И царевны пошли с фавориткиного двора прочь.
В ту пору захотелось им кушать. Они велели карете остановиться у одного дома, где им
было видно через открытые окошки, как веселятся гости, – там жена сержанта Данилы Юдина, 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
322
бывшего в ту пору в Ливонии, на войне, родила двойню, и у нее крестили. Царевны вошли в дом
и напросились кушать, и им был оказан почет.
Часа через три, когда они отъехали от сержантовой жены, шедший по дороге аглицкий купец Вильям Пиль узнал их в карете, они остановились и спросили его, – не хочет ли он угостить
их обедом? Вильям Пиль подбросил вверх шляпу и сказал весело: «Со всем отменным удовольствием». Царевны поехали к нему, кушали и пили аглицкую водку и пиво. А за час до вечера, отъехав от Пиля, стали кататься по слободе, заглядывая в освещенные окошки. Екатерина желала еще куда-нибудь напроситься поужинать, а Марья ее удерживала. Так они прохлаждались до-темна.
5
Карета Натальи вскачь неслась по Немецкой слободе мимо деревянных домиков, искусно
выкрашенных под кирпич, призе-мистых, длинных купеческих амбаров с воротами, окованными
железом, мимо забавно подстриженных деревцев в палисадниках; повсюду – поперек к улице –
висели размалеванные вывески, в лавочках распахнуты двери, увешанные всяким товаром.
Наталья сидела, поджав губы, ни на кого не глядя, как кукла, – в рогатом венце, в накинутом на
плечи летнике. Ей кланялись толстяки, в подтяжках и вязаных колпаках; степенные женщины в
соломенных шляпах указывали детям на ее карету; с дороги отскакивал какой-нибудь щеголь в
растопыренном на боках кафтане и прикрывался шляпой от пыли; Наталья чуть не плакала от
стыда, хорошо понимая, как Машка и Катька насмешили всю слободу и все, конечно – голланд-ки, швейцарки, англичанки, немки, – судачат про то, что у царя Петра сестры – варварки, голодные попрошайки.
Открытую карету сестер она увидела в кривом переулке около полосатых – красных с желтым – ворот двора прусского посланника Кейзерлинга, про которого говорили, что он хочет жениться на Анне Монс и только все еще побаивается Петра Алексеевича. Наталья застучала
перстнями в переднее стекло, кучер обернул смоляную бороду, надрывающе закричал: «Тпррр-ру, голуби!» Серые лошади остановились, тяжело поводя боками. Наталья сказала ближней боярыне:
– Ступай, Василиса Матвеевна, скажи немецкому посланнику, что, мол, Екатерина Алексеевна и Марья Алексеевна мне весьма надобны… Да им не давай куска проглотить, уводи хоть
силой!..
Василиса Мясная, тихо охая, полезла из кареты. Наталья откинулась, стала ждать, хрустя
пальцами. Скоро с крыльца сбежал посланник Кейзерлинг, худенький, маленький, с телячьими
ресницами; прижимая наспех схваченные шляпу и трость к груди, кланялся на каждой ступеньке, вывертывая ноги в красных чулках, умильно вытягивал острый носик, молил царевну пожаловать зайти к нему испить холодного пива.
– Недосуг! – жестко ответила Наталья. – Да и не стану я у тебя пиво пить… Стыдными делами занимаешься, батюшка… (И не давая ему раскрыть рта.) Ступай, ступай, вышли мне царевен поскорее…
Екатерина Алексеевна и Марья Алексеевна вышли наконец из дома, как две копны – в широких платьях с подхватами и оборками, круглые лица у обеих – испуганные, глупые, нарумя-ненные, вместо своих волос – вороные, высоко вскрученные парики, увешанные бусами (Наталья даже застонала сквозь зубы). Царевны жмурили на солнце заплывшие глаза, позади боярыня
Мясная шипела: «Не срамитесь вы, скорее садитесь к ней в карету». Кей-зерлинг с поклонами
открыл дверцу. Царевны, забыв и проститься с ним, полезли и едва уместились на скамейке, напротив Натальи. Карета, пыля красными колесами и поваливаясь на стороны, помчалась через
пустырь на Покровку.
Всю дорогу Наталья молчала, царевны удивленно обмахивались платочками. И только
войдя к ним наверх в горницу и приказав запереть двери, Наталья высказалась:
– Вы что же, бесстыжие, с ума совсем попятились или в монастырское заточение захотели?
Мало вам славы по Москве? Понадобилось вам еще передо всем светом срамиться! Да кто вас
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
323
научил к посланникам ездить? В зеркало поглядитесь, – от сытости щеки лопаются, еще им голландских да немецких разносолов захотелось! Да как у вас ума хватило пойти кланяться в дву-стах рублях к скверной женке Анне Монсовой? Она-то довольна, что выгнала вас, попрошаек, –
Кейзерлинг об этом непременно письмо настрочит прусскому королю, а король по всей Европе
растрезвонит! Сахарницу хотели обворовать, – хотели, не отпирайтесь! Хорошо, она догадалась, вам без денег не отдала. Господи, да что же теперь государь-то скажет? Как ему теперь поступить с вами, коровищами? Остричь, да на реку на Печору, в Пустозерск…
Не снимая венца и летника, Наталья ходила по горнице, сжимая в волнении руки, меча горящие взоры на Катьку и Машку, – они сначала стояли, потом, не владея ногами, сели: носы у
них покраснели, толстые лица тряслись, надувались воплем, но голоса подавать им было страшно.
– Государь сверх сил из пучины нас тянет, – говорила Наталья. – Недоспит, недоест, сам
доски пилит, сам гвозди вбивает, под пулями, ядрами ходит, только чтоб из нас людей сделать…
Враги его того и ждут – обесславить да погубить. А эти! Да ни один лютый враг того не догада-ется, что вы сделали… Да никогда я не поверю, я дознаюсь – кто вас надоумил в Немецкую слободу ездить… Вы – девки старые, неповоротливые…
Тут Катька и Машка, распустив вспухшие губы, залились слезами.
– Никто нас не надоумил, – провыла Катька, – провалиться нам сквозь землю…
Наталья ей крикнула: