Алексей Толстой: «Петр Первый»
315
– Ну, как, все-таки…
Меньшиков присел на вощеном полу у камина, отворачивая лицо, мешал горящие поленья.
Ветер завывал в трубе, гремел жестяной крышей. Снегом кидало в стекла высокого окна. Колебались огоньки двух восковых свечей на столе. Петр курил, пил вино, салфеткой вытирал красное лицо, мокрые волосы. Он только что вернулся из Тулы – с заводов – и, не заезжая в Преображенское, – прямо к Меньшикову, в баню. Парился часа три. В Алексашкином надушенном
белье, в шелковом его кафтане, – без шейного платка – с открытой грудью, – сел ужинать (велел, чтобы никого в малой столовой не было, даже слуг), расспрашивал про разные пустячные дела, посмеивался. И вдруг спросил про Катерину (с того разговора в карете о ней помянул в первый
раз).
– Жениться, Петр Алексеевич, с моим худым родишком да на пленной… Не знаю… (Копал
кочергой, сыпал искрами.) Сватают мне Арсеньеву Авдотью. Род древний, из Золотой Орды…
Все-таки – покроет пироги-то мои. Постоянно у меня во дворце иностранцы, – спрашивают первым делом, на ком женат, какой мой титл? Наши-то – толстозадые, великородные – им и рады
нашептывать: он-де с улицы взят…
– Правильно, – сказал Петр. Вытерся салфеткой. Глаза у него блестели.
– Мне бы хоть графа какого получить – титл. – Алексаш-ка бросил кочергу. Загородил
огонь медной сеткой, вернулся к столу. – Метель, ужас. Тебе, мин херц, думать нечего – ехать
домой.
– Я и не собираюсь.
Меньшиков взялся за рюмку, – задрожала в руке. Сидел, не поднимая глаз.
– Этот разговор не я начал, а ты его начал, – сказал Петр. – Поди ее позови…
Алексашка побледнел. Сильным движением поднялся. Вышел.
Петр сидел, покачивая ногой. В доме было тихо, только выла метель на больших чердаках.
Петр слушал, подняв брови. Нога покачивалась, как заводная. Снова шаги, – быстрые, сердитые.
Алексашка, вернувшись, стал в открытой двери, кусал губы:
– Сейчас – идет.
У Петра поджались уши, – услышал: в тишине дома, казалось, весело, беспечно летели
легкие женские ноги на пристукивающих каблучках.
– Входи, не бойся. – Алексашка пропустил в дверь Катерину. Она чуть прищурилась, – из
темноты коридора на свет свечей. Будто спрашивая, – взглянула на Алексашку (была ему по
плечо, черноволосая, с подвижными бровями), тем же легким шагом, без робости, подошла к
Петру, присела низко, взяла, как вещь, его большую руку, лежавшую на столе, поцеловала. Он
почувствовал теплоту ее губ и холодок ровных белых зубов. Заложила руки под белый передни-чек, – остановилась перед креслом Петра. Под ее юбками ноги, так легко принесшие ее сюда, были слегка расставлены. Глядела в глаза ясно, весело.
– Садись, Катерина.
Она ответила по-русски – ломано, но таким приятным голосом, – ему сразу стало тепло от
камина, уютно от завывания ветра, разжались уши, бросил мотать ногой. Она ответила:
– Сяду, спасибо. – Сейчас же присела на кончик стула, все еще держа руки на животе под
передником.
– Вино пьешь?
– Пью, спасибо.
– Живешь не плохо в неволе-то?
– Не плохо, спасибо…
Алексашка хмуро подошел, налил всем троим вина:
– Что заладила одно: спасибо да спасибо. Расскажи чего-нибудь.
– Как я буду говорить, – они не простой человек.
Она выпростала руки из-под передничка, взяла рюмку, быстроглазо улыбнулась Петру:
– Они сами знают – какой начать разговор…
Петр засмеялся. Давно так по-доброму не смеялся. Начал спрашивать Катерину – откуда
она, где жила, как попала в плен? Отвечая, она глубже уселась на стуле, положила голые локти
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
316