100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru Алексей Толстой
Петр Первый
Аннотация
«Петр Первый» – эпохальный исторический роман, посвященный величайшему из российских мо-нархов.
Безукоризненно написанная, уникальная по стилю и масштабу событий эпопея, в которой букваль-но оживает один из самых ярких и сложных периодов истории нашей страны – время, когда «Россия
молодая мужала гением Петра» – императора, военачальника, строителя и флотоводца!
Книга первая
Глава первая
1
Санька соскочила с печи, задом ударила в забухшую дверь. За Санькой быстро слезли Яш-ка, Гаврилка и Артамошка: вдруг все захотели пить, – вскочили в темные сени вслед за облаком
пара и дыма из прокисшей избы. Чуть голубоватый свет брезжил в окошечко сквозь снег. Студено. Обледенела кадка с водой, обледенел деревянный ковшик.
Чада прыгали с ноги на ногу, – все были босы, у Саньки голова повязана платком, Гаврилка и Артамошка в одних рубашках, до пупка.
– Дверь, оглашенные! – закричала мать из избы.
Мать стояла у печи. На шестке ярко загорелись лучины. Материно морщинистое лицо
осветилось огнем. Страшнее всего блеснули из-под рваного плата исплаканные глаза, – как на
иконе. Санька отчего-то забоялась, захлопнула дверь изо всей силы. Потом зачерпнула пахучую
воду, хлебнула, укусила льдинку и дала напиться братикам. Прошептала:
– Озябли? А то на двор сбегаем, посмотрим, – батя коня запрягает…
На дворе отец запрягал в сани. Падал тихий снежок, небо было снежное, на высоком тыну
сидели галки, и здесь не так студено, как в сенях. На бате, Иване Артемиче, – так звала его мать, а люди и сам он себя на людях – Ивашкой, по прозвищу Бровкиным, – высокий колпак надвинут
на сердитые брови. Рыжая борода не чесана с самого покрова… Рукавицы торчали за пазухой
сермяжного кафтана, подпоясанного низко лыком, лапти зло визжали по навозному снегу: у бати
со сбруей не ладилось… Гнилая была сбруя, одни узлы. С досады он кричал на вороную лоша-денку, такую же, как батя, коротконогую, с раздутым пузом:
– Балуй, нечистый дух!
Чада справили у крыльца малую надобность и жались на обледенелом пороге, хотя мороз и
прохватывал. Артамошка, самый маленький, едва выговорил:
– Ничаво, на печке отогреемся…
Иван Артемич запряг и стал поить коня из бадьи. Конь пил долго, раздувая косматые бока:
«Что ж, кормите впроголодь, уж попью вдоволь»… Батя надел рукавицы, взял из саней, из-под
соломы, кнут.
– Бегите в избу, я вас! – крикнул он чадам. Упал боком на сани и, раскатившись за воротами, рысцой поехал мимо осыпанных снегом высоких елей на усадьбу сына дворянского Волкова.
– Ой, студено, люто, – сказала Санька.
Чада кинулись в темную избу, полезли на печь, стучали зубами. Под черным потолком
клубился теплый, сухой дым, уходил в волоковое окошечко над дверью: избу топили по-черному. Мать творила тесто. Двор все-таки был зажиточный – конь, корова, четыре курицы.
Про Ивашку Бровкина говорили: крепкий. Падали со светца в воду, шипели угольки лучины.
Санька натянула на себя, на братиков бараний тулуп и под тулупом опять начала шептать про
Алексей Толстой: «Петр Первый»
2
разные страсти: про тех, не будь помянуты, кто по ночам шуршит в подполье…
– Давеча, лопни мои глаза, вот напужалась… У порога – сор, а на сору – веник… Я гляжу с
печки, – с нами крестная сила! Из-под веника – лохматый, с кошачьими усами…
– Ой, ой, ой, – боялись под тулупом маленькие.
2
Чуть проторенная дорога вела лесом. Вековые сосны закрывали небо. Бурелом, чащоба –
тяжелые места. Землею этой Василий, сын Волков, в позапрошлом году был поверстан в отвод
от отца, московского служилого дворянина. Поместный приказ поверстал Василия четырьмяста-ми пятьюдесятью десятинами, и при них крестьян приписано тридцать семь душ с семьями.
Василий поставил усадьбу, да протратился, половину земли пришлось заложить в монастыре. Монахи дали денег под большой рост – двадцать копеечек с рубля. А надо было по верстке быть на государевой службе на коне добром, в панцире, с саблею, с пищалью и вести с собой
ратников, троих мужиков, на конях же, в тегилеях, в саблях, в саадаках… Едва-едва на монастырские деньги поднял он такое вооружение. А жить самому? А дворню прокормить? А рост
плати монахам?