Костя сам в этот отношении развился поздно. И потом… Где? Когда? Мальчик все время
дома, ну вот сегодня уходил, но ведь на улице был день… Да и не такой он… Он робкий, жалостливый, а это, извините, несколько насилие… Он, Костя, сам в свое время этого
боялся… Надо, чтобы нашлась опытная женщина, а так, девчонка, сверстница… Это
невообразимая чушь!
— Не паникуй, Веруня! — сказал он ласково. — Ничего у него нет. Целуется где-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Галина Щербакова «Вам и не снилось»
нибудь украдкой в лифте.
— Ты что, не видишь современную молодежь? — зло спросила Вера. — Им же на все
плевать. Они готовы отдаваться на глазах у всех!
— Молодежь во все времена одинакова! А первый признак старости, Веруня, брюзжание на ее счет. Рома! — закричал Костя громко. — Что ты делаешь, сынок?
— Решаю математику! — ответил Роман.
— Вот видишь! — усмехнулся Костя.
— От тебя помощи — как от козла молока, — сказала Вера. — Надо думать самой.
Она ушла в кухню и за привычной возней снова и снова вспоминала слова Романа. Что
он имел в виду, говоря о доказательствах? Может, просто словесная клятва, тогда это ничего.
Слов столько, что если их бояться — вообще жить не стоит. Уехать бы куда, уехать… Опять
же десятый класс, куда тронешься? Надо было после девятого отправить его в Ленинград. У
нее сестра учительница, она так прямо и предлагала: «Привози, сделаем Ромке медаль». Но
потом прикинули, какой от нее, от медали, нынче прок, в вузе все равно экзамены. А надо
было увезти на годик. Себя тогда пожалела — как без него? Год бы прошел незаметно, да и
дорога в Ленинград скорая, можно было бы на субботу и воскресенье ездить… И мама
всегда бы выручила деньгами — у нее персональная пенсия остается полностью. Ленинград, Ленинград… В этом слове была надежда. Был выход. За этим словом стояла вся Верина
семья, готовая ринуться на помощь, если понадобится. Они не Костя. Они не отмахнутся.
Они поймут. И помогут. Вера если и не успокоилась совсем, то все-таки увидела какой-то
выход на случай разных обстоятельств.
Вот какое письмо получил Роман:
«Рома! Ты меня стал избегать. Я выхожу из класса, а тебя уже и след простыл. А
может, это случайность… Но я хочу тебе сказать, что ты все это напрасно делаешь. Я
стойкий человек и все вынесу. Твоя Юлечка не способна и на сотую часть того, на что
способна я. Я готова для тебя на все, хоть сейчас. И я буду всю жизнь там, где ты. Я в
институт поступлю в тот, где ты, хоть студенткой, хоть уборщицей. Так что можешь убегать, можешь не убегать — все равно. А Юлечку выдадут замуж за того, у кого есть машина. Я ее
мамочку хорошо знаю. А твоя мама — простая труженица, как и моя. Всю жизнь вкалывает.
А это тоже, Рома, важно, кто чей сын или дочь. Я не такая дура, как ты думаешь, разбираюсь
в жизни. Поэтому давай договоримся ходить из школы вместе.
Алена Мне знакомая продавщица сказала, что над вами весь универмаг уже смеется, все вас там знают и показывают пальцами».
Письмо лежало сверху на Романовом столе, и Вера его прочла. Потом она накапала
двадцать капель настойки пустырника, двадцать капель боярышника и запила всем этим
таблетку седуксена. Десять минут назад Роман ушел в универмаг за молоком и кефиром. И
ведь всегда в одно и то же время. Думалось, это от его четкости, организованности, а
оказывается, весь «универмаг смеется». Но больше всего Веру возмутило это сравнение ее с
парикмахершей, Алениной матерью. Знала она ее, считай, с первого класса, кто ее не знал, крикастую бабу. И что же они — ровня? Вообще-то, конечно, странные это мысли для
нашего времени, когда все равны, но почему ее к одной приблизили вплотную — «простая
труженица», а от другой отделили пропастью! От этой треклятой Лю-ю-си, Люсеньки. Но
ведь если пропастью, то это хорошо! Ведь она порядочная женщина, а кто та? Вера кипела
бы гневом, не выпей она столько всего, а сейчас ее поедом ела вялая, но какая-то
прилипчивая обида, хотелось плакать со стоном, но плакаться было некому, и она, надев
самые удобные туфли, пошла в универмаг. И нашла их сразу.
Они сидели, прижавшись лбами, на своем «берегу», а Сеня и Веня лежали зелеными
носами у них на коленях.