слышим, чтобы за тысячу верст от моря строили корабли, ну и плавайте на них по Дону, а через
гирло вам не перелезть…» Грозил и украинским войском, а они мне – татарами: «Смотрите, у
татар сейчас руки развязаны, как бы вам они не сделали как при Девлет-Гирее». Не будь у турок
заботы – обвалили бы они на нас войну… Не знаю, Александр Данилович, может быть, по скудости разума не смог я достичь большего, но армисциция – все-таки не война…
.............
Много мелочей еще не было окончено. Не хватало гвоздей. Только вчера по ростепели
пришла часть санного обоза с железом из Тулы. В кузницах работали всю ночь. Дорог был каждый день, чтобы успеть догнать по высокой воде тяжелые корабли до гирла Дона.
Пылали все горны. Кузнецы в прожженных фартуках, в соленых от пота рубахах, рослые
молотобойцы, по пояс голые, с опаленной кожей, закопченные мальчишки, раздувающие мехи, –
все валились с ног, отмахивали руки, почернели. Отдыхающие (сменялись несколько раз в ночь) сидели тут же: кто у раскрытых дверей жевал вяленую рыбу, кто спал на куче березовых углей.
Старший мастер Кузьма Жемов, присланный Львом Кирилловичем со своего завода в Туле
(куда был взят из тульской тюрьмы – в вечную работу), покалечил руку. Другой мастер угорел и
сейчас стонал на ночном ветерке, лежа около кузницы на сырых досках.
Наваривали лапы большому якорю для «Крепости». Якорь, подвешенный на блоке к пото-лочной матице, сидел в горне. Ома-хивая пот, свистя легкими, воздуходувы раскачивали рычаги
шести мехов. Два молотобойца стояли наготове, опустив к ноге длинноручные молота. Жемов
здоровой рукой (другая была замотана тряпкой) ковырял в углях, приговаривал:
– Не ленись, не ленись, поддай…
Петр в грязной белой рубахе, в парусиновом фартуке, с мазками копоти на осунувшемся
лице, сжав рот в куриную гузку, осторожно длинными клещами поворачивал в том же горне
якорную лапу. Дело было ответственное и хитрое – наварка такой большой части…
Жемов, – обернувшись к рабочим, стоящим у концов блока:
– Берись… Слушай… (И – Петру.) В самый раз, а то пережжем… (Петр, не отрывая вы-пуклых глаз от углей, кивнул, пошевелил клещами.) Быстро, навались… Давай!..
Торопливо перехватывая руками, рабочие потянули конец. Заскрипел блок. Сорокапудо-вый якорь пошел из горна. Искры взвились метелью по кузнице. Добела раскаленная якорная
нога, щелкая окалиной, повисла над наковальней. Теперь надо было ее нагнуть, плотно уместить.
Жемов – уже шепотом:
– Нагибай, клади… Клади плотнее… (Якорь лег.) Сбивай окалину. (Загорающимся веником стал смахивать окалину.) Лапу! (Обернувшись к Петру, закричал диким голосом.) Что ж ты!
Давай!
– Есть!
Петр вымахнул из горна пудовые клещи и промахнулся по наковальне, – едва не выронил
из клещей раскаленную лапу. Присев от натуги, ощерясь, наложил…
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
198
– Плотнее! – крикнул Жемов и только взглянул на молотобойцев. Те, выхаркивая дыхание, пошли бить кругами, с оттяжкой. Петр держал лапу, Жемов постукивал молотком – так-так-так, так-так-так. Жгучая окалина брызгала в фартуки.
Сварили. Молотобойцы, отдуваясь, отошли. Петр бросил клещи в чан. Вытерся рукавом.
Глаза его весело сузились. Подмигнул Жемову. Тот весь собрался морщинами:
– Что ж, бывает, Петр Алексеевич… Только в другой раз эдак вот не вымахивай клещи-то, – так и человека можно задеть и непременно сваркой мимо наковальни попадешь. Меня тоже
били за эти дела…
Петр промолчал, вымыл руки в чану, вытерся фартуком, надел кафтан. Вышел из кузницы.
Остро пахло весенней сыростью. Под большими звездами на чуть сереющей реке шуршали
льдины. Покачивался мачтовый огонь на «Крепости». Сунув руки в карманы, тихо посвистывая, Петр шел по берегу, у самой воды.
..............
Матрос у перегородки, увидев царя, кинулся головой в дверцу, оповестил министров. Но
Петр не сразу прошел туда, – с удовольствием закрутив носом от тепла и табачного дыма, нагнулся над столом, оглядывал блюда.
– Слышь-ка, – сказал он круглобородому человеку с удивленно задранными бровями (на
маленьком лице – ярко-голубые глаза, – знаменитый корабельный плотник Аладушкин), – Мишка, вон то передай, – указал через стол на жареную говядину, обложенную мочеными яблоками.
Присев на скамью, напротив спящего вице-адмирала, медленно – как пьют с усталости – выпил
чарочку, – пошла по жилам. Выбрал яблоко покрепче. Жуя, плюнул косточкой в плешь Корне-лию Крейсу:
– Чего, пьяный, что ли?