со шпагой, – здесь, видимо, можно было поживиться людьми, если припугнуть. Едва ли в такую
глушь заглядывали подьячие или комиссары Бурмистерской палаты, собиравшие двойной оклад
с двуперстно молящихся. Время шло. Солдаты поглядывали на низкое солнце, – с утра ничего
еще не ели. Алексей сердито покашливал в варежку.
Наконец Яким перевалился с той стороны через тын.
– Алексей Иванович, удача: Нектарий здесь…
– Так что же он, чертов кум, ворота не отворяет! Я солдат поморожу.
– Алексей Иванович, здесь народ в моленной заперся. Видишь, какое дело, – знакомца я
здесь встретил – один мужичок новгородский у них сидит на цепи… Он рассказал: паствы человек двести, и есть годные и в солдаты, но взять их будет трудно: старец хочет их сжечь…
Алексей недоверчиво, строго уставился на Якима:
– То есть как сжечь? Кто ему позволил? Не допустим. Люди не его – царские…
– То-то, что он у них в лесах – царь…
– Будет тебе врать! (Хмурясь, Алексей позвал солдат, они неохотно стали подходить, понимали, что дело необыкновенное.) Долго разговаривать не станем. Ребята, ломай ворота…
– Алексей Иванович, надо бы осторожнее. Моленная вплоть обложена ометами, и внутри у
них – солома, смола и бочка с порохом… Лучше я старца как-нибудь вызову. Он и сам понимает
– не шутка двести человек уговорить на такое дело. Ему, Алексей Иванович, уважение окажите, – старичок властный, – полюбовно и сговоритесь…
Алексей оттолкнул болтливого мужика. Подойдя к воротам, попробовал – крепки ли.
– Ребята, неси бревно…
Яким отошел в сторону. Помаргивая, с любопытством глядел – что теперь будет? Солдаты
раскачали бревно, ударили в мерзлые брусья ворот. После третьего удара отдаленное пение раскольников затихло.
.............
– Иди в моленную…
– Не пойду, сказал тебе, отвяжись, – угрюмо повторил бесноватый мужик…
Нектарий вошел со двора, запыхавшись, на бороде – длинные капли воска. Зрачки побе-левших глаз сузились в маковое зерно: не то пугал, вернее, был вне себя. Завопил перехвачен-ным горлом:
– Евдоким, Евдоким, настал Страшный суд… Душу спасай! Один час остался до вечных
мук… Ох, ужас! Бесы-то как в тебе ликуют! Спасайся!
– Да ну тебя в болото! – закричал Евдоким, злобно замотал башкой. – Каки таки бесы?
Сроду их во мне не было. Сам иди ломайся перед дураками…
Нектарий поднял лестовку. Бесноватый мужик, нагнувшись, так поглядел исподлобья, –
старец на минуту изнемог, присел на лавку. Помолчали…
– Ондрюшка где?
– А черт его знает, где твой Ондрюшка…
– Нет, проклятый, нет тебе спасения…
– Ладно уж, не причитывай…
Старец сорвался – поглядеть, не схоронился ли за печью послушник, – страха ради живота
своего… На дворе в это время бухнуло, затрещало.
– Ворота ломают, – осклабясь, сказал мужик.
Нектарий споткнулся, не дойдя до печи, неистово начал дрожать. Парусом раздулась его
мантия, когда поспешил на двор. Оставил дверь настежь.
– Ондрюшка, – позвал мужик, – дверь запри, студено.
Никто не ответил. Он вытащил ерш из стены, ругаясь, пошел, захлопнул дверь.
– Хорошего здесь не жди. Уходить надо.
Заглянул за печку. Там, в щели между стеной и печью, стоял Андрюшка Голиков, – видимо, без памяти, белый. Чуть слышно икал. Евдоким потянул его за руку:
– Умирать, что ли, неохота? Неохота – и не надо: без огня обойдешься… Ключ найди, 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
239
слышь. Куда ключ старик спрятал? Цепь хочу снять. Ондрюшка! Очнись…
.............
Все стояли на коленях. Женщины безмолвно плакали, прижимая детей. Мужчины – кто, уронив волосы, закрыл лицо корявой ладонью, кто безмысленно глядел на огонь свечей. Старец