– Ах, обидно!.. Малость тут попортили сгоряча… – Он ука-зал тростью на то место, где
Фонтанка вытекала из Невы. – Какая была першпектива перед моими окнами, – бор стоял стеной, там бы плезир поставить для летнего удовольствия… Вырубили! Вот, черт, всегда так… Ну, что ж, пойдемте ко мне, чего-нибудь соберем, выпьем…
– Господин генерал-губернатор, – сказал Алексей, – взгляните – сверху по Неве что-то
много саней идет… Уж не государь ли?
Александр Данилович только взглянул: «Он!» – и спохватился. Братья Бровкины тотчас
побежали в разные стороны с приказами, сам он поспешил к дому, громким голосом зовя людей.
И через небольшое время опять стоял на берегу, на мостках, – в одном преображенском мунди-ре, с огромными – шитыми золотом – красными обшлагами, с шелковым шарфом через плечо, при шпаге – той самой, с которой в позапрошлом году лез на абордаж на борт шведского фрегата
в невском устье.
По вздувшемуся льду Невы, на которую и смотреть-то было страшно, приближался далеко
растянувшийся обоз. Полсотни драгун начали бодрить заморенных лошадей и поскакали к берегу, – в спасенье полыньи. За ними по сплошной воде повернул тяжелый кожаный возок и остановился у мостков. Едва только из глубины возка, из-за медвежьих одеял, высунулась длинная
нога в ботфорте, – около генерал-губернаторского дома ударили две пушки. Вслед за ботфортом
протянулись два тулупьих рукава, из них выпростались пальцы с крепкими ногтями, ухватились
за кожаный фартук возка, и оттуда был низковатый голос:
– Данилыч, помоги, вот, черт, – не вылезу…
Александр Данилович прыгнул с мостков по колена в воду и потащил Петра Алексеевича.
В это время все бастионы Петропавловской крепости блеснули огнями, окутались дымом, покатился грохот по Неве. У царского домика на мачту пополз штандарт.
Петр Алексеевич вылез на мостки, потянулся, распрямился, сдвинул на затылок меховой
колпак и – первое – взглянул на Данилыча, на его покрасневшее от радости длинное лицо, пры-гающие брови. Взял его рукой за щеки„, сжал:
– Здравствуй, камрад… Не изволил ко мне приехать, а я ждал… Ну, вот – сам приехал…
Тащи с меня тулуп. Дорога дрянная, пониже Шлиссельбурга едва не потонул, всего уваляло на
ухабах, в ноге – мурашки…
Петр Алексеевич остался в суконном кафтанчике на беличьем меху; подставляя ветру
круглое небритое лицо со взъерошенными усами, начал глядеть на крутящиеся весенние облака, на быстрые тени, пролетающие по лужам и полыньям, на яростное – сквозь прорывы облаков –
бездремное солнце за Васильевским островом; у него раздулись ноздри, с боков маленького рта
появились ямочки.
– Парадиз! – сказал. – Ей-ей, Данилыч, парадиз, земной рай… Морем пахнет…
По площади, разбрызгивая лужи, бежали люди. Позади бегущих тяжело ударяли башмаками, шли в линию преображенцы и семеновцы в зеленых узких кафтанах, в белых гетрах, держали ружья с багинетами перед собой.
3
–…в Варшаве у кардинала Радзеевского за столом он говорил: в Неву ни единой скорлупы
не пропущу, пусть московиты и не надеются сидеть у моря… А покончу с Августом – мне
Санктпитербурх, как вишневую косточку разгрызть и выплюнуть…
– Ну и дурак же он, бодлива мать! – Александр Данилович голый сидел на лавке и мылил
голову. – Съехаться мне с ним на поле – я бы этому ерою показал вишневую косточку…
– И еще говорил: в Архангельск ни единого аглицкого корабля не пропущу, у московских
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
331
купцов товар пускай гниет в амбарах.
– А товар-то у нас не гниет, мин херц, а?
– Тридцать два аглицких корабля, собравшись в караван, с четырьмя охранными фрегата-ми, с божьей помощью без потерь, приплыли в Архангельск, привезли железо, и сталь, и пушечную медь, и табак в бочках, и многое другое, чего нам ненадобно, а купить пришлось.
– Ну что ж, мин херц, в убытке не останемся… Им тоже надо иметь удовольствие, – с отвагой плыли… Квасом хочешь поддать? Нартов! – закричал Александр Данилович, шлепая по
мокрому свежеструганому полу к низенькой двери в предбанник. – Что ты там – угорел, Нартов?
Возьми кувшин с квасом, поддай хорошенько…
Петр Алексеевич лежал на полке под самым потолком, подняв худые колени – помахивал
на себя веником. Денщик Нартов уже два раза его парил и обливал ледяной водой, и сейчас он
нежился. В баню пошел сразу же по приезде, чтобы потом со всем вкусом поужинать. Банька
была из липового леса, легкая. Петру Алексеевичу не хотелось отсюда уходить, хотя вот уже два
часа в столовой генерал-губернатора томились гости в ожидании царского выхода и стола.
Нартов открыл медную дверцу в печи, отскочив в сторону, плеснул ковш квасу глубоко на