55046.fb2
Первомайский приказ Верховного Главнокомандующего был выдержан в духе этих его соображений.
А вскоре мы и сами убедились в правоте предупреждения Сталина. Попытки дальнейшего наступления в глубь Румынии были какое-то время безуспешными. Дала себя знать огромная усталость войск. Они были ослаблены потерями, нуждались в пополнении людьми и техникой. 17 апреля 1-й Украинский, а 6 мая 1944 г, 2-й и 3-й Украинские фронты по приказу Ставки перешли к обороне с передним краем, проходившим по рубежу восточное Броды, западнее Тернополя, Коломыи, нашкани, севернее Ясс, восточное Кишинева и далее по Днестру. Фронты получили приказ быть готовыми к наступлению в конце мая. Срок этот затем отодвинулся, потому что начиная с 30 мая противник предпринимал мощные попытки опрокинуть наши части и отбросить их за Прут. В атаках участвовали четыре танковые дивизии (14, 23, 24-я, дивизия СС "Мертвая голова"), мотодивизия "Великая Германия" и несколько пехотных соединений при очень сильной поддержке авиации и артиллерии. После десятидневных ожесточенных боев врагу, хотя и с большими потерями, удалось вклиниться в расположение советских войск, причем в отдельных местах на глубину до 30 км.
Активные действия противника не могли не вызвать беспокойства на фронте, в Ставке и Генеральном штабе. По нашим данным, немецко-фашистское командование располагало тогда силами для организации удара не только под Яссами, но и в районе Кишинева, где у него было по крайней мере семь пехотных и пять танковых и моторизованных дивизий. Противник мог пойти на риск и бросить в наступление все, чем он располагал, чтобы вырвать успех на направлении города Бельцы и выйти в тыл нашей группировке войск западнее Днестра.
Угроза была очень серьезной, но советский солдат выстоял и на этом рубеже. Упорная оборона войск 2-го Украинского фронта сорвала замыслы немецко-фашистского командования. Командующий фронтом Р. Я. Ма-линовский доносил в Генеральный штаб, что в этих боях противник потерял материальную часть четырех танковых дивизий. И все же мы пока здесь наступать не могли ожесточенные бон и нашим войскам обошлись недешево.
Поскольку на юго-западе создалось равновесие сил, особенно в танках. и изменить это положение в нашу пользу было пока невозможно, Генштаб предложил возобновить наступление на этом участке фронта после того, как противник будет разбит на других направлениях. Ставка согласилась, и войска уже начали готовиться к операции "Багратион" и выполнению других стратегических замыслов советского Верховного Главнокомандования. Отдаление сроков начала операции на юго-западном направлении отнюдь не отменяло ее разработки - этим занимались и в Генштабе и на фронтах.
Хотелось бы подчеркнуть, что занимались не только военными вопросами. Генеральный штаб вместе с Главным политическим управлением, военные советы фронтов и армий готовили советского воина к его особому положению за рубежом родной страны: как представителя самого передового общественного строя социализма, бойца Советских Вооруженных Сил.
На территории Румынии мы не проводили наступательных операций до 20 августа. Зато в Польше наши войска все лето наступали, вышли на Вислу и выдвинулись в направлении восточного предместья Варшавы - Праги. В ходе боевых действий на польской земле плечом к плечу с нашими войсками сражалась 1-я польская армия под командованием генерала З. Берлинга. К этому времени польский воин стал нашим верным боевым побратимом.
По долгу службы мне пришлось быть у истоков зарождения народной армии Польши и находиться в постоянном контакте с польскими вооруженными силами на территории СССР. В связи с этим хотелось бы подробнее рассказать о Войске Польском, его возникновении, становлении и нелегком пути, который оно прошло.
Уже в первый день Великой Отечественной войны группа польских офицеров, находившихся в нашей стране, обратилась к Советскому правительству с заявлением. Они писали: "Как представители одного из угнетенных фашистским агрессором народов, единственный путь к освобождению польского народа мы видим в сотрудничестве с СССР, в рамках которого наша родина сможет полноценно развиваться". Офицеры заверили, что будут содействовать установлению такого сотрудничества.
Этот факт был несомненным признаком глубоких процессов в сознании тех, кто пострадал от фашизма. Он позволял надеяться и на военный союз с поляками против оккупантов.
