- Котелки убрать в вещевые мешки. Сверху привязывать нельзя. В лесу зацепить веткой - шум, звон. Вдруг придется ехать у немцев под носом? Стремена, колечки обмотать тряпками... Сколько у тебя патронов? спрашивает он у молодого кубанца.
- Шестьсот, - отвечает казак.
- Добре, - удовлетворенно кивает Доватор. - Гранат?
- Четыре.
- Возьмешь больше - не пожалеешь!..
Лихо подкатывает пулеметная тачанка. Крутой подбородок ездового, затянутый ремнем от каски, упирается в грудь. Он едва сдерживает четверку серых коней.
- Эк раскормил! - Лев Михайлович мрачнеет.
Майор Осипов что-то взволнованно шепчет начальнику штаба полка, высокому худощавому капитану, и показывает командиру пулеметного эскадрона из-под бурки кулак.
- Слушай, Осипов, - говорит Доватор. - Ты что - решил церемониал устроить? Почему пулеметы на тачанках, а не во вьюках?
- Будет сделано, товарищ полковник! - козыряет Осипов. - Готовим специальные...
Но Доватор не слушает его, подходит к тачанке и стаскивает брезент.
- Как работает? - кивая на пулемет, спрашивает он у первого номера.
- Отлично, товарищ полковник! - отвечает пулеметчик Криворотько. Лицо у него широкое, скуластое, из-под каски смотрят серые улыбающиеся глаза.
- Сейчас посмотрим! - Доватор уверенно поворачивает затыльную плашку пяты и поднимает крышку. Боевая пружина, отлично смазанная, выползает из коробки и бесшумно падает на брезент. Лев Михайлович берет в руки стальную спираль, привычным движением вставляет на место. Он с улыбкой смотрит на Криворотько и, прищурив один глаз, говорит: - Умная машинка!.. - Вставляет побрякивающую патронами ленту и, переведя пулемет на зенитную установку, нажимает спусковой рычаг.
Прозрачный августовский воздух разрывает очередь.
Храпят, трясутся встревоженные кони, яростно грызут трензеля и горячо топчут копытами землю. Но ездовой, вытянув руки, еще крепче упирает в грудь подбородок и, все натягивая вожжи, выворачивает в стороны лебединые шеи коней.
Доватор спрыгивает с тачанки, вытирает руки тряпкой и говорит:
- Пулеметы в отличном состоянии. Но где вьюки, товарищ командир полка? Вперед, тачанки! - кивает он Криворотько. Нравится ему этот бравый пулеметчик.
- Вперед! - командует Криворотько. От восторга у него розовеют щеки, еще ярче блестят глаза. Он ловко прыгает на тачанку, молодецки козыряет Доватору.
- Вперед! - повторяет команду ездовой. Взмывают кони, под копытами вихрится пыль.
Спецподразделения проверяет подполковник Андрей Карпенков.
- Разведчики?
- Так точно, - отвечает немолодой казак Филипп Афанасьевич Шаповаленко. Он держит под уздцы кофейной масти дончака и нежно поглаживает ему ноздри, отгоняя веткой липнущих к нему мух.
- Ты куда служить пришел? - огорошивает его вопросом подполковник и недобро щурит глаза.
- Як куда? В Червону Армию! - отвечает Шаповаленко.
- А Червона Армия тоби ярморок чи шо?
Шаповаленко смущенно молчит.
- Ты волов куповаты прийшов або фашистов бить?
- Бить фашистов!
- Добре, - соглашается Карпенков. - А чего же ты, милый, заправлен, як цыган в Кущах на ярманцы? Бачьте, на кого вин похож. Пояс на пупу, штаны грязные и съихалы...
Шаповаленко виновато оглядывает себя и торопливо одергивает гимнастерку. Вид у него действительно неказистый. Стряслась с ним накануне беда. Послал его старшина в деревню - взять проводника и осмотреть дорогу, по которой можно было бы вывозить принятое у колхоза сено. В проводники ему дали престарелого деда-пасечника Сергея Ивановича. На обратном пути он затащил Филиппа Афанасьевича к себе на пасеку и угостил такой брагой, что через час оба они воспылали воинственным духом. Сидя за столом и размахивая руками, приятели старались перекричать друг друга.
- Немец - сукин сын! Куда ж вы его пущаете, а? - упрекал Сергей Иванович.
- Як пущаем, як? Это ж, говорят, стратегия! - оборонялся Филипп Афанасьевич. - Мы що, не поколотим его? Нет, скажешь? - кричал он, стуча по столу кулаком. - Порубаем головы вместе с чупрыной!..
На прощанье дед заставил Филиппа Афанасьевича выпить еще, насовал ему в переметные сумы огурцов, луку, картошки, даже положил здоровенный красный бурак и дал в руки полный горлач меду, который Филипп Афанасьевич по дороге разбил о переднюю луку, выпачкался сам и обмазал медом дончака.
Вернулся он поздно, в сумерках ничего не разглядел, а утром привести себя в порядок не успел, даже не смог как следует привьючить попону и шинель.
- Разве так вьючат? Концы тренчиков торчат, как шавкины уши! распекал его Карпенков, тыча плеткой в переметки. - А сюда кавунов напихал, чи що? А ну, кажи!
Шаповаленко молча расстегнул переметные сумы. Вместо патронов там лежали подаренные Сергеем Ивановичем овощи.
- Ба-а!.. Так и знал, що тилько кавунов нема! - воскликнул Карпенков.
У Филиппа Афанасьевича от стыда щеки становятся красными, как бурак, выкатившийся из переметной сумы.
- Ты какой станицы?
- Славянский, - поеживаясь, отвечает Филипп Афанасьевич. Что-то зловещее слышится ему в этом вопросе.
- Брешешь! Там таких сроду не было!
- Да точно, товарищ подполковник...
- Не было, говорю, таких, - повторяет Карпенков. - Я же знаю славянских! Там казаки - будь здоров! Вот что! - Карпенков сверлит Шаповаленко глазами. - Если еще раз увижу тебя в таком виде - не пеняй. Сфотографирую - и карточку в колхоз пошлю. Пусть любуются на бравого казака!
- Да що вы! Да зроду!.. - в ужасе бормочет Шаповаленко.
- Уж я тебя на всю станицу прославлю! Кто командир отделения?
- Я, товарищ подполковник, - отвечает Захар Торба.
- Почему такой беспорядок? - Карпенков тронул носком сапога бурак. Помогите, товарищ младший сержант, вашему подчиненному упаковать этот магазин! Ну и дал мне бог земляков! - сокрушенно вздыхает подполковник.
По рядам разведчиков пробежал сдержанный смешок. Легче было бы Захару получить пять внеочередных нарядов, чем слышать эти слова и смех товарищей!..