– Это что за люди?
Чернорясные и попы замахали туловищами. Строгий, сытый иеромонах стал говорить, закатывая зрачки под лоб:
– Не дай запустеть монастырям и храмам божьим, великий государь. Указом твоим велено
с каждого монастыря брать до десяти и более подвод и людей с железными лопатами, сколько
вмочно, и кормы им… И от каждого прихода ставить подводы и людей же… Воистину сие выше
сил человеческих, великий государь… Одною милостыней живем Христа ради…
Петр слушал, держаясь за дверную скобку, – выпучась, оглядывал кланяющихся.
– От всех монастырей челобитчики?
– От всех, – враз бодро ответили монахи. – От всех, от всех, милостивец наш, – клиросны-ми голосами пропели монашки…
– Данилыч, не выпускать никого, поставь караул!..
Войдя в столовую, он велел Ягужинскому рассказывать о конфузии. Не присаживаясь, шагал по низенькой, жаркой комнате, брал со стола соленый огурец, жевал, торопливо переспрашивал. Павел Ягужинский рассказал о потере всей артиллерии, о гибели в Нарове тысячи всадников шереметьевской конницы, о гибели пяти тысяч солдат на разломавшемся мосту, – да более
того убито во время боя, – о сдаче в плен семидесяти девяти генералов и офицеров (в их числе и
раненый Вейде), о злосчастном отступлении войска – без командиров и обозов (остались только
младшие офицеры и унтер-офицеры, и то главным образом в гвардейских полках)…
– Герцог первый сдался? Цезарец-то, герой, сукин сын! И Блюмберг с ним? Алексашка, можешь понять? Брат родной – Блюмберг – ускакал к шведу… Вор, вор! (Изо рта Петра летели
огуречные семечки.) Семьдесят девять предателей! Головин, Долгорукий, Бутурлин Ванька, знал
я, что – дурак… но – вор! Трубецкой, боров гладкий! Как они сдались?..
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
293
– Подъехал к землянке капитан Врангель с кирасирами, наши отдали ему шпаги…
– И ни один, – хотя бы?..
– Которые плакали…
– Плакали! Ерои! Что ж они, – надеются: я после сей кон-фузии буду просить мира?
– Мира просить сейчас – подобно смерти, – негромко сказал Алексашка…
Петр остановился перед слюдяным окошечком, – в глубине низкого свода, расставя ноги, сжимал, разжимал за спиной пальцы.
– Конфузия – урок добрый… Славы не ищем… И еще десять раз разобьют, потом уж мы
одолеем. Данилыч… Город поручаю тебе. Работы начнешь сегодня же – копать рвы, ставить палисады, – шведов дальше Новгорода пустить нельзя, хоть всем умереть… Да скажи, чтоб нашли
и немедля быть здесь Бровкину, Свешникову, которые новгородские купцы из добрых – тоже
пришли бы… А воеводу – отставить… (Вдогонку Алексашке.) Вели выбить в шею со двора.
(Меньшиков торопливо вышел. Петр – Ягужинскому.) Ты ступай найди подвод сотни три, грузи
печеный хлеб, к вечеру выезжай с обозом навстречу войску. Уразумел?
– Будет сделано, господин бомбардир…
– Позови монахов…
Сел напротив двери на лавку, – неприветливый, чистый антихрист. Вошли духовные. И без
того было душно, стало – не продохнуть.
– Вот что, божьи заступники, – сказал Петр, – идите по монастырям и приходам: сегодня
же выйти на работу всем – копать землю. (Иеромонаху, задвигавшему под клобуком густыми
бровями, – угрожающе.) Помолчи, отец… Выйти с железными лопатами и с лошадьми не одним
послушникам, – всем монахам, вплоть до ангельского чина, и всем бабам-черноризкам, и попам, и дьяконам, с попадьями и с дьяконицами… Потрудитесь во славу божью… Помолчи, говорю, иеромонах… Я один за всех помолюсь, на сей случай меня константинопольский патриарх пома-зал… Пошлю поручика по монастырям и церквам: кого найдет без дела – на площадь, к столбу –
пятьдесят батогов… Этот грех тоже на себя возьму. Покуда рвы не выкопаны, палисады не поставлены, службам в церквах не быть, кроме Софийского собора… Ступайте…
Взялся за край лавки, вытянул шею, – на круглых щеках отросшая щетина, усы торчком.
Ох, страшен! Духовные, теснясь задами, улезли в дверцу. Петр крикнул:
– Кто там в сенях, – снять караул!..
Налил чарку водки и опять заходил… Немного времени спустя бухнула дверь с улицы. В
сенях – вполголоса: «Где сам-то? Грозен? Ох, дела, дела…»
Вошли Бровкин, Свешников и пятеро новгородских купчиков, – эти мяли шапки, испуганно мигали. Петр не позволил целовать руки, сам весело брал за плечи, целовал в лоб, Бровкина –
в губы:
– Здорово, Иван Артемич, здорово, Алексей Иванович! (Новгородским.) Здравствуйте, степенные… Садитесь… Видишь, закуски, вино – на столе, хозяина велел прогнать. Ах, как меня