- Пора ложиться, Николай. И так тебе спать уже немного осталось.
- Вот только с картой разберусь.
Карта не умещалась на стеле. Жене из-за полога было видно, как Николай, растянувшись на полу, что-то старательно на ней вычерчивал.
Днем в их небольшой комнатке было тихо. Симоняк уходил в академию. Рая убегала в школу. Зою мать отводила в детский сад. Оставаясь одна, Александра Емельяновна раскладывала свои книжки и тетрадки. Она тоже училась - в школе для взрослых, созданной женсоветом академии. Мужья ведь растут, женам нельзя отставать.
Весной 1936 года Симоняк окончил академию по первому разряду. Вскоре после этого они распрощались с Москвой. Переехали в тихий зеленый городок Ленинградской области - Остров. Майор Симоняк был здесь начальником разведки штаба 30-й кавалерийской дивизии. Но и в Острове они жили недолго. Нежданно-негаданно в январе 1938 года Симоняка перевели в Ленинград, в штаб военного округа.
Ленинград понравился Александре Емельяновне, пожалуй, не меньше, чем Москва. Ходишь по прямым, как стрела, улицам - налюбоваться не можешь. Обосноваться бы тут навсегда. И что этому мешает? Николай службой доволен, говорит, что работа в штабе - это вторая академия. Им как будто тоже довольны. К первому ордену Красного Знамени, которым Николая наградили за участие в гражданской войне, после финской кампании прибавился второй орден - Красной Звезды.
Всё шло хорошо. И вот надо же: уезжает куда-то на Ханко. Снова разлука...
Зоя, размахивая портфелем, вбежала в комнату. Она раскраснелась, волосы выбились из-под сдвинутой набок вязаной шапочки. На худенькой шее алел пионерский галстук.
- А, ты уже дома, папочка, - обрадовалась она, увидев отца. - Рая еще не пришла?
- Вы что - соревнуетесь, кто позже придет?
- Сегодня был сбор отряда, - объяснила Зоя. - Знаешь, кто к нам приезжал? Не догадаешься. Герой Советского Союза! Настоящий Герой, с золотой звездочкой. Рассказал нам, как на танке воевал. В разведку ходил. Ты ведь тоже можешь?
- На танке не могу, Зойка, - разочаровал дочь Николай Павлович. - Вот на коне - другое дело.
- А в разведку?
- Это уже по моей части.
- Я тоже так думала, что можешь.
Девочке шел пятнадцатый год. Она росла быстро, догоняя старшую сестру, неплохо училась, хотя особой усидчивостью не отличалась. Не то, что Рая, которой словно бы передалось по наследству отцовское упорство.
- Мать на кухне, - сказал отец. - Сходи к ней. Помоги.
Николай Павлович на цыпочках вошел в спальню. Двухлетний Витя, отцовский баловень, разметавшись в кроватке, безмятежно посапывал. Отец наклонился, осторожно шершавой ладонью провел по шелковистым волосам.
Спад карапуз и не подозревал, что, может, надолго расстается с ним отец.
Как всё за один день переменилось! Прежде Николай Павлович уезжал из Ленинграда в командировки. А теперь? Будет приезжать домой только по командировочному предписанию или по вызову начальства. Так-то, сынок...
Может быть, это сказывались годы, но Николай Павлович особенно дорожил свободными часами, которые удавалось проводить в кругу семьи. Он рассказывал что-нибудь дочкам или читал вслух Тараса Бульбу, Поднятую целину. С неделю назад принес Железный поток Серафимовича.
- Мы это в школе проходили, - объявила Рая.
- Вы проходили в школе, а я своими ногами протопал - от Кизляра до Астрахани.
- И все в книге правда? - удивилась дочь.
- Правда, Рая, сущая правда.
Он начал рассказывать о том, что ему довелось пережить в астраханских степях, как воевал, как его свалил с ног сыпной тиф...
- Уже на тот свет заглянул. Санитары приняли за мертвого, вынесли из лазарета в сарай. Очнулся я и ничего не пойму. Рядом как будто лежит человек. Зову - не откликается. За руку взял - ледяная. Мертвец. Огляделся я - не один, много их. Выполз я кое-как из сарая. Во дворе санитары подобрали. Вертят головами, удивляются:
Да ты из мертвых, что ли, воскрес?.
Воскрес или нет, - говорю им, - а жить хочу и буду.
Железный поток им дочитать уже не придется. Послезавтра он уезжает. Когда они опять соберутся вместе?
- Просыпайся, Витек, - произнес Николай Павлович, наклонившись над мальчиком. - Забирайся на руки к отцу.
Почти весь следующий день прошел в спешке. Симоняк оформлял документы, аттестаты, получал наставления от начальства. Поручений разных ему надавали пропасть, и служебных, и личных. У многих штабных работников оказались друзья на Ханко. Как же не воспользоваться .оказией, не послать привет? Порой полковника так и подмывало сказать: Товарищи, дорогие! Почта у нас, ей-ей, работает неплохо...
Дольше всего Симоняк задержался в инженерном управлении. Подполковник Бычевский достал из сейфа папку с чертежами и познакомил Николая Павловича с проектом строительства оборонительных укреплений на Ханко. Бычевский увлеченно описывал, какими надежными будут пояса железобетонных сооружений. Они превзойдут по своей неуязвимости линию Маннергейма, которая, как хорошо знает Симоняк, доставила нашим войскам немало неприятностей.
- Не меньше месяца стояли перед ней, - согласился Николай Павлович. - Но вы вот что мне скажите, Борис Владимирович, как идет строительство на Ханко?
- Стадия согласований и утверждений, слава богу, миновала, - усмехнулся Бычевский. - На полуостров уже выехали строители. Остается сущий пустяк: забросить цемент, арматуру, а там и возвести укрепления.
- Шутите, Борис Владимирович...
- Не собираюсь. Дело до сих пор идет медленно, сами убедитесь. Надеюсь, что поможете двинуть его.
Домой Симоняк вернулся только под вечер. Предложил жене:
- Надо бы в магазин заглянуть, купить кое-что на дорогу.
С тихого Благодатного переулка Николай Павлович и Александра Емельяновна вышли на широкий, людный проспект. Стоял октябрь, моросил осенний дождь. И всё же город, даже в это пасмурное время, был величав и прекрасен. По железнодорожному мосту, нависшему над проспектом, прогремел поезд и умчался куда-то, - может быть, повез на Ханко долгожданный груз?
Вот как оно происходит, - мелькнули у Симоняка мысль, - я еще здесь, и я уже там...
Магазины сверкали витринами. Николай Павлович и Александра Емельяновна шли по городу, словно снова знакомились с ним.
- Здравствуйте, товарищ полковник!
Симоняк обернулся. У парадного стояла невысокая женщина, повязанная шерстяным платком.
- Или не признали? Помните, весной в одном трамвае домой ехали? Я еще про сынка Федю спрашивала. Не забыли?
Нет, Симоняк не забыл. Это не так давно и было, в марте. В тот день он приехал в Ленинград с Карельского перешейка, где только что закончилась война.
На углу Невского и Садовой Николай Павлович вошел в трамвай. Устал он страшно и, оставшись на задней площадке, прислонился к стенке вагона. Последние дни спать ему доводилось мало, урывками. Неделями он не снимал полушубка, даже побриться не успевал и зарос густой щетиной. Это смущало его, привыкшего всегда быть в форме.
С фронта? - поинтересовалась молоденькая кондукторша.
Фронта уже нет, - ответил Симоняк. - Мир...