Предположения оправдались. 30 июля 1941 г. польское правительство в Лондоне во главе с генералом В. Сикорским пошло на соглашение с правительством СССР о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии. Мы согласились тогда создать на территории нашего государства польскую армию во главе с командованием, назначенным лондонским польским правительством. При этом было заявлено, что созданные в СССР польские войска будут воевать против общего врага совместно с нами. "Польская армия на территории СССР, - значилось в соглашении, - будет действовать в оперативном отношении под руководством Верховного Командования СССР, в составе которого будет состоять представитель польской армии"{29}.
Детали организации командования и боевого применения польских войск определялись особым военным соглашением между Верховным Главнокомандованием СССР и командованием Польши. Оно было заключено в Москве 14 августа 1941 г. Подписать его с нашей стороны был уполномочен генерал-майор А. М. Василевский.
Главнокомандующим польскими войсками на территории СССР В. Сикорский назначил генерала В. Андерса, который имел опыт командования группой войск в период германо-польской войны 1939 г.
К моменту заключения военного соглашения подготовка к формированию польской армии практически уже началась. Выявлялись призывные контингенты, выделялись материальные средства, создавалась учебная база. По просьбе польского командования подготовка велась ускоренными темпами. Возражений у нас не было, поскольку генерал Андерс предложил дивизии, по мере их готовности, направлять на советско-германский фронт. В начале сентября эшелоны с польскими призывниками пошли по железной дороге в пункты формирования войск, а 8-го числа на пост у штаба главнокомандующего генерала В. Андерса встал первый жолнеж.
Сначала создавались две пехотные дивизии - 5-я и 6-я. В них вступали польские граждане, попавшие в СССР в качестве беженцев или другими путями. Наплыв добровольцев был велик, и первоначально установленная численность польской армии - 30 тыс. человек - была значительно превышена: к 25 октября 1941 г. она достигла 41,5 тыс. человек и продолжала расти. Центры формирования располагались на Волге и в Оренбуржье - в Бузулуке, Тоцком, Татищеве. В то чрезвычайно трудное для нас время Советское государство оказало большую материальную поддержку Польше. В частности, СССР предоставил лондонскому польскому правительству общий заем 100 млн. рублей для оказания помощи польским гражданам. Кроме того, на содержание польской армии на территории СССР был дан особый заем 300 млн. рублей. Польские войска оснащались советским вооружением и техникой. Их снабжение было приравнено к снабжению формируемых дивизий Красной Армии.
Генеральному штабу прибавилось работы. У нас учредили должность уполномоченного по польским формированиям в СССР. Им стал генерал-майор танковых войск А. П. Панфилов. Я знал его по совместной учебе в Академии моторизации и механизации РККА. Аппарата у него, можно сказать, не было, и он буквально разрывался на части. В последующем руководство формированием иностранных войск упорядочилось. Эта служба была сосредоточена при Совете Народных Комиссаров, поскольку ей приходилось иметь дело с различными ведомствами. Глава ее именовался уполномоченным СНК по иностранным военным формированиям в СССР. Он связывался напрямую с Председателем ГКО, Председателем Совнаркома, имел в своем аппарате специальную группу офицеров Наркомата обороны.
Поздней осенью 1941 г. 5-я польская пехотная дивизия была сформирована и обучена, 6-я дивизия успешно заканчивала формирование. На фронт они, однако, не попали, потому что генерал В. Сикорский в декабре 1941 г. обратился к Советскому правительству с предложением расширить контингенты польских войск до 96 тыс. человек и создать не две, а шесть дивизий. В самый канун перехода советских войск в контрнаступление под Москвой 4 декабря польское правительство торжественно заявило, что "войска Польской республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками"{30}.
Как ни тяжело было тогда нашей стране, Советское правительство согласилось с дополнительным формированием польских войск. Но вооружения у нас не было. Поляки заверили, что его даст английское правительство, и мы продолжали работу. По просьбе Сикорского центры формирования были перенесены в Среднюю Азию. Там развернули строительство лагерей, военных школ, санитарных и других учреждений. Но и оттуда польские войска на советско-германский фронт направлены не были. Объясняется это в первую очередь своекорыстной, предательской по отношению к своему народу политикой польского эмигрантского правительства, которое не стремилось бороться против гитлеровцев вместе с нами. Даже Сикорский - наиболее здравомыслящий в этом буржуазном правительстве человек - не противостоял напору своих коллег. Его идейные позиции, как оценили тогда польские коммунисты, не отвечали интересам народа.
