Симоняку, приехавшему на Германсе, в штабе батальона рассказывали, что Акимов не оставил в Скугансоге камня на камне. И комбриг, хотя и торопился в обратный путь, не удержался от соблазна собственными глазами взглянуть на поселок.
Старший лейтенант Акимов, уступая ему место у стереотрубы, объяснял:
- Пристрелку вели орудиями своей батареи, а затем перешли на зажигательные снаряды, открыли огонь из ремезовской 76-миллиметровки. Вспыхнул один дом, за ним еще несколько. Дул сильный ветер, и пламя охватило поселок. Появились солдаты, начали тушить. Тогда ударили наши батареи. А Ремезов тем временем поднял на воздух склад боеприпасов..
Комбриг пристально рассматривал в стереотрубу обугленные остовы домиков, развалины пристани, черные груды еще дымившихся бревен на том месте, где находился склад.
- А где сейчас расчет Ремезова?
- Вон там, за бугорком, - показал командир батареи.
Артиллеристы завтракали у орудия, ловко действуя деревянными ложками.
- Откуда такие ложки у вас? - удивился комбриг.
- Творчество командира расчета, - ответил артиллерист с четырьмя треугольничками на петлицах и с красной звездочкой на рукаве, замполитрука Александр Панчайкин.
- Что, на складе ложек не выдают?
- Дают, товарищ полковник, - вступил в разговор Ремезов, парень невысокого роста с голубыми глазами. - Но моей выделки ложки ребятам больше нравятся. Губы не обжигают.
- Да и размером они, гляжу, солидней, - рассмеялся Симоняк.
Засмеялись и солдаты.
- Хорошо постреляешь, так и аппетит приходит.
2
За светлые дневные часы комбриг исходил вдоль и поперек весь остров Германсе.
В одной из огневых точек, на самой окраине острова, он наткнулся на небритого человека в командирском обмундировании. Воротник гимнастерки был засален и расстегнут.
- Что за вид у вас? - Комбриг запнулся. - И кто вы - лейтенант или младший лейтенант?
- Лейтенант Семичев, товарищ полковник.
- Не знаю. На одной петлице у вас два кубика, на другой - один. Да и непохожи вы на командира.
Семичев стоял у стола, опустив голову. И сам не заметил, как дошел до такого. Жил словно сурок в норе, редко даже выходил из дзота.
- Не оставлю вас здесь, - твердо сказал комбриг. - Собирайтесь, лейтенант.
Симоняк привез Семичева на полуостров. Всю дорогу лейтенант угрюмо молчал, думал: Что со мной сделает комбриг? Судить как будто не за что... Но опустился - верно. Плохой пример для солдат. А я ведь люблю свой взвод, своих людей. Ему хотелось попросить комбрига вернуть его на остров. Не решился.
Симоняк лишь молча поглядывал на лейтенанта. Остановились у какого-то блиндажа. Открылась тяжелая дверь, из глубины донеслась музыка: кто-то играл на пианино. Семичев никак не мог понять, куда его привез комбриг. А Симоняк говорил симпатичной черноволосой девушке в белом халате:
- Отпарить и отчистить этого красавца.
И уже более строгим голосом, обращаясь к Семичеву, добавил:
- Через десять дней явитесь ко мне.
Комбриг повернулся и ушел, а Семичев остался в подземном доме отдыха. Вместе с ним тут было еще несколько человек - командиры и бойцы. Попали они сюда усталые, пропахшие пороховым дымом. Тут они помылись в подземной бане, надели халаты. Спали на свежих простынях.
Проходило десять дней, и люди покидали подземный дом отдыха, набравшись сил, чтобы снова идти в бой.
Суровые условия жизни на Ханко заставляли постоянно думать о том, как бы скрасить быт офицеров и солдат. Связисты построили подземный радиоузел, радиофицировали даже дзоты, куда передавались последние известия, музыка, а иной раз и лекции. Пищу доставляли в термосах прямо на передний край. В минуты затишья в дзотах выступали самодеятельные артисты - певцы, баянисты, скрипачи. Ежедневно ханковцы получали свою солдатскую газету Защитник Родины.
