Каждый в эту минуту чувствовал себя ответственным за то, что враг был близок к Москве.
"Действительно, как могло случиться, что фашисты очутились у самой Москвы?" - напряженно думал Доватор. Разве, в самом деле, плохо дрались его дивизии? Вспомнить хотя бы августовский рейд. Ведь он со своими полками мог пройти всю Смоленщину и Белоруссию. Но ему приказали вернуться обратно. Разве плохо дрались они раньше? Да и теперь вот уже две недели кавалеристы, не вылезая из окопов, ведут тяжелые бои с противником, численно превосходившим их вдвое.
Начальник штаба дивизии коснулся самого больного места. Нужны дополнительные резервы и усиление материальной части. Об этом Доватор и Шубин говорили целые ночи напролет. В какой же степени в этой обстановке виноват полковник Бойков?
Выпрямившись на стуле, Лев Михайлович решительным движением руки отодвинул разведывательную сводку в сторону и, усилием воли преодолевая нахлынувшее волнение, начал говорить:
- На войне, товарищи, сущность поведения солдата и командира определяется воинским долгом и приказами вышестоящих начальников. Если командир дивизии решил отстранить командира полка - значит, тому и быть. Ему вверены кавалерийские полки, он хозяин своего положения и ответствен не только перед командованием, но и перед своей совестью и честью.
Доватор, вглядываясь в лицо Атланова, давно понял, что комдив погорячился с отстранением Бойкова и теперь мучается. Лев Михайлович решил накалить атмосферу пожарче, надо было дать прочувствовать, что приказы даются для того, чтобы их исполняли.
- Я не могу отменить приказ комдива, да и не собираюсь. Наоборот, прикажу направить дело в трибунал и потребую разжалования Бойкова. И впредь недостойных командиров буду смещать и судить независимо от рангов и положений. - Доватор не говорил, а чеканил каждое слово.
Атланов морщил лоб и покусывал губы. Взглянув на Бойкова, он вдруг изумился. На лице полковника млела страшная в своей бессмысленности улыбка.
- Строговато, но мудро, - резко кивнул головой Панфилов.
- Бригадный комиссар Шубин, за вами слово, - пытливо посматривая на военкома, проговорил Доватор.
Лев Михайлович чувствовал, что они с Шубиным хорошо поняли друг друга.
- Да что здесь говорить. - Михаил Павлович поднялся со скамьи и оправил китель. - Я не хочу сейчас говорить, кто прав и кто виноват. От нас Родина требует напряжения всех сил. Нам партия приказала не только отстоять Москву, но и разгромить врага. Задача трудная. Нам, старшему командному составу, это хорошо известно. Но мы ее выполним, потому что у большевиков невыполнимых задач не существует.
Михаил Павлович, качнув крепкое туловище, заложил руки за спину, медленно прошелся из угла в угол.
- Я думаю, полковник Бойков не трус. Он опытный и волевой командир, не раз доказывавший это на деле. Мне кажется, следует дать ему возможность загладить свою вину. Пусть докажет, что он настоящий советский офицер. Над исправлением ошибок в первую очередь должны трудиться мы, начальники, веско заключил он.
Атланов кивнул головой и облегченно вздохнул. Бригадный комиссар все подытожил с неумолимой правдивостью. Доватор с торжествующей улыбкой посмотрел на Жаворонкова, явно гордясь своим комиссаром. Он мужественно заявлял не только о чужих ошибках, но и о своих собственных.
Панфилов, подойдя к Шубину, крепко пожал ему руку и, изменив своему правилу говорить коротко, сказал с шутливым-многословием, ни к кому не обращаясь:
- Это называется сначала попотеть, а затем попеть... Хорошее правило. Умереть и вновь воскреснуть!..
Подойдя к растерянному Бойкову, он с присущей ему откровенной простотой добавил:
- Не обижайся, полковник. Моральное взыскание для честного человека страшнее смерти. Пойми, друг, что генерал Доватор не пугал тебя, а пытал страшной пыткой. Думаешь, нам легко посылать полковника в солдаты?
- Знаю, Иван Васильевич! Мне доверяет командование, и мне больнее всего потерять это доверие. Страшна не смерть - страшен позор.
- Это верно, - подтвердил Панфилов.
Бойков, вытерев папахой влажный лоб, надел ее на голову и, подойдя к генералу Атланову, попросил разрешения немедленно выехать в полк. Атланов молча вывел его на кухню и, взяв за пряжку ремня, спросил:
- А почему не хочешь ужинать? - Комдив устало улыбнулся. В уголках его губ резко обозначились морщинки. Глаза смотрели мягко и добро. - Тебе надо выпить стакан водки и отдохнуть. Так или нет?
