Едко дымили костры у палаток. Солдаты латали одежонку, спускались по скользкому обрыву к речке – стирать. Казенные башмаки у всех развалились к черту, – хорошо, кто добыл лапти с онучами, другие обматывали ноги тряпьем. Тут и без войны к ноябрю месяцу ляжет половина народу. Конные иногда приводили на аркане чухонца – языка. Обступали, спрашивали его по-русски и по-татарски – как здесь живут? Глупый был народ чухонцы – только моргал коровьими
ресницами. Вели в палатку к Алексею Бровкину – на допрос. Таких языков отпускали редко, –
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
276
связав, отсылали в обоз, продавали за три четвертака, – иных, очень здоровых, и дороже – мар-китантам, а эти перепродавали в Новгород, где сидели приказчики военных поставщиков.
Алексей Бровкин строго вел ротное хозяйство: солдаты его были сыты, – зря не обижал, ел
из солдатского котла, но баловства, оплошностей не спускал: каждый день кричал кто-нибудь, лежа кверху голой задницей под палками у его палатки. Среди ночи просыпался, сам проверял
дозоры. Однажды, неслышно подойдя к лесной опушке, стал слушать: не то дерево поскрипыва-ло, не то скулил зверь какой-то. Негромко окликнул. Смутно виднелся сидевший на пне солдат, – обхватил ствол ружья, прижался головой к железу. Алексей – ему:
– Кто на дозоре?
Солдат вскочил – чуть слышно:
– Это я…
– Кто на дозоре? – гаркнул Алексей.
– Голиков Андрюшка.
– Ты скулил?
Солдат, – странно глядя в лицо:
– Не ведаю…
– Не ведаю! Эх, великопостники…
Побить бы надо его, конечно… Алексею вспомнилось летящее выше леса пламя над рух-нувшей церковкой, над заживо сгоревшими и на озаренном снегу – этот, заламывающий руки.
Тогда Алексей велел его взять вместе с бешеным мужиком и старцем Нектарием. По дороге
Нектарий ушел, – черт его знает как, – ночью, когда стояли под елями, Андрюшка Голиков лежал в санях под рогожей без памяти, не ел, не говорил. В Повенце, в земской избе, когда на допросе пригрозили кнутом, вдруг сорвался: «За что мучите? Уж мучили… Таких мук нет еще…»
– и стал рассказывать все (подьячий не поспевал макать перо), – сорвав подрясник, показал язвы
от побоев. Алексей увидел – это человек не обыкновенный, грамотный, – велел обстричь ему
космы, вымыть в бане, определить в солдаты.
– Разве воину полагается скулить… Нездоров, что ли?
Голиков не отвечал, стоял вытянувшись, прилично. Алексей погрозил тростью, пошел
прочь. Голиков отчаянно:
– Господин капитан…
У Алексея от этого голоса из темноты что-то даже дрогнуло – сам был такой когда-то.
Остановился. Сурово:
– Ну? Что тебе еще?
– В тьме страшно, господин капитан: ночной пустыни боюсь… Хуже смерти – тоска… Зачем нас сюда пригнали?
Алексей так удивился – опять подошел к Голикову:
– Как ты можешь рассуждать, гультяй! За такие речи – знаешь?
– Убейте меня сразу, Алексей Иванович… Сам я себе хуже врага… Так жить – скотина бы
давно сдохла… Мир меня не при– нимает… Все пробовал – и смерть не берет… Бессмыслица…
Возьмите ружье, колите багинетом…
В ответ Алексей, сжав зубы, ударил Андрюшку в ухо, – у того мотнулась голова, но не ахнул даже…
– Подыми шляпу. Надень. В последний раз добром с тобой говорю, беспоповец… У старцев учился!.. Научили тебя уму!.. Ты – солдат. Сказано – идти в поход, – иди. Сказано – умереть, – умри. Почему? Потому так надо. Стой тут до зари… Опять заскулишь, услышу, – остерегись…
Алексей ушел, не оборачиваясь. В палатке прилег на сено. До рассвета было еще далеко.
Промозгло, но ни дождя, ни ветра. Натянул попону на голову. Вздохнул: «Конечно, каждый из
них молчит, а ведь думают… Ox, люди…»
.............
Сутулый солдат, Федька Умойся Грязью, мрачно подавал из ковшика на руки, – Алексей
фыркал в студеную воду, вздрагивал всей кожей. Утро было холодное, на прилегшей траве – си-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
277
зый иней, под ботфортами похрустывала вязкая грязь. Дымы костров поднимались высоко между палатками. Непроспавшийся прапорщик Леопольдус Мирбах, в бараньем кожане, накинутом
поверх галунного кафтана, кричал что-то двум солдатам, – они стояли, испуганно задрав головы.