Нажим в отношении места применения польских сил осуществлялся и со стороны британских деятелей, в том числе самого премьер-министра. Они сомневались в устойчивости Советского государства и не исключали, как известно, недалекой его гибели. Однако их беспокоила не судьба Советского государства, а свои интересы, и в первую очередь необходимость загородить Индию от гитлеровского нашествия, что они и намеревались сделать с помощью польских войск, формируемых в СССР. Вместе с тем они мечтали о сохранении буржуазной власти в Польше, и тесное военное сотрудничество с нами им было нежелательно.
Такой двойственностью политики объяснялись две тенденции в настроениях личного состава польских войск. Наиболее дальновидные и мужественные воины ратовали за точное и последовательное выполнение договорных обязательств с СССР о борьбе против гитлеровцев совместно с нами. Представители этой точки зрения считали трудное положение Советского государства явлением преходящим и не сомневались, что конечная победа будет за нами. С этой победой они связывали и независимость Польши. Другие же - прежде всего командование польских войск - считали союз с СССР временным тактическим ходом. Эти люди не собирались вести бой против гитлеровских захватчиков плечом к плечу с Красной Армией. Все свои надежды они возлагали на западных союзников, стремились избежать фронта в СССР и уйти с нашей территории.
Советские власти и командование не вмешивались во внутреннюю жизнь польских войск, хотя и знали о борьбе этих тенденций. Поскольку совместные операции соответствовали интересам Советского Союза и независимой демократической Польши, мы надеялись на поворот в сознании польских военачальников и продолжали энергично помогать им в формировании войск.
Шло время. Тяжелая война продолжалась... Под Москвой мы перешли в контрнаступление, отбросили врага от стен столицы и принудили его отказаться от своих планов. В ходе войны произошел поворот. Новая обстановка на фронте требовала от польского командования и новых решений. Теперь, когда советские армии гнали оккупантов вспять и действия в районе столицы перерастали в общее наступление, у нас на счету было каждое боеспособное соединение. Преследуя врага, можно было особенно много сделать. Только польское эмигрантское правительство с этим не было согласно, хотя располагало двумя дивизиями войск, хорошо подготовленных и вооруженных советским оружием. Наиболее сильной являлась 5-я пехотная дивизия численностью 12,5 тыс. человек. Ее солдаты и младшие офицеры неоднократно заявляли о желании вступить в сражения с врагом. В соответствии с военным соглашением предлагало это и наше правительство, но ответ Андерса и Сикорского был один и тот же - "мы не готовы".
Даже при таком положении дел, испытывая огромные лишения буквально во всем, СССР точно выполнял принятые по договору с польским правительством обязательства и продолжал помогать формированию польских войск. Что же касается надежд Андерса на помощь из Лондона, то скоро выяснилось, что англичане не собираются давать оружие для остальных дивизий. Многочисленные депеши в Лондон не помогали. Мы же помочь не могли: эвакуированные из западных областей страны станки для производства вооружения еще были в эшелонах на железнодорожных ветках Сибири и Урала. В этот период И. В. Сталин чуть ли не поштучно распределял вооружение для Красной Армии.
Условия войны вынудили Советское правительство в начале февраля 1942 г. еще раз обратиться к Андерсу относительно срока готовности польской армии и ввода ее в бой. При этом было выражено пожелание направить на фронт в возможно короткий срок 5-ю пехотную дивизию. Андерс ответил, что войска будут готовы лишь к 1 июня, и подивизионно использовать их не соглашался. По его мнению, две дивизии погоды на фронте не сделают, тогда как удар всей армией может привести к оперативному успеху и будет иметь большое политическое значение. Что же касается приобретения боевого опыта, то будет лучше, если его получит сразу вся армия, а не отдельные ее части.
