— Сейчас ты смотрел любовь пополам с расизмом, — сказал Сашка. — Если тебя
смущают только примеси в этом тонком деле, то их было навалом и у древнего человека.
Чистой, отделенной от мира любви нет и не может быть.
— А я не люблю винегретов, — ответил Роман. — Вот почему меня волнует правда о
Шекспире.
— Без примесей только секс, — с вызовом выложил Сашка и посмотрел на Таню: «Как
вам моя смелость? Мой образ мыслей? Широта воззрения?»
Девчонки гневно, но заинтересованно завизжали.
— Скажите ему Татьяна Николаевна! Скажите!
— Я согласна с Сашей, — сказала она. — Любовь всегда бывает в миру и среди людей.
Это жизнь в жизни («Мама!» — печально вздрогнуло сердце).
— Понял? — Сашка хлопнул Романа по спине. — И будут тебе из-за любви вредные
примеси в образе двоек, скандалов дома, а потом — что совершенно естественно — будет
лесоповал…
— Видел я такую любовь в гробу и белых тапочках, — ответил Роман. — Любовь сама
по себе целый мир. Должна быть такой во всяком случае.
Расходились по-доброму. Уже дома Таня подумала: интересный парень Роман. А какие
у нее девчонки? Она толком их и не увидела. Правда, против секса они завизжали дружно, что ни о чем еще не говорит. Это вполне может оказаться жеманством, а не целомудрием, лицемерием, а не добропорядочностью.
…А потом, в бессонницу, снова пришла к Тане мама. Она села в ногах в своем старом-престаром махровом халате и сказала своим сломленным болезнью голосом:
«…Я все думаю о любви, Таня! Это невероятно, сколько я о ней думаю. Мы
поженились с папой перед самой войной, и у нас была возможность поехать на пару недель к
морю. Мы отказались. Папа из-за каких-то цеховых дел, я из-за ремонта в институте. Без
меня, видите ли, не могли покрасить наличники. И сейчас я думаю о том, как я не ходила с
папой босиком по пляжному песку, как он не растирал мне спину маслом для загара.
Понятия не имею, было ли тогда такое? Как мы не целовались в море, в брызгах… Сплошное
НЕ… Недавно у одной писательницы прочла абзац о поцелуях. Ей не нравится, как теперь
целуются: откровенно, бесстыдно… А мне нравится… Я бы так хотела… Я буду думать о
любви до самой смерти… Ах, черт, как не хочется умирать! Что за судьба у нас с отцом —
он в тридцать семь, я в сорок семь… Вся надежда на тебя, Танюша. Чтоб ты жила взахлеб за
нас троих…»
Мама была всю жизнь поглощена делами института, делами лаборатории, и такая вот
тоскующая о пляжном песке женщина становилась для Тани непонятной и даже чужой.
Только на похоронах, среди венков и соболезнований, среди невероятно большой толпы
вокруг такой маленькой, почти невесомой женщины, Таня вновь обрела ту маму, которую
всегда знала, любила и побаивалась.
Почему же так получилось, что теперь — и чем дальше, тем чаще — в ногах ее
садилась женщина в махровом халате, тоскующая о любви?
Таня знала ответ: мать приходит, потому что дочь не оправдала ее надежд. Она не
живет взахлеб, за троих. В сущности, у нее, как и у мамы, в жизни есть только одно —
работа.
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Галина Щербакова «Вам и не снилось»
Первое сентября полагается считать праздником. За годы работы в школе Татьяна
Николаевна научилась понимать и ценить многое в школе, но первосентябрьское ликование
ее всегда выводило из себя. Цветы, фотоаппараты, шефы с завода с тоскующими глазами, представители вышестоящих организаций, прячущие за приветливостью тайный
инспекторский взор, сутолока, нервы, а в результате обязательно пустые уроки, потому что
после всего на «отдать» и «получить» уже просто ни у кого не хватает сил.
И в этот раз она до последней минуты не выходила на школьный двор, наблюдала
суету из окна. Увидела Сашку, без единой книжки, но с газетой. Он тряс ею над головой и