100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
295
подумаем… Ай – чего надумаем…
– Будет тебе пустое молоть… Сам знаешь… О чем?..
Федор Юрьевич не сразу ответил, – сел, распахнул шубу (старику в такой духоте трудно
было дышать), цветным платком вытер лицо.
– Может, и не пустое пришел я молоть… Как знать, как знать…
Петр, сам не слыша своего голоса, так вдруг громко начал кричать, что за стеной в темной
тронной зале часовой уронил ружье с испугу.
– В Бурмистерской палате толстосумы рассуждать стали: под Нарвой-де мы себя показали, воевать со шведом не можем… Мириться надо… В глаза мне не глядят… Я с ними вот как говорил… (Взял Федора Юрьевича за грудь, за кафтан, тряхнул.) Плачут: «Вели нам хоть на плаху, великий государь, а денег нет, оскудели…» О чем я думаю!.. Деньги нужны! Сутки думаю – где
взять? (Отпустил его.) Ну? Дядя…
– Слушаю, Петр Алексеевич, мое слово потом будет.
Петр прищурился: «Гм!..» Походил, косясь на князя-кесаря, – и уже голосом полегче:
– Медь нужна… Лишние колокола – пустой трезвон, без него обойдутся, – колокола снимем, перельем… Акинфий Демидов с Урала пишет: чугуна пятьдесят тысяч пудов в болванках к
весне будет… Но – деньги! Опять с посадских, с мужиков тянуть? Много ли вытянешь? Им и так
дышать нечем, да и раньше года дани не собрать… А ведь есть золото и серебро, есть оно, – лежит втуне… (Петр Алексеевич еще не выговорил, а уж у Федора Юрьевича глаза стали пучиться, как у рака.) Знаю, что ответишь, дядя. За тобой поэтому и не посылал… Но эти деньги я возьму…
– Монастырской казны трогать сейчас нельзя, Петр Алексеевич…
Петр крикнул петушиным голосом:
– Почему?
– Не тот час… Сегодня – опасно… Я уж тебе и не говорю, каких людей ко мне едва не
каждый день таскают… (Толстые пальцы Федора Юрьевича, лежавшие на колене, начали беспокойно шевелиться.) Московское купечество – верные твои слуги покуда… Что ж, испугались
Нарвы… Всякий испугается… Поговорят, да и перестанут, – война им в выгоду… И денег дадут, только не горячись… А тронь сейчас монастыри, оплот-то их… На всех площадях юродивые закричат, что намедни-то Гришка Талицкий кричал на базаре с крыши. Знаешь? Ну, то-то… Мона-стырскую казну надо брать исподволь, без шума…
– Хитришь, дядя…
– А я – стар, чего мне хитрить…
– Деньги немедля нужны – хоть разбоем добыть…
– А много ли тебе?
Федор Юрьевич спросил и чуть усмехнулся. Петр опять, – «гм», пробежался по спаленке, закурил у свечи, пустил клуб другой и выговорил твердо:
– Два миллиона.
– А поменьше нельзя?
Петр сейчас же присел перед ним, стал трясти князя за колени:
– Будет тебе томить… Давай так, – монастыри я покуда не трону… Ладно? Есть деньги?
Много?
– Завтра посмотрим…
– Сейчас… Поедем…
Федор Юрьевич взял шапку, тяжело поднялся:
– Ну, бог с тобой… Если уж нужда крайняя… (По-медвежьему заковылял к двери.) Только
никого с собой не бери, одни поедем…
.............
На Спасской башне прозвонило – час, кожаная карета князя-кесаря въехала в Кремль, по-крутилась по темным узким переулкам между старыми домами приказов и стала у приземистого
кирпичного здания. На ступеньке низенького крыльца стоял фонарь. Привалясь к железной двери, храпел человек в тулупе. Князь-кесарь, вылезая из кареты вслед за Петром Алексеевичем, 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
296
поднял фонарь (сальная свеча, наплыв, коптила), ногой ткнул в лапоть, торчащий из тулупа. Человек – спросонок: «Чово ты, чово?» – приподнялся, отогнул край бараньего воротника, узнал, вскочил.
Князь-кесарь, отстранив его от двери, отомкнул замок своим ключом, пропустил Петра, вошел сам и дверь за собой запер. Дер-жа высоко фонарь, пошел вперевалку через холодные и
через теплые сени в низенькую, сводчатую, с облупившимися стенами палату приказа Тайных
дел, учрежденного еще царем Алексеем Михайловичем. Здесь пахло пылью, сухой плесенью, мышами. Два решетчатых окошечка затянуты паутиной. Приотворилась дверь, со страхом про-сунулась стариковская голова внутреннего, доверенного, сторожа:
– Кто здесь? Что за люди?
– Подай свечу, Митрич, – сказал ему князь-кесарь.