- Что такая мрачная? - спросил Симоняк. - Тоскуете?
- И вовсе не тоскую. Грешно сейчас, в эти дни.
- Что верно, то верно. Да и на чистом небе облачка бывают.
Хозяйка помолчала с минуту.
- Муж у меня на фронте, товарищ генерал. Давно уже вестей от него не получаю. Всякое передумаешь.
- Гоните, Игнатьевна, дурные мысли. Военному человеку бывает и некогда сесть за письмо. Вот и моя жена, наверное, теряется в догадках. Сегодня ей напишу. И ваш супруг откликнется. Попомните мое слово.
Окончив чаевничать, Симоняк принялся за письмо.
Здравствуйте, дорогие мои!
Шлю вам свой привет. Давно вам не писал. Поверьте, не было времени. Вот сейчас некоторая передышка, а потом снова в бой.
За это время у нас произошли большие события. Как вам уже известно из газет, мы под Ленинградом дали фашистам духу...
Мы прорвали фронт, соединились с большой землей. И в этом - большая заслуга наших бойцов. Вы, наверное, знаете по газетам, что теперь мы стали гвардейцами. За время боев мне довелось видеть много пленных, разговаривать с ними. Чаще всего я им задавал вопрос: Зачем вы пришли на нашу землю? Они плутовски мигали глазами, кляли Гитлера. Мы, мол, тут ни при чем. А один бессовестный подлец набрался наглости и сказал: Мы пришли к вам навести порядок, привить свою западную культуру.
Какой гад! Мы-то хорошо знаем, какие фашисты просветители. Под мундиром у пленного оказалась женская шелковая рубашка. Содрал он ее с чьих-то плеч, напялил на себя, гитлеровский мародер.
Не получали ли вы писем с Кубани? Остались ли в живых наши родные, моя мать и твоя, сестры? Там фашисты тоже драпают. Напоили их вдосталь кубанской водицей. Будем надеяться, что с нашими всё хорошо.
Во время боев я сильно простудился. Вышли на отдых - пару дней лежал с перевязанным горлом. Сейчас полегчало...
Пишите, как вы живете. Скоро, видно, будет возможность приехать к вам на несколько дней.
Крепко вас всех, мои дорогие, целую.
В конверт генерал вложил и отдельную записочку для своего баловня Виктора. Обещал переслать ему кортик, который носил немецкий полковник.
Драпал он так, сынку, что и мундир, и кортик бросил. Убежал, но мы его нагоним. Не уйдет. До скорой, сынок, встречи.
Разве предполагал отец, что не увидятся они больше, что не доведется уже ему гладить шелковистые Витькины кудряшки, слышать его бесчисленные почему.
Симоняк не спеша запечатал письмо. Адъютант включил радио. Женский голос объявил: у микрофона молодой поэт Михаил Дудин.
Комдив хорошо помнил узкоплечего, остроглазого парня, артиллерийского разведчика. Симоняку нравились его стихи. Из дивизии Дудина забрали во фронтовую газету.
Поэт читал стихотворение
Гвардейцам:
...За Марьином, за лесом, на опушке,
Где ветер снегу по уши надул,
Снарядами беременные пушки
Уткнулись в землю ртами черных дул.
Они уже не изрыгают пламя.
Пехота рвется дальше сквозь сосняк,
Путилов с нами, Говгаленко с нами,
И берегом проходит Симоняк...
Вот он идет. Во тьме свистят осколки.
Суровое, спокойное лицо.
Мы занимаем первые поселки.
Уже трещит блокадное кольцо...
...Война не ждет. Иди вперед и бейся!
Мы не щадили жизни на войне.
Мы заслужили звание гвардейцев,
Так, значит, с нас и спросится вдвойне.
Симоняк слушал, облокотившись на стол. Пальцы невольно потянулись к чубу. Да, война не ждет, и с гвардейцев будет спрос вдвойне. Это поэт правильно сказал.
В штаб полка принесли почту. Майор Меньшов развернул фронтовую газету На страже Родины. Почти целую страницу занимал приказ о награждении особо отличившихся при прорыве блокады командиров и солдат. Много среди них было и гвардейцев. Меньшов видел знакомые фамилии. Орденами Красного Знамени награждались комбаты Душко и Салтан, Зверев, Пономаренко, начальник полковой артиллерии Давиденко, помощник начштаба Туманов, ротный Перевалов, автоматчик Бархатов. Орденами Суворова 3-й степени - командиры полков Кожевников, Федоров, Шерстнев, комбаты Ефименко, Малашенков, Собакин. Замполит Хламкин награждался орденом Красной Звезды...
Своей фамилии в приказе Меньшов не нашел.
Почему? - недоумевал он. - Начальник штаба 270-го полка получает орден Суворова. А наш штаб разве хуже действовал?
Стало как-то обидно, но это не помешало Меньшову поздравить друзей-однополчан. Он звонил в батальоны, приветствовал краснознаменцев, первых в дивизии кавалеров ордена Суворова.
Разговор его с Собакиным неожиданно прервал телефонист.
- Что вы там? - сердито крикнул Меньшов в трубку. И тут же услышал бас комдива:
- Это я прервал, Меньшов.
- Слушаю вас, товарищ гвардии генерал.
- Приказ читал?