- Так, Иосиф Александрович. Стакан водки выпью, но ужинать не могу, поверь...
- Верю. Однако на рассвете атака. С голодным желудком много не навоюешь. Предупреждаю, Виктор! Действовать надо без фокусов. Людей беречь и самого себя тоже. Иначе я тебе пропишу и валерьянку... Никаких обещаний мне не нужно. Я тебе доверяю по-прежнему. За дружбу нашу кровь отдам!
- А ведь это, Иосиф Александрович, для меня самая лучшая ласка.
И, только выехав на коне из ворот, Бойков понял все значение последних слов командира дивизии. Конь пошел широкой, плавной рысью. В лицо полковнику ударил морозный воздух. Казалось, он освежал не только прокуренное горло, но и облегченно забившееся под полушубком сердце. Бойков дал коню свободный повод. Мелькали дремавшие под снежным покровом избы. На окраине, по лесной проселочной дороге, изломанным строем, гремя снаряжением и хрустя по свежему снегу, еще не растоптанному валенками, входила в село пехота.
- Какой части, товарищ? - придерживая повод, крикнул Бойков.
- Панфиловцы!..
Охваченный усилившимся чувством радости, Бойков, пригнувшись к шее коня, пустил его полным галопом.
ГЛАВА 11
Возвратившись из штаба дивизии, комиссар Абашкин подготовил с начальником штаба боевой приказ о наступлении и в ожидании подхода артиллерии и батальона панфиловцев пошел отдыхать, приказав старшему лейтенанту Шевчуку:
- Разбуди в шесть. Два часа надо поспать, а то в голове туман и барабанщики стучат.
Выходя из землянки, он добавил с порога:
- Батальон подойдет, расположи его. Пусть люди немножко вздремнут. Если что-нибудь будет от Осипова, буди немедля...
Проводив комиссара, Кондрат Шевчук вернулся в блиндаж. Расстелив на столе карту, стал наносить обстановку. В углу на растрепанных снопах ржаной соломы, укрывшись буркой, спал коновод Гриша Симаков. Широкая, просторная землянка, служившая колхозникам бомбоубежищем, была теперь приспособлена под командный пункт. На столе рядом с полевым телефоном чадно дымил в консервной банке круто насоленный бензин. Мелкие хлопья сажи, порхая в воздухе, падали на листы карты и от малейшего прикосновения жирно размазывались. Свирепо посмотрев на такое освещение, Шевчук зажег обрывок газеты и концом карандаша хотел было убавить фитиль, но неловким движением погасил его. Клочок бумаги, догорев, обжег ему пальцы и тоже погас. Шаря в темноте рукой по столу, он чуть было не опрокинул банку и громко позвал:
- Симаков!
- Сейчас, товарищ старший лейтенант. А почему темно? - шурша в углу соломой, спросил Симаков.
- Потому что у тебя "светило", як у худого слесаря форсунки. Шипит, чадит, трещит и гаснет. Иди ко мне и неси спички. Зажигай. Да смотри, не повали мне эту чертову машину, тут на столе карта. Чуешь?
- Чую, - хрипло откашливаясь спросонья, ответил Симаков. - Зараз все будет в порядке. - Он чиркнул спичкой. Но едва пламя спички коснулось фитиля, как бензин, фыркнув скопившимися в консервной банке газами, со взрывом отбросил банку в угол. Землянка снова погрузилась в темноту.
- Что же ты наделал? - задыхаясь от запаха перегоревшего бензина, крикнул Шевчук. - Да я тебе за карту, знаешь, що сделаю?!
Свою боевую карту Шевчук содержал в идеальном порядке. Он никому не позволял к ней притронуться, и вдруг такое несчастье.
Но разразиться вспыхнувшим гневом Шевчуку не удалось. За дверью послышался разговор, вошел дежурный.
- Где же огонек? - проговорил он из темноты.
- А, с его огнем! Взорвался, як фугас. Ты с кем тут? В чем дело? беспокойно спросил Шевчук.
- Пушки прибыли, - ответил дежурный.
- Командир батареи капитан Мхеидзе, - раздался от порога голос с сильным кавказским акцентом.
Вспыхнувший свет карманного фонаря скользнул по бурке Шевчука, а потом по его нахмуренному, закопченному лицу и, мгновенно перепрыгнув на стол, осветил залитую бензином и испачканную сажей карту. Шевчук, подавляя гнев, заметил, как густые черные усы капитана шевельнулись в сдержанной улыбке. Рядом с вошедшим стояла рослая молодая девушка в белой сибирской кухлянке.
- Командир эскадрона старший лейтенант Шевчук, - сухо отрекомендовался Кондрат. - Располагайтесь...