем уровне» дал. «Она взяла меня измором, —
скажет он. — У нее какая-то своя сложная логика, но я вникать не стал». Вера собиралась
подключить к этому и Татьяну Николаевну. Как только та вернется. Она даже слегка, гордилась хорошо организованной интригой. Думалось: через много лет она будет
рассказывать Роману всю подноготную его перевода. Вот уж посмеются вместе. Очень
хорошо это виделось — она рассказывает, а Роман качает головой и говорит: «Бедненькая ты
моя, столько хлопот из-за пустяков».
Так это хорошо представлялось, что Вера заранее переполнялась умилением. Пусть, пусть знает, как она мудра в своей материнской зоркости, и как ловка, и как сообразительна.
Все, все оценит сын потом. Вера воспаряла… Она узнает, почувствует из всех девушек ту, единственную, которая… Верьте не верьте, почувствует! И может, даже скажет сыну:
«Ромасик! Не прогляди! Это она!» Вера могла представлять и дальше: внуков, например…
Возможные семейные неприятности у Романа, и как она, мать, тактично и внимательно во
всем разберется, и поможет, и выручит… И еще дальше: видела правнуков… Видела, как она
будет умирать в большой широкой постели против широкого окна. Нет, не умирать —
отходить, и все вокруг будут плакать, а в ее душе будут звенеть бубенцы. Она даже сейчас
слышала эти бубенцы из будущего, серебряный перезвон, и радостно вздыхала. Все будет
хорошо. Ведь ведет же она его по жизни шестнадцать лет. И слава Богу! А чего только не
было. И воспаление легких три раза, и этот мальчишка, который учил его пакостям, и
перелом ноги, и пожар, который Ромка устроил в детском саду. Все было. Но она во всех
ситуациях была умней обстоятельств, и все кончалось хорошо. И в этой истории, она
убеждена, надо вмешиваться и разрушать. Тут не может быть сомнений ни с какой стороны.
Это даже хорошо, что Юлька — дочь Людмилы Сергеевны, что пришла его провожать. Они
сами все определили, они сделали задачу предельно ясной, тут даже думать нечего. Вера
гордилась собой.
А потом Роман с матерью уехал в Мариуполь, то есть, как выяснилось, в Жданов.
Почему Вера так обрадовалась этому варианту? Потому что это не Сочи, не Ялта, не
Паланга, это был не теплоход по Волге или Енисею, не вояж по столицам. Жданов —
Мариуполь — рабочий город, и, значит, жизнь там дешевле, без снобистского курортного
шика, а море там все-таки плескалось… Теплое и мелкое — это тоже было хорошо. К тому
же выяснилось, что в Мариуполе можно не только отдыхать, но и поработать. Верин
институт имел на металлургическом комбинате дело, и ей дали командировку на две недели.
Вера испытывала небывалый подъем. Правда, она еще не сказала Роману о переводе в