Глава 38
Душ, бардак, потерянность.
Эти три слова в моей голове сменяли друг друга, как саундтреки.
Чтобы заглушить их, я включил музыку и выкрутил громкость почти на максимум.
В машине стояла вонь от блевоты из-за прилипшего смачного пятна на правом кроссовке.
Выброс кортизола, играющий на всю картушку рок и въедающийся в ноздри запах желчи – три этих компонента работали круче любого энергетика.
Поднажав на педаль газа, я подвинул стрелку спидометра за сотку.
А что, если я не доеду? Врежусь в отбойник и, вылетев из лобового, почувствую на мгновение свободу?
А что, если я развернусь вот на этом перекрёстке? Я проводил взглядом развилку и возможность вернуться.
А что, если я проснусь под голос Насти и, заключив в объятия, буду целовать её губы, щёки, шею, плечи, руки, бёдра, щиколотки… И всё это окажется лишь сном, странным и запутанным сном.
Комок в горле никак не хотел сглатываться, и я, открыв бутылку воды, стал пить, не упуская из вида дорогу.
Куда я еду? От чего или для чего… Мы переглянулись с Буддой.
– Тебе хорошо, ты просто сидишь с умиротворённым видом, без забот и переживаний – сказал я, снова переведя глаза на дорогу.
Будда не ответил.
Я заулыбался, представляя, как бы выглядел Будда, если бы рядом с ним сидела игрушка собаки с кивающей головой.
Будда улыбнулся.
Поворотник, иду на обгон… 110…130… Нет, не успею! Возвращаюсь обратно, встав за минивэном.
Будда улыбался.
Убавляю громкость орущей музыки.
– А тебе без разницы, что будет, да? Главное сидеть и улыбаться?
Будда не ответил.
– Успею я проскочить или нет, ты всё равно будешь сидеть и улыбаться?
Будда не ответил.
– Что за поза такая? В любой ситуации сиди и лыбься, словно забот и проблем не существует, а их у меня вагон и маленькая тележка.
Минивэн мигнул поворотником, показывая, что теперь я могу пойти на обгон, а Будда так и не ответил.
– В чём смысл сидеть и лыбиться? Это и есть твоя философия?
Будда не ответил.
– Мне, вот, лично вообще не до смеха и не до улыбок, и вот почему:
Первое. – я убрал одну руку с руля и стал загибать пальцы. – С раком поджелудочной и моей запущенной стадией живут недолго.
Второе – единственный, кто меня ценит и помнит обо мне – это мой сотовый оператор, который поздравляет с днём рождения СМСкой.
Третье – дружбы не существует, как розовых единорогов.
Четвёртое. – я посмотрел на Будду, а он на меня нет. – Моя семья, как из рекламы сока – в кадре улыбается и делает вид, что у нас любовь и идиллия, но, как съёмки прекращаются, все уходят по своим делам. Только отец мог… – я запнулся, на мгновение восстановив в сознание лицо отца. – Мог понять меня.
И, наконец, пятое… – я победоносно поднял руку, но пятый аргумент всё никак не мог прийти в голову. – Ай, забей, тебе и четырёх причин хватит.
Мы с Буддой замолчали.
Стоило мне выговориться, как я на мгновение увидел себя со стороны.
Затем случилось странное. Голос, который озвучивал аргументы моего несчастья, стал меняться. Сначала интонация, затем язык… Я слышал английский, испанский, китайский, французский. Голос говорившего стал ускоряться, продолжая менять язык – немецкий, турецкий… Тембр от грубого перетекал в мягкий, от высокого к низкому.
Речь всё ускорялась и ускорялась… Меня затрясло. Я уже не мог определить язык, слова превращались в тягучую неопознанную массу и нарастали громкостью в моей голове.
Что я слышал дальше, уже не определялось языком. Хныкающие и булькающие звуки словно собрались в единый, до предела напряжённый нервный узел и, заполнив всё моё сознание, в моменте затихли.
