— Юлька! — закричал он.
— Почему? — едва выдохнула Юлька.
— Там уклон, понимаешь, физико-математический уклон. Ты же знаешь, наш
математик не тянет…
— Ромка! Дурачок! Это они нарочно нас разделили, нарочно… Как ты этого не
понимаешь, глупый!
— Да нет! — сказал Роман. — Нет! Просто уклон.
— Просто мы с тобой…
— Но ведь тогда это глупо, ведь нас-то разделить нельзя… Сама подумай!
— Я и подумала, — прошептала Юлька. — Я знаю что делать!
Татьяна Николаевна все узнала постфактум. У нее состоялся прелестный разговор с
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Галина Щербакова «Вам и не снилось»
Марией Алексеевной, их директором. Умная, современная женщина, исповедующая
наипередовые взгляды на школьную форму (устарела!), ратующая за демократичность
отношений между учителями и учениками (демократизм есть дитя интеллигентности), невозмутимая, когда речь шла о повторных браках учителей («Ради Бога! Были бы вы
счастливы! От счастливых школе больше проку»), Мария Алексеевна сейчас была маленькой
и потерянной в своем кресле.
— Пожалейте меня, деточка! — говорила она. — Я этого боюсь. Ничего другого не
боюсь, все могу понять и простить, а от этого холодею…
— Чего вы боитесь, Мария Алексеевна?
— Любовей, милочка! Любовей! Я же не Господь Бог, я прекрасно понимаю, что это та
сфера, в которой я бессильна. Случись у них роман — и плевать они на нас хотели. Они
делаются дикими, неуправляемыми, они знать ничего не хотят. Смотришь — и уже
эпидемия, пандемия. Все дикие. Все неуправляемые. Возраст? Возраст. Но если есть какая-то
возможность сохранять аскетизм — я за это. Любой ценой! Газеты вопят о половом
воспитании, фильм «Ромео и Джульетта» на всех экранах… На мой взгляд — это кошмар.
Все в свое время — когда созреют души… А души в школе еще зеленые… Поэтому не
напирайте на меня… Пришла Лавочкина и попросила документы по этой причине. Я сказала:
«Ради Бога! Понимаю и разделяю…»
— Вы посмотрите на Юлю. На ней же лица нет.
— Мне жалко девочку. Искренне жалко… Ей кажется, что мир рухнул в ее сторону. Ну
скажите, много ли вы знаете случаев, когда эти школьные страсти вырастали во что-то
путное? И вообще вырастали?
— Мария Алексеевна! А вдруг это тот редкий случай?
— Тогда им ничего не страшно… Так ведь?
— Им страшно все, что их разлучает. Мы с вами в их глазах чудовища.
— Я по опыту знаю: учителя, которые в школе казались чудовищами, со временем
меняют минус на плюс. Приятные во всех отношениях педагоги, как правило, ничего не
стоят… и не остаются в памяти. Но мы не об этом. Милочка! Не мучьте меня больше
вопросами на эту тему. Это моя ахиллесова пята. Я прячу и стыжусь ее. Вы молодая и
жестокая и не умеете смотреть сразу с двух точек зрения. Но все-таки попробуйте взглянуть
на все с моих седин.
— Я не видела и не вижу ничего страшного…
— Ну что ж… Одно могу сказать: кто-то из нас двоих слеп… Кто-то один зряч…
Таня шла домой пешком, через сквер. Осень была желтой, томной, кокетливой и не
соответствовала состоянию Таниной души, в которой было сине, фиолетово, черно… Эти
цвета как-то естественно сложились в небритое и уставшее лицо доктора Миши Славина.
— Я женюсь, — позвонил он ей недавно. — Скажи мне на это что-нибудь умное.