В иное время и при других обстоятельствах такие соображения могли быть резонными. Но тогда, когда мы наступали, вполне правомерным был ввод в сражение и отдельных дивизий, а политический эффект появления польских войск на фронте оказался бы весьма крупным - в первую очередь для населения Польши, где с жадностью ловили каждую весть о возрождении польской армии. Это могло бы способствовать более широкому развертыванию партизанской и подпольной борьбы в стране. Но Сикорский снова ответил резким отказом.
На фронте назревали решающие события, и обе стороны к ним готовились. Но как готовились лондонцы?! В марте 1942 г. В. Андерс побывал в Лондоне. Его вызывали якобы для переговоров о поставках полякам английского вооружения, которого командующий не получил. Зато он вернулся с инструкциями подготовить часть своих войск к... эвакуации за пределы Советского Союза.
Внешним предлогом для эвакуации послужили продовольственные трудности, переживаемые нашей страной. Для всех они были понятны. Советскому правительству не оставалось ничего другого, как пойти на дальнейшее сокращение некоторых норм продовольственного снабжения войск, находившихся в тылу. Естественно, это относилось и к формированиям Андерса. Пользуясь моментом, Сикорский просил Советское правительство разрешить эвакуировать часть польских войск в Иран. Разрешение было дано. С 23 марта по 3 апреля 1942 г. 31488 военнослужащих польской армии были вывезены в Иран. Эвакуировались преимущественно вновь формируемые части, не имевшие оружия.
Тогда еще не были в полной мере известны подлинные причины этого мероприятия польского правительства в Лондоне.
Но многие польские офицеры и солдаты в момент эвакуации говорили, что англичане отправляют их на Ближний Восток в качестве пушечного мяса. Командование армии было вынуждено лавировать и даже заявлять, что поляки выезжают, мол, для того, чтобы вооружиться, пройти обучение, а затем - по достижении боевой готовности - вернуться в СССР для участия в совместной борьбе против фашистских войск...
После первой эвакуации в составе польской армии Андерса оставалось около 42 тыс. человек. Продолжалось формирование новых частей, а старые - 5-я и 6-я дивизии совершенствовали свою подготовку. В конце мая командующий еще раз побывал в Лондоне. 30-го числа он телеграфировал И. В. Сталину о том, что считает необходимым лично доложить ему результаты переговоров с англичанами и обсудить вопросы дальнейшего формирования польской армии. В Генеральном штабе не сомневались, что дело приближается к полной развязке. Польский командующий сказал, что англичане опасаются за колонии и хотят, чтобы польские войска прикрыли их владения, так сказать, своим телом. Для этого поляков нужно вывезти из СССР.
Но было и нечто новое: он заявил, что англичане ожидают летом 1942 г. большое наступление противника на восточном фронте. При этом главный удар, по данным английской разведки, предполагался в направлении Кубани и Кавказа. Видимо, под давлением англичан эмигрантское польское правительство В. Сикорского окончательно отказалось от ранее принятого обязательства ввести свои войска в сражение на советско-германском фронте и заявило, что считает нужным эвакуировать их в Иран. Несмотря на это, польский премьер-министр все-таки продолжал добиваться от Советского правительства дополнительного призыва поляков и продолжения формирования дивизий. Обо всем этом Андерс рассказал в Кремле.
Такая откровенно вызывающая и несправедливая политика имела и соответствующую ответную реакцию. Поскольку принятые обязательства поляками не выполнялись, а мы испытывали серьезные затруднения с вооружением для Красной Армии и складывалась крайне тяжелая обстановка на фронте, Советское правительство в июле 1942 г. уведомило польскую сторону, что считает невозможным дальнейшее формирование польских войск в пределах СССР, и поставило вопрос об их полной эвакуации.
В августе 1942 г. еще 44 тыс. польских военнослужащих направились в Иран. С ними выехало более 25 тыс. гражданских лиц - преимущественно членов семей военнослужащих. Но наиболее сознательная и прогрессивно мыслящая часть солдат и офицеров войск Андерса отказалась ехать в Иран и осталась в Советском Союзе. Количество их было относительно невелико, однако дух их и роль в освобождении родной польской земли были весьма высоки. Об этом мы скажем дальше.
