100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Галина Щербакова «Вам и не снилось»
хорошо, что ты маленькая, как жаль, что ты маленькая. Я тебя люблю… Я тебя люблю…
Твой Ромка ».
Людмила Сергеевна плакала, слушая пластинку. Она даже не подозревала, что в ней
скрыто столько слез, что они способны литься и литься. Бесконечно, потоком… Никогда она
не любила Юльку, как сейчас. И от этого неожиданно заново вспыхнувшего чувства все
остальное казалось малосущественным. И какая-то животная привязанность к сыну, и такая
же слепая любовь к Володе, и вся ее подчиненная одному Богу — молодости! — жизнь.
Юлька выросла и ее любят. И Людмила Сергеевна вдруг поняла — любовь ее дочери сейчас, сегодня важней, чем ее собственная. Потому что у нее, слава Богу, все в порядке. Она
сильная баба, во всем сильная: в любви, в деле, в материнстве, а у дочери — Господи ты
Боже мой! Все так тоненько, хрупко, там все убить можно не прикосновением — взглядом, дыханием. Эта маленькая дурочка слушает свою пластинку под одеялом. А через тоненькую
современную стенку лежит и мается без сна непутевая их соседка Зоя. Напьется на ночь
ведром кофе и слушает, слушает чужую сладкую любовь.
— Слушайте, соседка! — сказала она вчера. — Вы в курсе или нет?
— Чего? — спросила Людмила Сергеевна, как всегда шокированная Зоиной
фамильярностью.
— Ну, насчет пятью пять — Юля замуж хочет?
— Вы что?
— Как вам будет угодно! Но ночами я не сплю: слушаю, как ваша дочь по сорок раз
ставит одно знаменитое звуковое письмо. Стучала ей в стенку — не слышит! Теперь даже
привыкла, греюсь у чужого костра. Только не говорите, что я вам натрепалась. Просто вы
ходите в неведении, и вас же потом — бух по голове новостью. Послушайте, а потом
скажете свое впечатление.
Пластинка лежала под матрасом. Трижды обернутая мохеровым шарфом.
Людмила Сергеевна с интересом поставила: что там еще за новости? А теперь поняла, что никогда так не любила Юльку, как сейчас. Девочка ты моя, девочка! Несчастная ты моя, счастливая! Чем же тебе помочь, как?
Вечером она уже знала все. Про инсультную бабушку, про то, что Юлька во все это не
верит, никакой бабушки нет, никакого инсульта тоже. Узнала Людмила Сергеевна, что
письма от Романа приходят странные, будто Юлька ему не пишет. А она пишет, пишет, каждый день пишет. Но он, Ромка, глупый, он людям верит. Зачем он дал свой домашний
адрес? Вот она, Юлька («Мам, ты только не сердись!»), сразу решила, что надо писать «до
востребования». А он, наоборот, что так будет быстрее: «Я проснусь, а в ящике твое
письмо!» Юлька сказала: «Ромка, перехватят!» — «Дурочка! Кому могут быть интересны
мои письма, кроме меня?» Он такой. Он идеалист. Он думает, что у него мать хорошая, а
Юлька ее ненавидит, потому что знает: Юльку тоже ненавидят. «Ты, мама, извини, но я и о
тебе так думала. Я помню, ты к Роману ведь не очень… Губы вот так делала…» И Юлька
«сделала губы», какие будто бы делала Людмила Сергеевна, когда говорила о Романе. Что
было — то было. Но это когда! Что она тогда знала? Роман — сын Кости. Боже, какая
чепуха! Вообще все те, давешние, мысли потеряли очертания, расплылись. Все эти страхи, что Роман будет такой, как Костя или его мать, эта шестипудовая клуша. Какое это имеет
значение, если Юлька любит именно этого мальчика? Разлюбит Костиного сына
обязательно? Но ведь тогда будет совсем другая история, другой разговор. И вообще — при
чем тут они все со своей уже прожитой жизнью, если пришли другие? Она, Людмила
Сергеевна, готова по-новому, по-родственному полюбить и Костю и Веру. Потому что
родилось что-то совсем новое — и к тому, что было у нее, это уже не имеет никакого
отношения. Надо узнать, что там с инсультной бабушкой и куда деваются письма, если
девочка их шлет каждый день. Людмила Сергеевна держала Юльку на коленях, и баюкала ее, и гладила. Володя вошел, посмотрел, ничего не сказал и унес сына погулять.
— Я накопила деньги, — тихо выдохнула Юлька. — На Ленинград…
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Галина Щербакова «Вам и не снилось»
Расслабились руки у Людмилы Сергеевны, хотелось ей застонать, заплакать, и Юлька