Я тут.
Будда тоже тут.
Я молчал.
Будда тоже молчал.
Кто-то говорил, и кто-то слышал.
Мы с Буддой замолчали.
Мы с Буддой улыбнулись. Глава 39
Салфетка упала на тарелку с недоеденным пловом. Не вкусно. Пока, Курган.
Темнеет, смотрю на часы. До заката успею до Омска, но надо торопиться.
Вымотан.
Успел. В номере вокруг лампы летает мотылёк.
Беру кроссовки, щётку. Измазал всю раковину.
Измождён.
Тёплые струи душа врезаются в тело, заполняя ванную комнату паром.
Вышел, вытерся полотенцем. На зеркале рисую машинку.
По указательному пальцу течёт капля.
Подавлен.
Сон.
«Bring Sally up, bring Sally down» – звонко запел будильник, вырывая меня из сна.
Сбрасываю одеяло и, приподнявшись, облокачиваюсь на спинку кровати.
Тыльной стороной руки протираю глаза.
Я так быстро заснул, что, когда проснулся от звонка будильника, не понял, а спал ли я вообще?
«Щёлк» – слайд, где я сплю, меняется слайдом, где я проснулся.
Простынь на кровати была растрёпана, и я вспомнил, что мне снился странный сон.
Я был в каком-то старом кинотеатре, свет давно погас, а фильм всё не начинался.
Рядом со мной сидели люди и непрестанно разговаривали.
Как бы я ни старался, я не мог расслышать слова, только общий фон и гудение голосов.
Лиц тоже не было видно – стоило мне повернуть голову и взглянуть на людей, как они отворачивались.
В том месте, где была дверь с эвакуационным выходом, висела табличка: «Смотреть и слушать. Не видеть и не говорить».
Ещё раз протираю глаза, встаю.
Зайдя в ванную, чтобы умыться, я увидел еле заметные очертания машины, которую рисовал вчера перед сном.
Поднеся палец к зеркалу, я повторяю рисунок медленно обводя его по контуру.
Встречаюсь с отражением взглядом и… Пауза. Секунда, минута, или час.
И снова мой голос возник в голове, но уже шёпотом, и спрашивает: «А спал ли я вообще?».
«Щёлк» – слайд, где я сплю, меняется слайдом, где я проснулся.
Картинка меняется, как если бы кто-то незаметно поставил следующую видеокассету, а мне ничего не остаётся, как начать просмотр нового фильма.
Мой палец чертит машинку с внутренней стороны лобового стекла. Получилось кривовато, колёса всё никак не получались круглыми, скорее овальными.
Я в своей машине, а перед глазами с открытого козырька и заляпанного зеркальца на меня смотрю я.
И этот "я" вовсе не я, а уже, скорее, мы.
Закрываю козырёк. Окна запотели, а на улице непроглядный туман. Мы в пробке.
Впереди, помигивая габаритными огнями, стоит машина.
Поворачиваюсь и смотрю на заднее сиденье. Все прибрано.
Разбросанные вчера бумаги аккуратно сложены в портфель, коробка с вещами размещена в ногах и…
*ТУК-ТУК*
От неожиданности я дёрнулся и резко пришёл в себя.
У окна стоит сотрудник ГАИ с фонариком и просит опустить окно.
Опускаю, и по стеклу скатывается тонкой струйкой скопившийся конденсат.
– Дальше ехать нельзя, видимость нулевая.
– А где мы? – спрашиваю я.
– В 20 километрах от Новосибирска, но по этой дороге ехать не получится, дальше всё перекрыто, разворачивайтесь. – после этих слов инспектор выпрямился и направился к следующей машине.
На колёсах нарисованной машинки стали собираться капли.
Что делать? Разворачиваюсь и медленно еду вдоль длинной вереницы автомобилей.
Навигатор простроил маршрут с объездом.
Если бы я знал, куда приведёт меня эта дорога, и что меня ждёт, ни за что бы не поверил…