Не останавливаясь, проплыли мимо Казани, где разлив омывал белые стены. Миновали вы-сокобережный Симбирск и городок Самару, в защиту от кочевников обнесенный деревянным
частоколом на земляных раскатах. За Саратовом травянистые берега утонули в солнечном мареве, голубая река текла лениво, степной зной дышал, как из печи.
Петр, Лефорт, Алексашка и князь-папа, взятый в поход для шумства и пьянства, – целыми
днями курили трубки на высокой корме каторги. Казалось, – когда поглядывали на многоверст-ный караван судов, поблескивающих ударами весел, – что продолжается все та же веселая воен-ная потеха. Что за крепость Азов? И как ее воевать? Про то хорошо не знали: на месте будет
виднее. Князь-папа, пьяненький и ласковый, говаривал, сдирая ногтями шелуху с сизого носа:
– Дожили мы, сынок… Давно ли я тебя цифири-то учил… На войну поплыли… Ах ты, мой
красавец…
Лефорт дивился роскоши и величию реки – без конца и без краю.
– Что король французский, что император австрийский, – говорил он, – о, если бы побольше у тебя денег, Петер… Нанять побольше инженеров в Европе, побольше офицеров, побольше
умных людей… Какой великий край, дикий и пустынный край!..
В Царицыне караван остановился. И здесь начались беды. Лошадей оказалось всего пятьсот голов. Солдаты, отмотавшие руки на веслах, должны были на себе тащить пушки и обозы.
Не хватало хлеба, пшена, масла. Усталые и голодные войска три дня шли степью на городок
Паншино, к Дону, где находились главные склады продовольствия. Много людей надорвалось, попадало. Думали отдохнуть в Паншине. Но оттуда, навстречу, прибыло письмо от боярина Тихона Стрешнева, ведавшего кормом для всей армии:
«Господин бомбардир… Печаль нам слезная из-за воров-подрядчиков. Гости Воронин, Ушаков и Горезин взялись поставить 15 000 ведер сбитню, 45 000 ведер уксусу да столько же
водки, 20 000 осетров соленых да столько же лещей, судаков и щук, 10 000 пуд ветчины, масла и
сала – 5000 пуд, соли – 8000 пуд… Дано подрядчикам тридцать три тысячи рублей. Из тех денег
половину они украли. Соли вовсе нет ни фунта. Рыба вонючая, – в амбар нельзя взойти… Хлеб
лежалый весь. Одно – овес добрый и сено доброе ж, а ставил купчина Иван Бровкин… От сего
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
135
воровства тебе, милостивому нашему, печаль, а ратным людям оскудение… Теперь только бог
может сделать, чтоб в том ратном деле вас не задержать…»
Петр и Лефорт, оставив войско, поскакали в Паншино. Небольшая станица на острову посреди Дона была окружена, как горелым лесом, оглоблями обозов. Повсюду лежали большеро-гие волы, паслись стреноженные лошади. Но – ни живой души: в послеобеденный час спали часовые, караульщики, извозные солдаты. Одиноко простучали по-над Доном копыта всадников.
На бешеный окрик Петра чья-то взлохмаченная голова вылезла из-за плетня, из конопли. Почесываясь, мужик повел к хате, где стоял боярин… Петр рванул дверь, загудели потревоженные
мухи. На двух сдвинутых лавках, покрывшись с головой, спал Стрешнев. Петр сорвал одеяло.
Схватил за редкие волосы перепуганного боярина, – не мог говорить от ярости, – плюнул ему в
лицо, стащил на земляной пол, бил ботфортом в старческий мягкий бок…
Часто дыша, присел к столу, велел открыть ставни. Глаза выпучены. Под загаром гневные
пятна на похудевшем лице.
– Докладывай… Встань! – крикнул он Стрешневу. – Сядь. Подрядчиков повесил? Нет? Почему?
– Государь… (Петр топнул ногой.) Господин бонбандир… (Тихон Стрешнев и кряхтеть боялся и кланяться боялся.) Подрядчики пускай доставят сначала, что должны по записи, а то что
же с мертвых-то нам спрашивать…
– Не так… Дурак!.. А почему Иван Бровкин не ворует? Мои люди не воруют, а ваши все
воруют?.. Подряды все передать Бровкину… Ушакова, Воронина – в железо, в Москву, к Ромодановскому…
– Так, гут, – сказал Лефорт.
– Что еще? Суда не готовы?
– Господин бонбандир, суда все готовы… Давеча последние пригнали из Воронежа.
– Идем на реку…
Стрешнев в одних домашних сафьяновых чоботах, в распоясанной рубахе пошел дряблой
рысью за царем, шагающим как на ходулях. На зеркальной излучине Дона стояли в несколько
рядов бесчисленные суда: лодки, паузки, узкие с камышовыми поплавками казачьи струги, длинноносые галеры, с веслами только на передней части, с прямым парусом и чуланом на корме… Все – только что с верфи. Течением их покачивало. Многие полузатонули. Лениво висели
флаги. Под жарким солнцем трескалось некрашеное дерево, блестели осмоленные борта.
Лефорт, отставив ногу в желтом ботфорте, глядел в трубу на караван.
– Зер гут… Посуды достаточно…
– Гут, – отрывисто повторил Петр. Чумазые руки его дрожали. И, как всегда, Лефорт высказал его мысль:
– Отсюда начинается война.
– Тихон Никитьевич, не сердись. – Петр клюнул всхлипнувшего Стрешнева в бороду. –
Войска прямо грузить на суда. Не мешкая… Азов возьмем с налету…