ван был генерал-майором и губернатором псковским. Петр будто бы так и сказал, вернувшись в
Воронеж после похорон: «Были у меня две руки, осталась одна, хоть и вороватая, да верная».
Алексашка, в преображенском, ловко затянутом шарфом, тонком кафтане, в парике, утопив
узкий подбородок в кружева, стоял у горячей кирпичной печки. Апраксин и тучный Головин сидели на неприбранной постели. Нарышкин, опираясь лбом в ладонь, – у стола. Слушали они
думного дьяка и великого посла Прокофия Возницына. Он только что вернулся из Карловиц на
Дунае, со съезда, где цезарский, польский, веницейский и московский послы договаривались с
турками о мире.
Царя он еще не видел. Петр велел сказать, чтоб министры собрались и думали, а он придет.
Возницын держал на коленях тетради с цифирьными записями, спустив очки на кончик сухого
носа, рассказывал:
– Учинена мною с турецкими послами, рейс-эфенди Рами и тайным советником Маврокордато, армисциция, сиречь унятие оружия на время. Большего добиться было нельзя. Сами судите, господа министры: в Европе сейчас такая каша заваривается, – едва ли не на весь мир. Испанский король дряхл, не сегодня-завтра помрет бездетным. Французский король добивается
посадить в Испанию своего внука Филиппа и уж женил его, держит при себе в Париже, ожидая –
вот-вот короновать. Император австрийский, с другой стороны, хочет сына своего Карла посадить в Испанию…
– Да знаем, знаем это все, – нетерпеливо перебил Алексашка.
– Потерпи уж, Александр Данилович, говорю, как умею (седым взором поверх очков Возницын тяжело уставился на красавца), решается великий спор меж Францией и Англией. Будет
Испания за французским королем, – французский с испанским флотом возьмут силу на всех морях. Будет Испания за австрийским императором, – англичане тогда с одним французским флотом справятся. Европейский политик мутят англичане. Они и свели в Карловицах австрийцев с
турками. Для войны с французским королем австрийскому цезарю надобно руки себе развязать.
И турки усердно рады мириться, чтоб отдохнуть, собраться с силами: принц Евгений Савойский
много у них земель и городов побрал за цезаря, в Венгрии, в Семиградской земле и в Морее, и
цезарцы уж в самый Цареград смотрят… Туркам сейчас забота – свое вернуть… Воевать отдаленно – с поляками или с нами – сейчас и в мыслях нет… Тот же Азов, – не стоит он того, что им
надобно под ним потерять.
– Так ли турецкий султан слаб, как ты успокаиваешь? Сомнительно, – проговорил Алексашка. (Головин и Апраксин усмехнулись. Лев Кириллович, видя, что они усмехнулись, тоже с
усмешкой покачал головой.)
Алексашка, – подрожав ляжкой, позвенев шпорой:
– А коли слаб, что ж ты с ним вечного мира не подписал? Либо ты забыл сказать рейс-эфенди, что у нас на Украине зимуют сорок тысяч городовых стрельцов, да в Ахтырке собран
конный большой полк Шеина, да в Брянске готовы суда для переправы. Не с голыми руками те-бя посылали… Армисциция!
Прокофий Возницын медленно снял очки. Трудно было привыкать к новым порядкам, –
чтобы мальчишка без роду-племени так разговаривал с великим послом. Проведя сухой ладонью
по задрожавшему от гнева лицу, Прокофий собрался с мыслями. Ла-ем, конечно, тут ничего не
возьмешь.
– А вот почему не мир, – учинена армисциция, Александр Данилович… Цезарские послы, не сходясь с нами, ни с поляками, ни с веницейцами, тайно, одни, переговаривались с турками. И
поляки тайно от нас договорились. И нас бросили одних. Турки, приведя дела с цезарцами к удовольствию, с нами вначале и говорить не хотели, так надулись… Не будь там старинного моего
знакомца Александра Маврокордато, – и армисциции бы у нас не было… Вы здесь сидите, господа министры, думаете – на вас вся Европа смотрит… Нет, для них мы – малый политик, можно сказать – никакой политик…
– Ну, это еще бабка надвое…
– Подожди, не горячись, Александр Данилович, – мягко остановил его Головин.
– На посольском стану отвели нам самое худое место. Стражу приставили… Ходить нику-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
197
да не велели, ни с турками видеться, ни пересылаться с ними. Еще будучи в Вене, взял я одного
дохтура, бывалого поляка. Дохтура и стал засылать в турецкий стан к Маврокордато. Послал раз.
Маврокордато велел кланяться. Послал в другой. Маврокордато велел кланяться и сказать, что
студено. Я рад. Взял кафтан свой чернобурых лисиц, на малиновом сукне, послал его с дохту-ром, велел ехать кругом посольских станов – степью. Маврокордато кафтан взял, на другой день
посылает мне табаку, два чубука добрых, да кофе с фунт, да писчей бумаги. Ах, ты, думаю, от-даривается… И опять ему на возу – икры паюсной, спинок осетровых, пять теш белужьих больших, наливок разных… Да и сам поехал ночью в турецкий стан, один в простом платье. А турки
как раз в тот день подписали с цезарем мир…
– Эх! – топнул шпорой Алексашка.
– Маврокордато мне: «Вряд ли, говорит, будет у нас с вами удовольствие, если не вернете
нам днепровские городки, чтобы Днепр запереть и ход вам заградить навсегда в Черное море, и
Азов придется отдать, и крымскому хану вам дань платить по-старинному…» Вот, Александр
Данилович, как с первого-то разговора турки начали задираться… А ведь я – один. Союзники