День за днем рос подземный город. Всё больше укреплялась оборона Ханко. Сформированный из строителей 219-й стрелковый полк создал новую оборонительную полосу в центре полуострова, отрыл противотанковый ров. Строились новые огневые точки. У побережья появились подводные заграждения. Солдаты-умельцы вместе с саперами Чудесенко, Репни, Юшкова расставили по всему полуострову тысячи хитроумных ловушек: капканы, камнеметы, спотыкачи, сусликовые норы, секачи. Всякого, кто непрошеным подобрался бы к позициям бригады, ждало множество неожиданностей - весьма неприятных. Стоило ему задеть малозаметную проволочку, наступить на замаскированную дощечку, и немедля сработает камнемет - сверху обрушится град камней!
...Семичев после отдыха явился в штаб бригады. Симоняк внимательно оглядел его с ног до головы:
- Стал хоть похож на командира. И что ж мне с вами делать, лейтенант? Перед взводом вы виноваты. Сможете снова завоевать доверие бойцов?
- Сумею, товарищ полковник, всё сделаю для этого!
- Поверю на сей раз, - сказал Симоняк помолчав. - Но намотайте на ус: хоть и трудно нам, а солдат всегда должен оставаться солдатом. Может быть, и год придется вот так воевать, может, два, а распускать ремня нельзя. Иначе грош тебе цена.
Противнику не удалось потеснить гангутцев ни с суши, ни с моря, и он пытался выкурить их огнем - сжечь леса, рощи, дома, склады, лишить гарнизон продовольствия и боеприпасов.
Лето стояло на редкость сухое, знойное, зажигательные снаряды, падая на болота, поджигали торф. Пламя ползло под землей, перекидывалось наверх, охватывало заросли сосняка, обомшелые склоны скал. Ханко и многие острова заволокли густые, багрово-черные клубы дыма...
Всё живое покидало охваченную огнем землю. Из лесов выбегали на побережье лоси, лисицы, зайцы и бросались в воду. Улетали птицы. Но люди оставались на местах. Надевали противогазы, обливали себя водой и лезли в самое пекло, сражались с пожарами, под разрывами снарядов отстаивали пушки, патронные пункты, наблюдательные посты.
В районе третьего батальона 270-го полка уже вторую неделю горел лес. Бойцы делали просеки, вырубали кустарник, глубокими ровиками окапывали дзоты. Но когда свежел ветер, пламя вспыхивало с новой силой, язычки огня перепархивали через просеки и канавы и пожар распространялся на новые места.
На стыке рот Харитона Ефименко и Федора Собакина огонь подкрался к штабелю только недавно подвезенных снарядов. Бойцы на руках перетаскивали их в укрытие. Они не сразу заметили подошедшего Симоняка. С командиром бригады были полковой комиссар Романов и военком полка Журавлев.
Симоняк окликнул Федора Собакина, командира седьмой роты:
- Что у вас происходит?
- В одном месте, товарищ полковник, погасишь огонь, в другом вспыхнет. Дождичек бы зарядил на день-другой!
- Хорошо бы! - вздохнул Симоняк, смахивая холодные капли со лба. - Да не в нашей это воле. А вот в землю зарыться - зависит от нас. Поглубже... Тогда никакой огонь не будет страшен.
Начался сильный артиллерийский налет. Взметнулись кверху черные столбы земли и дыма. Раскаленный осколок ударил Журавлева в руку.
- Сюда, сюда, товарищ полковник. - Схватив комбрига за рукав гимнастерки, Собакин потянул его в укрытие.
- К бойцам, лейтенант, - строго сказал Симоняк. - Немедленно выводите людей, иначе все взлетят на воздух.
Ротный побежал. Журавлев, зажимая ладонью рану, по приказанию Романова отправился в землянку.
А Симоняк не сдвинулся с места, пока Собакин не укрыл всех бойцов.