Так закончилась наша первая попытка помочь братскому народу Польши сформировать на советской земле боевые силы, необходимые для вооруженного отпора оккупантам. Она не была полностью успешной, и ответственность за это целиком лежит на польских помещиках и фабрикантах, сидевших в эмигрантском правительстве в Лондоне. Однако ее нельзя считать и совсем бесплодной. Она оказала влияние на активность подлинно революционных сил Польши, которые шире развернули работу по созданию народного войска, действуя как в польском подполье, так и в СССР. Да и солдаты Андерса, вынужденные сражаться за Польшу вдали от родины, могли поразмыслить и правильно оценить дружескую помощь Советской страны.
В Польше между тем политическое развитие привело к созданию Польской рабочей партии (ППР), к разработке ею новых положений политической стратегии, усилению борьбы за объединение патриотических сил в антигитлеровском национальном фронте. ППР призвала польский народ объединить свои усилия с борьбой антигитлеровской коалиции, в первую очередь ближайшего соседа Советского Союза. В Польше возникла Гвардия Людова - вооруженная организация, руководимая коммунистами.
Менялась обстановка и на советско-германском фронте. Произошел сокрушительный разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом, который положил начало коренному перелому в ходе войны в нашу пользу. В среде польских патриотов в СССР он ускорил процесс сплочения сил освобождения и понимания практической необходимости действовать с оружием в руках на стороне Красной Армии.
Мне хорошо помнятся весенние дни 1943 г. В то время советское Верховное Главнокомандование готовило решающие операции под Курском. Разрабатывались планы действий, сосредоточивались силы, накапливались резервы и материальные средства. Одним словом, делалось все необходимое, чтобы навсегда похоронить планы гитлеровских стратегов и поставить фашистскую Германию на грань катастрофы.
Тогда-то и прозвучал голос верных сынов Польши, ее коммунистических деятелей, находившихся в эмиграции в нашей стране, об образовании Союза польских патриотов в СССР. Эта организация в полном соответствии с задачами национального фронта, создаваемого Польской рабочей партией, имела целью объединить на время войны поляков, оставшихся на советской территории, без различия политических, общественных и религиозных взглядов, в едином лагере борьбы за разгром и уничтожение врага. Союз поставил перед собой в качестве одной из задач формирование польских воинских частей для совместной борьбы с Красной Армией против гитлеровской Германии.
Советским правительством была получена просьба демократических сил Польши о создании в .Советском Союзе польской пехотной дивизии. Государственный Комитет Обороны рассмотрел ее и 6 мая 1943 г. принял постановление о формировании 1-й польской дивизии имени Тадеуша Ко-стюшко. В июне подразделения и части молодого соединения уже учились и Соловецких лагерях под Рязанью. В организации планомерной подготовки дивизии приняли широкое участие многие польские коммунисты.
Советский Генеральный штаб видел особый смысл в создании дивизии имени Тадеуша Костюшко. Она положила начало широкому формированию регулярных народных вооруженных сил Польши. 15 июля 1943 г. в торжественной обстановке дивизии было вручено боевое Знамя с изображением орла. Личный состав принял присягу, дал клятву на верность истекающей кровью польской земле и народу, борющемуся против ига фашистской оккупации. Воины дивизии торжественно обещали сохранять союзническую верность Советскому Союзу. В рядах дивизии стояла молодость будущего Войска Польского. Здесь начинали путь многие видные военачальники народной Польши.
1 сентября 1943 г. дивизия закончила формирование и обучение и в тот же день убыла на советско-германский фронт, а 12 октября под небольшим белорусским местечком Ленино состоялось ее боевое крещение.
Всего несколько дней назад после двух месяцев упорных сражений сюда вышли войска Западного фронта. Во взаимодействии с Калининским фронтом они выбили оккупантов из так называемых "смоленских ворот", откуда враг наносил авиационные удары по Москве, преграждая путь в Польшу и далее к Германии. Противник тоже понимал важность этого направления, поэтому сильно его укрепил и хорошо обеспечил войсками. "Этот рубеж проходил перед Днепром и прикрывал последнюю крупную железнодорожную и автомобильную магистраль перед Припятскими болотами. Если бы русским удалось взять под свой контроль шоссе и железнодорожную линию Гомель - Могилев - Орша, то оборона восточное Припятских болот вряд ли была бы осуществимой",- писал генерал К. Типпельскирх, командовавший в 1944 г. 4-й немецкой армией.
