- Свои.
Из темноты возник часовой в длинном тулупе, с винтовкой в руке. Узнав Сукача, пропустил в казарму.
Командир бригады приказал поднять роту по тревоге. Сам он остановился неподалеку от входа и молча наблюдал за тем, как люди, вскакивая с постелей, поспешно натягивают сапоги, бегут за шинелями, быстро разбирают оружие из пирамид.
В казарму влетел ротный Хорьков. Он порывисто дышал и, озабоченно поглядывая на часы, торопил командиров взводов и отделений.
Из раскрытой двери в помещение врывалось холодное белесое облако, которое словно поглощало людей, один за другим покидавших казарму.
Выход был один. В дверях образовалась толчея.
Хорьков подбежал, сердито крикнул:
- Сержант Бондарец! Поворачивайтесь веселей. Всех задерживаете.
Провожая взглядом чуть прищуренных глаз пробегавших мимо него людей, Симоняк думал: понимают ли они, почему он поднял их глубокой ночью, почему особенно часто наведывается сюда, к Лаппвику? Из трех батальонов, расположенных вблизи границы, второму комбриг отводил самую ответственную роль - в случае боевых столкновений наглухо закрыть сухопутный вход на Ханко. Симоняк не раз, склонившись над картой полуострова, размышлял о возможных направлениях удара противника. Ему становилось ясно, что прежде всего это может произойти у Лаппвика: тут, среди обомшелых гранитных скал, минуя торфяные болота, тянутся железная дорога и единственное шоссе, по которому только и могут двигаться танки, артиллерия.
Ротный, пропустив последних солдат, выбежал в морозную темь. Рядом с казармой, на полянке, построились взводы. Прибывшие с комбригом командиры начали проверку: смотрели, как одеты солдаты, всё ли необходимое захватили с собой, готовы ли вести бой.
- Рота поднялась за семь минут, - доложил Хорьков. В его голосе звучали нотки удовлетворения.
- Семь минут? Не многовато ли, старший лейтенант? Хорьков удивленно посмотрел на командира бригады:
- Это ведь всегда считалось хорошим временем для роты, товарищ полковник.
- Неплохо, только не для вас. Вы ведь уже воевали?
- Пришлось...
- Стало быть, знаете, что за семь минут может сделать противник. А граница рядом. Вот из чего нужно исходить... А сейчас ведите роту в казарму. Вон как вьюга разыгралась.
Ветер яростно отряхивал снег с высоких сосен. Мохнатые хлопья кружились, плясали в воздухе и, опускаясь на землю, заметали все дороги и тропы. Полковник вслед за ротой вошел в казарму. Рядом с ним шагал Шерстнев. Снег густо облепил его с головы до ног.
- Может, отсюда на остров Германсе махнем? - сказал Симоняк. - Как думаете?
Шерстнев не понял, всерьез спрашивает комбриг или шутит. Скорее шутит. Попробуй туда добраться в этакую непогодь. Но ответил спокойно:
- Поедем, товарищ полковник.
Этого не напугаешь, - подумал Симоняк. - Хлопотная армейская жизнь, как и шинель, ему по плечу. Рассказывают, он хорошо командовал батальоном. И в штабе бригады на месте. Понадобится, можно назначить командиром полка, он не подведет.
В казарме повзводно выстроились солдаты. Командир бригады сказал:
- Благодарю вас за хорошую службу. Да не всех. Тут мне доложили про некоторые грешки. Один из вас даже ухитрился в сапоги без портянок влезть. Было дело?
- Было, - послышался глуховатый голос.
- Пусть нам этот боец покажется.
Из строя вышел Бондарь:
- Торопился я, товарищ полковник. Не хотел отделение подводить.
- А вот и подвел. Ишь, без портянок на мороз выбежал. Хорошо, что тревога учебная. А если боевая? Пришлось бы позиции занимать, гляди - и ноги отморозил.
Комбриг поинтересовался:
- А кормят-то как?
- Жаловаться не можем.
- В самом деле? А не получается у вас так же, как в одном полку. Приехал в батальон генерал, спрашивает: Сытные ли обеды? - Вполне, - отвечают солдаты, даже остается. - А куда вы остатки деваете? - Как куда? Доедаем. - А после этого сыты? - От прибавки бы не отказались...
Слова комбрига вызвали громкий смех.
- И так бывает... Ну что ж, скоро завтракать. Где у вас кухня, старший лейтенант?
Над большими лужеными котлами батальонной кухни поднимался белый пар, пахло поджаренным луком, лавровым листом.
Около плиты с большим черпаком в руках стоял чернявый парень в белом халате и в белом приплюснутом колпаке. Увидев гостей, он браво представился комбригу.
- Бархатов? - переспросил Симоняк. - Знакомая фамилия. Постой, не Федором ли звать?
- Федор.
- Мать в Ленинграде?
- Так точно, товарищ полковник.
- На фронте пулеметчиком воевал?
- Так точно! - Бархатов растерянно смотрел на комбрига.
- Может, колдуном меня считаешь? Дело, брат, проще.
Полковник рассказал о встрече с матерью Бархатова.
- Редко ты ей писал. А сейчас как?
- Тоже не часто. Как-то не о чем писать.
- Напиши, что жив, здоров. Мать и этому будет рада. Понял?
Бархатов смущенно кивнул головой.
- И еще объясни мне, как ты, пулеметчик, кашеваром заделался?