Выезжая утром на работу, она краем глаза замечает автомобиль с полицейскими. Он стоит в глубине аллеи у дома номер 12. Хитро. Из их дома машину практически невозможно разглядеть, зато им отлично видны окна второго этажа, видно, горит ли свет на первом и в гараже.
Она едет со скоростью тридцать километров в час, соблюдает ограничение. Машина полицейских следует за ней, Лиза машет ей рукой, это видно в зеркале заднего вида, но Сандрина не отвечает. Может, если она не будет обращать внимания, они отстанут.
Они не отстают. Сандрина ставит машину у работы, и они паркуются рядом. Когда она выходит, Лиза подходит к ней.
— Все хорошо?
Сандрина могла бы опять рассмеяться — настолько вопрос дурацкий. Все плохо, и это ее вина, это их вина, вина первой жены — всех! Ну почему, почему все эти люди не могут просто сгинуть, исчезнуть, оставить ее, отстать от них? В пустом, безлюдном мире она бы не допустила ни единой ошибки, в пустом, безлюдном мире господин Ланглуа не появился бы, и они могли бы быть счастливы с мужчиной, который умеет плакать.
Она просит:
— Оставьте меня, пожалуйста, отстаньте от меня.
Лиза говорит:
— Но как же так, Сандрина? Вчера вы были готовы подать заявление, подтвердить показания Каролины, вчера вы…
— Пожалуйста… — Сандрина делает шаг в сторону, чтобы их обогнуть.
Мужчина-полицейский поднимает брови, потом хмурится и говорит с раздражением:
— Послушайте, меня это все уже…
Но Лиза сжимает руку своего коллеги и укоризненно качает головой. Он обрывает себя на полуслове.
Они не задерживают ее.
На лестнице она наконец-то переводит дух.
То-то же. Им всего-навсего надо исчезнуть.
Вечером он возвращается рано и улыбается, увидев в духовке мелкие картофелины. Сандрина заканчивает смешивать заправку для салата, он макает в нее палец и говорит:
— Вот видишь, можешь же, это то, что надо!
Они ужинают. Он говорит о своей работе. У него хорошее настроение.
После ужина, пока она убирает посуду, он достает из портфеля листок и говорит:
— Тебе надо только переписать и поставить подпись.
Стол еще влажный, листок прилипает к нему и слегка размокает. Она присаживается и читает. Это признательный текст, написанный якобы от ее имени и по доброй воле. Там говорится, что отец Матиаса является заботливым и любящим родителем. Что он занимается сыном с полной самоотдачей и ответственностью. Что жить без сына ему не только тяжело — невозможно. Что решение матери ребенка забрать Матиаса без обсуждений и предупреждения является не только противозаконным, но и очень болезненным для отца.
Что-то сыпется сверху. Крошки. Он наклонился над ней, и крошки печенья, которое он грызет, падают на бумагу. Разумеется, она знала, что он рядом, но, углубившись в чтение лживого свидетельства, она не услышала, как он, порывшись в кладовке в поисках десерта, подошел к ней.
— Тебе надо это переписать и подписать, — говорит он.
— Да, конечно, — отвечает Сандрина.
— Прямо сейчас, — добавляет он.
Она идет за бумагой и ручкой. Он смотрит, как она пишет. Как ставит свою подпись.
Потом они усаживаются перед телевизором.
Приняв душ, она смотрит в зеркало на свое мерзкое толстое тело. Она сутулится, грудь свисает, а живот ложится на ляжки. Она умоляет крошку: «Прячься, не выдавай себя. Еще немного, до тех пор, пока…»
Сандрина не знает, до каких пор, но уверена, что еще не время.
Они идут спать. Он устал, его член остается безвольным. День обошелся без господина Ланглуа. Дни без господина Ланглуа — это хорошие дни.