Войска 33-й армии Западного фронта, в состав которых вошла польская дивизия, были остановлены перед этим новым рубежом обороны противника на подступах к Днепру. Рубеж надо было прорывать. Командование 33-й армии рассчитывало на успех прорыва, однако видело и многочисленные трудности, возникающие перед войсками. Чтобы обеспечить успех, были созданы весьма высокие плотности артиллерии - 206 орудий и минометов на километр фронта и танков - 52. Командарм надеялся прорвать вражескую оборону стремительным фронтальным ударом на участке, непосредственно примыкающем к Ленино с севера. Для этого в первом эшелоне было решено иметь три стрелковые дивизии в линию: в центре отводилось место для наступления 1-й польской пехотной дивизии, справа от нее наступала 42-я, слева - 290-я стрелковые дивизии.
Расположение более опытных советских войск на флангах вызывалось тем, что в полосе 42-й стрелковой дивизии находилась сильно укрепленная противником господствующая высота 217,6, а в полосе 290-й стрелковой дивизии была сложная местность с высотами и низинами, сильно заболоченными ручьями, впадающими в топкую и непроходимую для танков реку Мерея, протекавшую перед обороной противника. Предполагалось, что 42-я и 290-я стрелковые дивизии сумеют быстро преодолеть высоту 217,6 и заболоченную местность на левом фланге, продвинутся вперед и обеспечат успешные действия польского соединения. Костюшковцам же предстояло сбить врага с важной высоты 215,5 и, опираясь на успех советских дивизий, прорвать тактическую глубину обороны противника. Успех советских и польского соединений намечалось развивать, бросив вперед 5-й механизированный корпус.
Бой, однако, пошел не так, как намечалось. Силы и возможности противника оказались большими. Наступление 42-й стрелковой дивизии было отбито. Она, хотя и вцепилась в высоту 217,6, не сумела ее взять.
Враг нанес наступавшим тяжелые потери и заставил залечь у переднего края. Атаки неоднократно повторялись, но к успеху не привели. В полосе 290-й стрелковой дивизии советские воины преодолели болотистую пойму ручья западнее Ленино и овладели населенным пунктом Тригубово. Гитлеровцы контратаковали и выбили наши войска на восточную окраину деревни. Бой продолжался с крайним ожесточением, но продвижения вперед и здесь не было. Наступавшая в центре 1-я польская пехотная дивизия одержала наибольший успех и прорвалась в глубину на 4 км. Очевидцы и участники наступления свидетельствуют о храбрости и отваге польских жолнежей, выполнявших совместную с советскими воинами боевую задачу. Польские солдаты и офицеры проявили исключительную стойкость и величие духа. Не раз дело доходило до рукопашной схватки.
Тяжелую обстановку на флангах полосы наступления армии не удалось изменить в нашу пользу. Это неблагоприятно сказалось и на положении польских войск, наступавших в центре. Им пришлось отражать многочисленные контратаки противника, поддержанные большим количеством авиации. Наш 5-й механизированный корпус, двинутый вперед, понес большие потери в танках и не оказал заметного влияния на ход боя. Было отбито наступление и в полосах соседних армий. Рубеж обороны противника оставался прочным.
...В бою под Ленино в то время прорыв не удался. Польская пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко и советские дивизии были вынуждены остановиться. Однако значение того первого испытания огнем советско-польской дружбы выходило далеко за пределы привычных тактических мерок и представлений. Вот что запало в память выходивших из боя польских воинов. "Со всех сторон,- вспоминает В. Залевский, в то время офицер 3-й роты 2-го полка,- до нас доносились восклицания: "Ур-ра!.. Поляки - орлы!.. Герои!.." Я глянул на своих ребят. Казалось, душой они все еще на переднем крае - напряженные, готовые к атаке... Даже раненые, даже они думали о новых боях... Мне запомнилась первая кружка горячего чая, выпитая на советской батарее. Помню, как нас окружили, и обнимали, и целовали, и поздравляли..."{31}
Бой под Ленино подтвердил величайшую готовность польских и советских воинов совместно сражаться до полной победы над гитлеровской Германией, раскрыл их безграничное мужество, скрепил еще прочнее советско-польский боевой союз. Только этот бой родил трех новых Героев Советского Союза - польских воинов.