стоят у монастыря, к Москве отпускать бы не стали, – с ними вам управиться, их побить и к
Москве нам быть… А кто б не стал пускать, – с людьми, али с солдаты, – и вам чинить с ними
бой…»
Сие был приказ брать Москву с бою. Когда беглые вернулись с царевниным письмом на
литовский рубеж в полки, там начался мятеж.
12
И Петр и великие послы не дюже разбирались в европейской политике. Воевать для московитов значило: охранять степи от кочевников, смирить разбойничьи набеги крымских татар, обезопасить гужевые и водные пути на восток, пробиться к морю.
Европейская политика казалась им делом мутным. Они твердо верили в письменные договоры и клятвы королей. Знали, что французский король с турецким султаном заодно и что Вильгельм Оранский, как король английский и голландский штатгальтер, обещал Петру пособлять в
войне с турками. И вдруг, – снег на голову, – приходит непонятная весть (привез ее из Польши
от Августа шляхтич), – австрийский цезарь Леопольд вступил в мирные переговоры с турками, и
об этом замирении особенно хлопочет Вильгельм Оранский, не спросясь ни московитов, ни поляков.
А все недавние уверения его в ревности к успехам христианского оружия против врагов
гроба господня? Это что ж такое? Яхту Петру подарил… Называл братом… Пировали вместе…
Это как же теперь думать?
Было еще понятно, что цезарь Леопольд разговаривает с турками о мире: между ним и
французским королем начиналась война за испанское наследство, то есть (как понимали послы) кто из них посадит сына в Мадрид королем… Дело великое, конечно, но при чем здесь Англия и
Голландия?
Петру и великим послам трудно было усвоить то, что английские и голландские торговые и
промышленные люди давно уже кровно озабочены в войне за сокрушение торгового и военного
господства Франции на Атлантическом океане и Средиземном море, что испанское наследство –
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
163
не трон для того или иного королевского сына, не драгоценная корона Карла Великого, а сво-бодные пути для кораблей, набитых сукном и железом, шелком и пряностями, богатые рынки и
вольные гавани и что голландцам и англичанам удобнее воевать не самим, а втравить других…
И еще мудренее казалось, что англичане и голландцы, стремясь развязать руки австрийскому цезарю, – для войны с Францией, – настоятельно желают, чтобы русские продолжали войну с султаном… Сие есть двоесмысленный и великий европейский политик…
Петр вернулся в Амстердам. Бургомистры, спрошенные о неприятных слухах из Вены, отвечали уклончиво и разговор переводили на торговые дела. Так же уклонялись они и от другого
важного для московитов дела… В этом году на Урале кузнечным мастером Демидовым была
найдена магнитная железная руда… Виниус писал Петру:
«…Лучше той руды быть невозможно и во всем мире не бывало, так богата, что из ста
фунтов руды выходит сорок фунтов чугуна. Пожалуйста, подкучай послам, чтоб нашли железных мастеров добрых, умевших сталь делать…»
Англичане и голландцы весьма внимательно слушали разговоры про магнитную руду на
Урале, но, когда дело доходило до подыскания добрых мастеров, мялись, виляли, говорили, что-де вам самим с такими заводами не справиться, съездим, посмотрим на месте, может, сами возь-мемся… Железных мастеров так и не удалось нанять ни в Англии, ни в Голландии.
Ко всем тревогам прибавилась весть о стрелецком воровстве в Москве. Из Вены тайный
пересыльщик написал великим послам, что-де и здесь уже знают об этом, – какой-то ксендз болтает по городу, будто в Москве бунт, князь Василий Голицын вернут из ссылки, царевна Софья
возведена на престол и народ присягнул ей в верности…
..............
«…Мин хер кениг… В письме вашем государском объявлено бунт от стрельцоф, и что вашим правительством и службою солдат усмирен. Зело радуемся. Только мне зело досадно на те-бя, – для чего ты в сем деле в розыск не вступил и воров отпустил на рубеж… Бох тебя судит…
Не так было говорено на загородном дворе в сенях…
А буде думаете, что мы пропали, для того что почты отсюда задержались, – только, слава
богу, у нас ни един человек не умер, все живы… Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий…
Пожалуй не осердись: воистину от болезни сердца пишу… Мы отсель поедем на сей неделе в
Вену… Там только и разговоров что о нашей пропаже… Питер…»
13
В Троицын ясный и тихий день на улицах было подметено. У ворот и калиток вяли березовые ветки. Если и виднелся человек, – то сторож с дубиной или копьем у запертых на пудовые
замки лавок. Вся Москва стояла обедню. Жаркий ладанный воздух плыл из низеньких дверей, убранных березками. Толпы нищих – и те разомлели в такой синий день на папертях под колокольный звон, – праздничное солнце пекло взъерошенные головы, тело под рубищами… Попа-хивало вином…
В тихую эту благодать ворвался треск колес – по Никольской бешено подпрыгивала по
бревнам хорошая тележка на железном ходу, сытый конь несся скоком, в тележке подскакивал
купчина без шапки, в запыленном синем кафтане, – выпучив глаза, хлестал коня… Все узнали