Господин посланник рассказывал:
–…Ему нельзя не поклоняться. Он красив, любезен, смел… Король Август – божество, принявшее человеческий облик… Он неутомим в своих страстях и развлечениях. Ему надоедает
Варшава, – он мчится в Краков, по пути охотится на диких свиней, роскошно пирует в замках у
магнатов или ночью на сеновале растерянной простолюдинке дарит поцелуй Феба… Он приказывает выписать себе подорожную на имя кавалера Винтера и под видом искателя приключений
пересекает Европу и появляется в Париже. Этой шпагой я не раз отражал удары, направленные в
его грудь, в ночных драках на перекрестках парижских улиц. Мы скачем в Версаль на ночной
праздник, король Август одет странствующим офицером. О, Версаль! О, вы должны увидеть
этот земной рай, фрейлен Монс… Огромные окна освещены миллионами свечей, по фасаду пе-реливаются огни плошек. На террасе вдоль боскетов гуляют дамы и кавалеры. На деревах, как
райские плоды, – китайские фонарики. За озером взлетают ракеты, их искры опадают в воду, где
на барках музыка арф и виол. Плещут фонтаны, летают ночные бабочки. Мраморные статуи
сквозь листву кажутся ожившими божествами. Христианнейший король Людовик – в кресле.
Тень от парика скрывает его тучное лицо, но все же мне удалось увидеть надменный профиль – с
выдвинутой нижней губой и всему свету известной полоской усиков. О его кресло облокотилась
дама в черном домино с опущенным на глаза капюшоном. Это была мадам де Ментенон. По правую руку сидел на стуле Филипп Анжуйский – будущий король Испании, его внук, подавленный
меланхолией… Все вокруг, тысячи лиц в полумасках, дворец, весь парк, казалось, были озарены
золотом славы…
Пальчики Анхен трепетали, округлости груди поднялись из тесноты корсажа.
– Ах, нельзя поверить, что это – не сон… Но кто это госпожа Ментенон, которая стояла за
стулом короля?
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
214
– Его фаворитка… Женщина, перед которой трепещут министры и посланники… Мой повелитель, король Август, прошел несколько раз мимо мадам Ментенон и был замечен ею…
– Господин посланник, почему король Людовик не женится на мадам Ментенон?
Кенигсек несколько изумился, на минуту подвижная рука его бессильно повисла между
раздвинутых колен. Анхен ниже опустила голову, в уголке губ легла складочка.
– О фрейлен Монс… Разве значение королевы может сравниться с могуществом фаворитки? Королева – это лишь жертва династических связей. Перед королевой склоняют колени и
спешат к фаворитке, потому что жизнь – это политика, а политика – это золото и слава. Король
задергивает ночью полог постели не у королевы – у фаворитки. Среди объятий на горячей подушке… (У Анхен слабый румянец пополз к щекам. Посланник ближе придвинулся надушен-ным париком.) На горячей подушке поверяются самые тайные мысли. Женщина, обнимающая
короля, слушает биение его сердца. Она принадлежит истории.
– Господин посланник, – Анхен подняла влажно-синие глаза, – дороже всего знать, что
счастье – долговечно. Что мне в этих нарядах, в этих дорогих зеркалах, если нет уверенности…
Пусть меньше славы, но пусть над моим маленьким счастьем властен один бог… Я плыву на
роскошной, но на утлой ладье…
Медленно вытащила из-за корсажа кружевной платочек, слабо встряхнула, приложила к
лицу. Губы из-под кружев задрожали, как у ребенка…
– Вам нужен верный друг, прелестное мое дитя. – Кенигсек взял ее за локоть, нежно
сжал. – Вам некому поверять тайн… Поверяйте их мне… С восторгом отдаю вам себя… Весь
мой опыт… На вас смотрит Европа. Мой милостивый монарх в каждом письме справляется о
«нимфе кукуйского ручья»…
– В каком смысле вы себя предлагаете, не понимаю вас.
Анхен отняла платочек, отстранилась от слишком опасной близости господина посланника.
Вдруг испугалась, что он бросится к ногам… Стремительно встала и чуть не споткнулась, насту-пив на платье.
– Не знаю, должна ли я даже слушать вас…
Анхен совсем смутилась, подошла к окошку. Давешнюю синеву затянуло тучами, поднялся
ветер, подхватывая пыль по улице. На подоконнике, между геранями, в золоченой клетке нахохлился на помрачневший день ученый перепел – подарок Питера. Анхен силилась собраться с
мыслями, но потому ли, что Кенигсек, не шевелясь, глядел ей в спину, – тревожно стучало сердце… «Фу, глупость! С чего бы вдруг?» Было страшно обернуться. И хорошо, что не обернулась: у Кенигсека блестели глаза, будто он только сейчас разглядел эту девушку… Над пышными юбками – тонкий стан, молочной нежности плечи, пепельные, высоко поднятые волосы, затылок
для поцелуев…
Все же он не терял рассудка: «Чуть побольше остроты ума и честолюбия у этой нимфы, – с